Моника Кристенсен - Голландская могила

Мелум начал совещание, кратко перечислив успехи и неудачи следствия. Как и ожидал Хаген, сделано это было быстро и чётко.

– Тело не найдено, несмотря на тщательные поиски на Птичьем мысу и в окрестностях Ню-Олесунна. Основываясь на криминалистическом осмотре головы и благодаря прекрасной работе одного сотрудника, который окончательно не выздоровел… – Мелум улыбнулся Кнуту, и тот шутливо раскланялся под тихие смешки всех остальных, – личность жертвы была установлена. Мы начали составлять представление об образе убитого, однако не обнаружили ни врагов, ни потенциальных убийц в его семье и окружении. И мы пока не нашли тех жителей Шпицбергена, с кем общался убитый.

Сидевший дальше всех губернатор Берг зашуршал бумагами, но встревать не стал, так что Мелум продолжал:

– Осмотр головы не позволяет окончательно установить ни причину смерти, ни была ли жертва уже мертва, когда голову отделили от тела. Ориентировочно убийство произошло в середине марта, но могло произойти как намного раньше, так и намного позже. Собранные на Птичьем мысу образцы новой информации по делу не дали. Обширные поиски в Ню-Олесунне также успехом не увенчались.

Губы Люнда Хагена тронула слабая улыбка, но Мелум, не догадавшийся, что старший следователь раскусил его, продолжал расставлять ловушки.

– В ходе дознаний в Ню-Олесунне особо важных сведений мы не получили. Однако одна из пассажирок, Ада Хемминг, в конце концов вспомнила, что заметила в гробу, где нашли голову, небольшой металлический предмет. Провёденный впоследствии анализ снимков показал, что металлический предмет – который, вероятнее всего, представляет собой обломок ножа с широким лезвием – виден также на фотографиях, сделанных одним из пассажиров. А вот на снимках редактора Опедала из «Свалбардпостен» он отсутствует. Опедал сделал снимки спустя примерно сутки после того, как пассажиры нашли голову. Во время осмотра места происшествия, проведённого через три дня, этого металлического предмета мы не обнаружили.

Мелум кашлянул и отхлебнул кофе.

– У нас также имеются сведения, предоставленные нидерландской уголовной полицией. Особенно интересен список номеров, по которым звонили с мобильника, принадлежавшего убитому. Последний звонок сделан седьмого марта. Не исключено, что и убили его именно в этот день. Но возможно также, что примерно в это время он покинул Лонгиер, единственный город, где есть мобильная связь. – Мелум опустил глаза, перелистнул лежавшие перед ним записи и добавил, словно вдруг вспомнив: – Перед этим, то есть до шестого марта, убитый трижды звонил по телефону. Он звонил на нидерландскую исследовательскую станцию в Ню-Олесунне. Здесь возникает вопрос, были ли у него там друзья. Он звонил в одну компанию тут, в Лонгиере. Она называется «Полярная логистика». Что ему было от них нужно? А кроме того, он звонил в редакцию «Свалбардпостен».

В расставленную Мелумом ловушку угодил Карлсен:

– Допустим, что Ада Хемминг говорит правду. На сделанных Опедалом снимках с места происшествия обломка ножа не видно. Но Опедал сам признался, что сдвигал доски и щепки. Значит, можно предположить, что обломок тоже убрал Опедал. А сейчас мы узнаём, что убитый звонил Опедалу всего за несколько дней до предполагаемой даты убийства. Разве не Опедал при таком раскладе должен стать главным подозреваемым?

– Ты полагаешь? – Мелум опустился на стул.

– Но это же очевидно! – губернатор Берг даже раскраснелся. – Опедала надо допросить. Причём сейчас же!

– А мотив? – тихо спросил Кнут. – Зачем редактору «Свалбардпостен» убивать случайного голландского туриста?

На секунду окружающим показалось, будто губернатор Берг собирается ответить, но тот лишь закрыл – или даже почти захлопнул – рот.

– Давайте сперва изучим данные, а потом уже разберёмся с тем, кому присвоить статус подозреваемого. Сначала проверим эти три телефонных звонка. И посмотрим, куда это нас приведёт, – Люнд Хаген старался со всей осторожностью обращаться с местными начальниками полиции и ленсманами.

Поехать в редакцию местной газеты выпало Карлсену и Андреассену. Там их встретил довольный и любезный Опедал, видимо, не подозревающий о подстерегающей его опасности. Не успели полицейские открыть рот, как редактор уже с гордостью показывал им главный материал в свежем номере «Свалбардпостен» – обращение к жителям Лонгиера с просьбой предоствить информацию о перемещениях Мартена Йооста в начале марта.

Когда Опедала спросили о телефонном звонке во вторник шестого марта, он слегка удивился.

– Я с ним не разговаривал, – сказал он, – уж это я бы запомнил. Подождите, спрошу нашу журналистку.

Он вышел и вернулся в сопровождении невысокой полной женщины. Когда полицейские только вошли в редакцию, она сидела в приёмной. Хотя по должности она и являлась журналистом, но на самом деле выполняла самые разные обязанности – отвечала на звонки, принимала заказы на подписку и размещение рекламы, встречала посетителей и помогала с рассылкой газет и счетов.

Тот мартовский звонок ей хорошо запомнился, но она, конечно же, не знала, что разговаривала с жертвой этого нашумевшего убийства.

– Надо же, так странно, – сказала она, – так это он звонил, подумать только! Бедняга…

– Вы помните, чего он хотел? – Андреассен взял на себя вопросы, а Карлсен прошёлся по кабинету. Он быстро просматривал валявшиеся вокруг бумаги и с интересом разглядывал вставленные в рамки страницы «Свалбардпостен», которыми были увешаны все стены.

– Сюда нечасто иностранцы звонят – во всяком случае, зимой. Его интересовало объявление о продаже снегохода. Само объявление ему перевели, и он пытался позвонить по указанному номеру, но там никто не отвечал.

– Вы не помните, кто дал это объявление?

– Конечно, помню. Его дал электрик, который раньше работал здесь, в Лонгиере. Но этот снегоход он продал ещё в начале зимы, а сам уехал на материк. И было это задолго до того, как позвонил голландец. Всё это я ему и рассказала. Мне показалось, что они с электриком незнакомы и что ему просто хотелось купить снегоход.

Опедал улыбнулся полицейским:

– Да-да, уж я-то точно с ним не разговаривал.

Проверка телефонного номера в Ню-Олесунне тоже не дала результатов. По словам начальника «Кингс Бей», нидерландская исследовательская станция работала только летом. Люди там появлялись не раньше конца мая. На тот момент, когда убитый звонил на станцию, там было пусто, двери заперты, а само здание превратилось в один большой сугроб.

Звонок переключили на офис «Кингс Бей», и этот разговор секретарь запомнила. Звонивший спросил, можно ли ему пожить на станции, пусть даже тогда голландских учёных там нет.