Моника Кристенсен - Голландская могила

Кнут потёр глаза. В избушке стало так темно, что лица губернатора он больше не видел. Одна свечка уже давно погасла, а вторая почти догорела. Сидя здесь, в темноте, в одной комнате с этим человеком, он ощутил животный страх. К счастью, губернатор поднялся, взял новую свечку и воткнул её в бутылку вместо догоревшей.

– У меня не осталось больше сил. Голова всё ещё лежала в сумке. Я зашёл в избушку и сварил кофе. Постепенно в голове у меня прояснилось. Я вдруг вспомнил про старые голландские могилы. Я допил кофе и уничтожил следы, по которым можно было бы догадаться, что я там побывал. И поехал к могилам. Теперь ты и сам хорошо знаешь это место. Никакой естественной защиты там нет, и берег со всех сторон обдувается ветрами, так что даже снега на земле не остаётся. Я решил вскрыть одну из могил, но это оказалось вовсе не так просто. Крышка была накрепко приколочена. Я вытащил нож и расшатал крышку с краю, выломал верхнюю доску и положил в гроб голову. К сожалению, я сломал кончик ножа, но в тот момент я даже и внимания на это не обратил. Ну, ты и сам наверняка догадался, что обломок ножа я забрал оттуда в июне, когда мы приезжали туда вместе с полицейскими. Я положил крышку на место и уехал оттуда – на этот раз прямо в Лонгиер. Около семи я уже был дома. Кажется, я никогда в жизни так не уставал. Я лёг и проспал до следующего вечера.

– Но ведь голову нашли! Зачем вы положили её в гроб – ведь там её так легко было обнаружить?

– Легко?! Легко?! Хотя теперь, после всего, что случилось, ты, пожалуй, прав… Но если бы всё шло по плану, то голова пролежала бы там не одну сотню лет, а потом от неё остался бы один череп. Пассажиры «Белого медведя» зря туда сунулись. Люди, которые шарят по чужим могилам! Какое неуважение… Ведь этому кладбищу более двухсот лет. И мы лишь просим этих безмозглых туристов держаться подальше от могил! Но они даже и до закрытых могил добрались!

По мере того как рассказ приближался к концу, губернатору, похоже, становилось легче. Он подошёл к небольшому шкафчику и достал оттуда пару консервных банок.

– Ну вот, теперь мне намного легче! Как приятно рассказать обо всём тому, кому доверяешь. Кнут, а может, позавтракаем? Хочешь тушенки с бобами? И хлебцы? Не переживай, уж эти-то продукты свежие. Произведены в этом году, – он полез в ящик за консервным ножом. – Сколько же времени? Скоро утро. Мне кажется, в больнице тебя вот-вот хватятся. Будут думать, куда же ты подевался… А ты всего лишь в гости поехал. Ко мне.

Губернатор Берг достал сковородку, выложил на неё содержимое консервных банок и поставил на печь. Он наклонился и подкинул в топку угля. По комнате пополз аппетитный аромат растопленного масла и жареного мяса. Берг поставил на стол две тарелки и вытащил вилки. Нарезал хлеб.

Двое приятелей на отдыхе. Вот только бурые пятна на стенах никуда не делись.

Кнут вспомнил о Хелене и о том, как она тосковала по брату.

– Я не могу. Не могу. Его семья имеет право узнать о том, что случилось.

Губернатор опустился на стул.

– И что, им станет легче? Благодаря тебе они получили его тело. Разве им не этого хотелось? Они же хотели его похоронить, верно? Или теперь ты хочешь рассказать им, что их сын оказался самым обыкновенным вором, взломавшим чужой дом? А ведь он именно таким и был. Или мне рассказать им про кровь и про то, как он доживал последние минуты жизни? Ты этого хочешь?

Кнут не просто боролся за жизнь. Он не хотел быть причастным. Соучастником. Обратной дороги в спокойную и безопасную жизнь не было. Предложение, которого Берг так и не озвучил, Кнут принять не мог.

– А домик – что вы с ним собираетесь делать? Ведь его уже не отмоешь. Пятна крови не оттереть. Теперь только если стены снести.

– Я собирался его сжечь, – грустно ответил губернатор, – я и вернулся сейчас сюда, чтобы забрать кое-какие вещи, которые остались от моего деда. Фотография моей бабушки – эту рамку он сколотил своими руками. Вон тот здоровенный череп белого медведя, который висит на стене. Старый ковёр, тарелки и кружки. Чтобы спасти хоть что-то. А всё остальное сгорит в огне. Трагическое стечение обстоятельств. Развесил одежду сушиться и уехал, а печь не залил.

– Я этого не допущу! За преступление вы должны ответить, – Кнут боролся с усталостью и желанием уступить.

– Но тогда моя жизнь кончена, – губернатор умоляюще посмотрел на Кнута, – а моя семья – они-то в чём виноваты? Ведь больше всего пострадают именно они… И о каком, собственно, преступлении ты говоришь? Ведь я никакой не убийца, Кнут! Это была шальная пуля, несчастный случай. Ты же мне веришь? И с какой стати мне было убивать этого парня? Ведь, строго говоря, он сам во всём виноват. Он вломился в избушку, уничтожил исторические ценности и имущество другого человека. Насвинячил. Кнут, давай просто забудем обо всём. Давай позавтракаем и поедем отсюда. И забудем о том, что случилось. Что скажешь?

Но Кнут вдруг вспомнил ещё кое-что.

– Вы ведь и меня пытались убить? Вы намеренно отправили меня на опасный участок – надеялись, что я свалюсь в расщелину и погибну. Вы же сами так сказали.

Губернатор вдруг вскочил, схватил сковородку и в ярости швырнул её об стену.

– Так вот как ты заговорил?! Да ты, видно, и впрямь голову повредил! Явился сюда и обвиняешь меня в убийстве! Я же тебе ничего, кроме добра, не желаю! Я предложил тебе еды и ночлег, а ты теперь на меня же и нападаешь? И ругаешь меня, на чём свет стоит! А знаешь что… Да, вот он! – он схватил лежавший на столе револьвер, взвёл курок и направил револьвер на Кнута.

Внезапно они услышали рёв снегохода. Тот съехал со склона и остановился. Шум смолк. Шли минуты. За дверью послышались шаги.

Дверь в избушку открылась. Губернатор и Кнут не сводили друг с друга глаз.

На пороге появился Хуго Халворсен. В руках он держал снегоходный шлем и перчатки. Хуго быстро окинул взглядом комнату.

– Ну и жарища у вас тут! Ну, зато на улице холодно. Ты чего ж меня не дождался-то, а, Кнут? Мы же вместе собирались ехать! Я и отца предупредил. Хотя он, может, мне и не поверил, – он показал на револьвер, из которого губернатор всё ещё целился в Кнута, – кольтом своим хвастаетесь? Да, крутая пушка. Вот только ржавый и совершенно бесполезный, верно ведь? Просто сувенир, память от вашего деда.

Хуго натянул перчатки, а потом сказал – совсем как ребёнок, которому хочется казаться взрослым:

– Ну же, Кнут! Я уже запарился тут стоять! Поехали! Одевайся! Нас ждут в Ню-Олесунне! Я сказал, что заеду за тобой сюда и к завтраку мы вернёмся.

Он развернулся и вышел на улицу. Они услышали, как под ногами у него заскрипел снег.

Внезапно Кнут почувствовал себя совершенно обессилевшим. Казалось, что ботинки вдруг уменьшились на несколько размеров, а ноги горели огнём. Нет, надо собраться с силами и встать. Развернуться и уйти отсюда.