Аркадий Карасик - Любовь под прицелом

Туман начинает рассеиваться.

Нет, Каротин не занимается делом Владьки, он копает намного глубже. Его задача — раскопать сорняки, которые маскируются под полезные корнеплоды. Неужто, понравившийся Любаше Сергей Сергеевич — один из «сорняков»?

Гляди, Колька, не ошибись в очередной раз. Дорого тебе обходятся эти ошибки. Поддашься обаянию московского следователя, и «провалишься» на дополнительных пяток лет заключения…

Но выкручиваться и врать надоело. И я решился на откровенность. Тем более что фамилий Тишкиных «источников» я не знал, он упоминал только об их существовании.

— Понятно… Слышал, что Любовь Серегина — фактически ваша жена, она поехала вслед за вами и живет неподалеку… Вы могли бы дать мне ее здешний адрес?

Я заколебался.

Слишком много страшного пережила Любаша, чтобы вновь вспоминать прошлое. Только она начала успокаиваться, а тут появится красавец следователь со своими замысловатыми вопросами.

А с другой стороны, кто, кроме Любаши, может рассказать о Тишкиной «фирме» и ее «сотрудниках»…

— Да вы не волнуйтесь, — будто подслушал мои сомнения Каротин. — Я буду максимально осторожным и доброжелательным… Поверьте, если бы не крайняя необходимость, я не стал бы нарушать покой вашей жены…

Я назвал деревню, в которой жила Любаша.

— Еще один вопрос. Вы не припомните людей из окружения Родкина? Желательно адреса, возраст, характерные приметы, привычки — все годится.

Нет уж, дорогой московский следователь, стукачом никогда не был и не буду. Увольте. Тем более что я в основном общался только с «калужскими предпринимателями».

— Кого знал — арестовали или убили. Ничем не могу и помочь…

— Ясно. Думаю, нам придется еще встретиться… Как живёте? Где работаете?

Отвечая на эти человеческие вопросы, я не могу хитрить и отмалчиваться. Кажется, Каротин сочувствует мне, относится доброжелательно. Вдруг при случае поможет скостить срок. Маловероятно, но и такое случается.

Возвращаясь в гараж, я почувствовал необычное облегчение. Будто беседа с Каротиным — не назовешь же ее допросом? — сняла с моих плеч давящий прежде груз.

Проходящие мимо охранники — офицеры, прапорщики, солдаты — казались симпатичными, добрыми людьми. Они просто выполняют служебный долг, но при этом не забывают долг человеческий. Ну, сорвется иногда кто-нибудь из них, ну, обматерит осужденного, даже втихомолку изобьет в закрытой комнате, ни за что отправит в карцер… Что из этого? Все мы люди, нервная система иногда не выдерживает стрессовых нагрузок.

По дороге я столкнулся с тем самым небритым зеком, который в бане требовал с меня «дань». Тот тащил в административный барак нелегкий ящик, перекособочился, злобно поглядывает на шагающего вслед за ним прапорщика.

Я приветливо улыбнулся бывшему «противнику». Дескать, все забыто, прошло, зла не держу. Зек ответил ненавидящим взглядом, выразительно зашевелил губами… Матерится? Его тоже можно понять. Мат в жизни заключённого — своеобразный громоотвод, самое эффективное лекарство. Без него недолго глотки друг другу перегрызть…

Рядом с ремонтным блоком развалился на ящиках Радик. Руки закинуты за голову, на лице — блаженная улыбка… Жена приходила на свидание? Передачу получил?

— Николай, Колька, золотой мой, поздравь…

— С чем?… Почему бездельничаешь? Капот «москвича» исправил? Тормозные колодки «запорожца» заменил?

— Какой капот? Какие еще колодки? Завтра — на волю!… Понимаешь, на волю! Ни вертухаев, ни охранников сопливых — воля!

Цыган соскочил с ящиков, лихо гикнул, будто оседлал резвого скакуна, и пошел отбивать чечетку. С притопами и прихлопами. Черные кольца волос рассыпались, упали на смуглый лоб, глаза задорно сверкают, ладони отбивают такт по коленям, по плечам, подошвам.

— Рад за тебя, Радик, очень рад… Значит, домой, да?

— Домой! На Кубань. Песни петь, плясать и работать. Работать! Вольно, без колючек и решеток… Послушай, золотой, выйдешь из этой дерьмовой зоны — ко мне приезжай жить, а? На сеновал с Зинкой переселюсь, дом — тебе. Живи, радуйся… Вместе работать станем, автосервис откроем, миллионы за день загребём. Приедешь, а? Одной семьей жить будем, детишек заделаем: ты — своих, я — своих… Обещаешь?

А что я могу обещать, если впереди — полсрока? Надежда на помощь Каротина пока сродни миражу в пустыне.

— Рано сейчас планировать будущее, Радик. Одно обещаю: освобождения подумаю.

Незаметно прошло пять лет.

Я по— прежнему работал в полную силу, стараясь работой забить тоску по вольной жизни. Не будь ежемесячных и «внеочередных» свиданий с Любашей, свихнулся бы, не выдержал подобного напряжения -физического и морального.

Наконец мне разрешили упорядочить свои семейные дела — я оформил развод с Ольгой и заключил брак с Любашей. Она и была той главной опорой, которая держала меня на плаву.

— Ты обязан выдержать, Коленька, обязан. Мужик ты или не мужик?

— А ты до сих пор сомневаешься? — шутил я, обнимая жену.

— Это как посмотреть, — смеялась она, спрятав раскрасневшееся лицо на моей груди. — По-моему, ты стал сдавать. Реже улыбаешься, мало говоришь о нашей будущей жизни, не вспоминаешь расписной теремок Дарьи Павловны и нашу комнату в нём. Явные признаки упадка… Сколько тебе будет, когда освободишься? Сорок три? Мужик в расцвете сил, в стародавние времена в этом возрасте о семье не задумывались, женились в пятьдесят… Осядем в Сибири, заживем на славу… Я все выдержу ради этого. Ты меня еще плохо знаешь — двужильная… Не веришь? Спроси у моих бурёнок, они подтвердят…

— Я и без твоих коров знаю, какая мне досталась жена — смелая, самая умная и находчивая, короче — самая-самая… Хочешь посмеяться?

— Конечно, хочу…

— Цыган Радька перед своим освобождением из зоны взял с меня слово, что мы с тобой поселимся у него на Кубани. Откроем свой автосервис, станем загребать миллионы… И еще… примемся активно… рожать детей… Как тебе это нравится?

Любаша не смеялась. Она обняла меня за шею, приникла уху, горячо зашептала:

— А зачем нам для этого ехать на Кубань?… Скоро в деревне появится… маленький Колька…

В книгах расписывают, как при подобном известии мужчина теряет голову, носит на руках краснеющую жену, азартно трудится, перевыполняя плановые задания.

Я не радовался. Любаша не краснела. Наш первый ребенок появится на свет, когда его отец, занюханный зек, не сможет даже взять на руки своего сына.

Грустное у нас получилось свидание. Грустное и тревожное.

Неожиданно снова появился Каротин. Я думал, что за прошедшие два года он начисто позабыл о существовании некоего неудачника Чернова, отхватившего десятку по своей трусости и алчности.