Моника Кристенсен - Голландская могила

Они заглянули во все домики. Ледники осмотрели с воздуха и прочесали пешком. Изучили все наиболее очевидные пути сообщения между Лонгиером и Ню-Олесунном. Они обсудили все предположения по поводу того, куда голландец мог отправиться из Лонгиера.

Спустя четырнадцать дней результаты по-прежнему были скромными. Ниточки, которые, как вначале казалось, могли вывести следствие к разгадке, оборвались. Следы Мартена Йооста на Шпицбергене опять затерялись.

Формально за работу на борту «Полярного движения» отвечала Анна Лиза Исаксен. Однако и она, и другие молча соглашались с тем, что стратегию определяет Люнд Хаген, так что, когда они подошли к северной оконечности Земли Принца Карла, именно ему предстояло решить, стоит ли им продолжать поиски.

На совещании перед ужином он встал, кратко рассказал о поисковой операции, поблагодарил всех за работу и сообщил, что ночью судно развернётся и возьмёт курс на Лонгиер. Из-за отсутствия результатов они не могут больше тратить так много средств на поиски. Кнут Фьель, сидевший позади всех остальных, почувствовал, как его накрывает ледяная волна разочарования.

Самой северной оконечности Земли Принца Карла «Полярное движение» достигло поздно ночью. С ясного неба светило полуночное солнце. Никто из полицейских и не думал ложиться спать. Они понимали, что сейчас, возможно, решается дальнейшая судьба расследования. На капитанском мостике было тесно. Штурман терпеливо ходил от одного борта к другому, изредка прося пассажиров подвинуться.

Кнут стоял в штурманской рубке и разглядывал карты, а затем увидел Анну Лизу и подозвал её к себе. Он показал на маленькую чёрную точку на карте:

– А там мы были?

– Понятия не имею. Но, скорее всего, были.

– Это же совсем близко. Может, заглянем туда? Просто на всякий случай?

Избушка, стоявшая на другом берегу пролива, была известна под названием «Райский уголок», потому что находилась посреди бесконечной каменистой тундры и служила местом отдыха для усталых и замёрзших лыжников и любителей погонять на снегоходе. Если смотреть из неё на другой берег, то видно было Землю Принца Карла и Птичий мыс с высокой тёмной скалой у выхода в открытое море. Место было красивым, но добирались до него немногие – и до Лонгиера, и до Ню-Олесунна отсюда было неблизко.

Тведту захотелось напоследок взглянуть на могилу, в которой обнаружили голову, и Андреассен и Исаксен, ещё не успевшие побывать на кладбище, составили ему компанию. Они уселись в вертолёт и всего за пару минут до полуночи вылетели на Птичий мыс. Осмотрев могилу, они должны были сесть в ожидавший их вертолёт и вернуться на судно.

Люнд Хаген полагал, что можно разворачиваться и возвращаться в Лонгиер. Нет смысла тратить время – возможно, несколько часов – впустую и дожидаться вертолёта, думал он. Кнут попытался переубедить его: за это время можно спустить на воду резиновую лодку и доплыть до «Райского уголка».

– Это быстро. Как раз и вертолёта дождёмся.

– Люди из Ню-Олесунна там уже побывали.

– Скорее всего, да. Но мы просто заглянем – на всякий случай.

– Говорю же – мы только время потеряем. Этот домик есть в списке мест, осмотренных, когда мы были в Ню-Олесунне. Тведт, Андреассен и Хьелль Лоде плавали туда на резиновой лодке третьего июля. И ничего связанного с убийством там не нашли. Вот, смотри – здесь написано, что зимой туда забрался белый медведь. Он сломал дверь и разбил несколько окон, так что домик пару недель продувался со всех сторон.

– Да, но там искали следы крови или что-то ещё, связанное с убийством. А запчасти от снегохода? Старый ремень от вариатора или использованные свечи, например? От старого «Полариса»…

Люнд Хаген потёр лоб. В конце концов, могут постоять на якоре здесь, у Птичьего мыса, и ещё несколько часов – ничего страшного от этого не случится. Но самому ему плыть не хотелось. Не хотелось натягивать спасательный костюм, который с каждым днём словно уменьшался в размерах. И ещё ему все сложнее было спускаться по трапу в шлюпку.

– Спроси Карлсена – пусть поедет с тобой. И возьмите оружие. Сейчас, конечно, лето, но на белого медведя запросто можно нарваться.

Спустя полчаса резиновая шлюпка пристала к берегу возле «Райского уголка». На борту было трое – Мелум тоже захотел присоединиться.

Отсутствовали они несколько часов. Вертолёт вернулся задолго до них. Мелум и Кнут сразу же разошлись по каютам, а Карлсен, насупившись и тяжело ступая, поднялся в рубку, где Люнд Хаген дожидался отчёта, хотя было ещё совсем рано.

– Ну что?

– Не знаю. Может, мы что-то и нашли.

– Что-то, чего Тведт не заметил? Маловероятно.

– Избушка в плохом состоянии. Медведь выломал двери в дровяном сарае и туалете. На окнах сорваны ставни. Там раньше возле дома стояло старое кресло – уж не знаю почему, – так вот медведь его в клочки разодрал. Ну, в общем, можешь сам представить. В такой неразберихе сложно искать следы.

– Но вы что-то нашли?

– Говорю же – не знаю. Мы нашли гостевой дневник. Совершенно обычный, но от сырости он почти истлел. Там всего страниц пятьдесят в этой тетрадке. Некоторые вырваны, и поэтому оставшиеся тоже вываливаются – раньше они все скреплены были, – Карлсен умолк и выглянул в окно на мостик.

Матросы уже подняли на борт резиновую лодку и теперь закрепляли её на носу. Люнд Хаген молча встал рядом.

– Эта тетрадка валялась на одной из коек. Тведт, безусловно, её видел. Последние записи сделаны в апреле и мае. Но они очень короткие. Народ из Ню-Олесунна. Девчонки из Лонгиера, которые добрались до избушки на лыжах и, судя по всему, неплохо отпраздновали этот подвиг. И никаких записей в марте.

– Ясно.

– Я просмотрел тетрадку, но ничего интересного не нашёл, поэтому положил её на стол и пошёл помогать Кнуту с Яном.

Люнд Хаген огляделся:

– А кстати, куда они подевались?

– Они, похоже, слегка расстроились, ведь никаких следов старого снегохода там не обнаружили. Кнут был уверен, что его бросили неподалёку от Птичьего мыса. И в этом случае вполне логичным было бы спрятать его возле этой избушки.

– Но ты сказал, что нашёл что-то интересное в гостевой книге?

– Да, сейчас расскажу. Кнут с Яном долго копались, и поэтому я начал опять просматривать записи. Прошлым летом в избушку заходили пассажиры с круизного судна. От них остались записи на разных языках – английском, немецком, итальянском и, кажется, японском. Ещё они сделали рисунки и даже фотографии вклеили. Ну, знаешь, такие записи делают те, кому кажется, что через несколько лет они вернутся и увидят привет от самого себя. От прошлой осени записей нет. Затем, перед девушками из Лонгиера, которые оставили в апреле длиннющее послание, я обнаружил страницу, написанную совершенно невнятно и неразборчивым почерком. Даты там нет, но я сначала решил, что эту запись тоже сделал турист с того круизного судна. Язык был похож на немецкий. Но потом я подумал, что это вполне может быть и голландский. Следующая страница была вообще нечитаемой, слова написаны карандашом и почти совсем размыты. Дальше страница отсутствует. А затем длинная запись от лонгиерских лыжниц, – Карлсен говорил тихо, почти извиняясь. – Знаю – это может показаться надуманным. Но что, если первым после туристов с круизного судна в избушке побывал Мартен Йоост?