Виктория Платова - Увидимся в темноте

– Не вяжется. – Брагин забарабанил пальцами по рулю. – Люди обычно улыбаются друг другу. Это первое, что в голову приходит: улыбка в ответ на улыбку.

– Вы делаете это из эмпатии, к примеру.

Интересно все-таки, кто такой Макавей. Коллега по работе? Помощник на зарплате, добровольный помощник? Волонтер в фирменной футболке «ТВОРЮ ДОБРО»? Скорее всего, московский вариант восторженного карася Паши Однолета, попавшегося на удочку фундаментальной науки. Джанго умело прикармливает его мотылем якобы сакральных и эксклюзивных знаний, а в нужный момент подсекает. И все, попался, голубчик. Давай – сделай то, принеси это, переверни стол с незаконченной партией в покер, тайно вывези из госархива тридцать три грузовика с секретной документацией, сожги пункт приема вторсырья. И пусть пылает, да. С этим, конечно, перебор, но от того, чтобы носить мантию за королевой, не отвертеться. При этом тобой будут безжалостно помыкать, тебя будут шпынять, снимать с толчка в самый неподходящий момент – и никакой благодарности в итоге. Эмпатия, говорите, Елена Викторовна? Кто бы еще рассуждал об эмпатии…

– Если бы… – Брагин наконец бросил терзать руль и скептически хмыкнул: – Иногда с души воротит, а вынужден улыбаться.

– Будем считать, что «с души воротит» – тоже эмоция. Вы выбираете – какую именно применить. Маньяк не выбирает, как не выбирает зеркало, в которое вы смотрите. По большому счету… в повседневной жизни… он и есть зеркало.

Повседневная жизнь маньяка, хм.

– То есть решений он не принимает.

– Эмоциональных – нет. Это его защитная оболочка. Вы не сможете убить человека просто так. Для этого нужна очень сильная мотивация. Не сможете бесконечно и безнаказанно мучить ребенка, здесь уже никакой мотивации недостаточно. Здесь ее просто не существует.

– Мы сейчас об обычных людях говорим? – на всякий случай уточнил Брагин.

– Об обычных. – Джанго пожала плечами. – О жестоких. О религиозных фанатиках. О палачах. Когда обычной мотивации не хватает или ее не может быть в принципе – придумывают что-то новое. Или пользуются уже придуманным. Так возникает радио тысячи холмов. Вы ведь про расчеловечивание слыхали?

– Еще и про это лекцию прочтете?

– Про это – нет. Это не предмет моих исследований.

– Ваш предмет – серийные убийцы. Так что с мотивацией у них?

– Я уже объясняла вам. Не далее как сегодня утром.

– Забыл законспектировать, – почему-то разозлился Брагин. – Может, повторите еще раз для нерадивого студента?

– Хорошо. Я повторю. Жестокость, фанатизм, цель оправдывает средства – они по эту сторону. Как бы чудовищно это ни звучало. То, что движет серийным убийцей, – по ту. Ту, что за зеркальной амальгамой. Ту, что ад. Единственное желание маньяка – выбраться из собственного ада. И тут уже все средства хороши. Все – инструмент. Веревочные лестницы, крюки, страховочные пояса. Так вот, жертвы для него и есть крюки и лестницы. Сексуальное насилие, пытки – из того же набора инструментария. Люди ничего не значат. Так же, как ничего не значат эмоции. И беда в том, что из ада выбраться невозможно. Как невозможно прекратить попытки выбраться.

– Так припекает?

– Что?

В голосе Джанго неожиданно послышалась детская обида на студента, который мало того что не носит конспекты на занятия, так еще и не готов разделить ее пафосные теории.

– Вы когда-нибудь мучили кошек? Собак поджигали?

– Что за бред?

– Почему бред? Есть же такие злые дети. Испытывают удовольствие от чужих страданий. Вот прямо физическое. Хлебом не корми – дай поиздеваться. Начинают с малого… В смысле – с братьев наших меньших. А заканчивают людьми. Не встречали таких? Я встречал. А еще людоеды имеют место быть. Этим вообще… Ад ваш – то, что доктор прописал. Ни костров разводить не надо, ни мангала за собой таскать. Сковородки – в шаговой доступности. Этих куда припишем? К тем, что за амальгамой?

– Это не противоречит теории, – упрямо повторила Джанго. – Скорее подтверждает ее. Понятия чужой боли и чужих страданий для таких людей не существует.

– Людей? Вы смеетесь? Какие же это люди? Это двуногие существа, которых давить надо. Уничтожать при первой возможности.

– Так и слышу, как господин Вяткин чревовещает, – брезгливо поморщилась Джанго. – Мне казалось… вы тоньше устроены.

– Вам казалось.

– Поймите… Если не знать каких-то прикладных вещей…

– Допустим, вы знаете. И вы здесь уже довольно долго. Эти ваши прикладные вещи… Они как-то помогли нам?

– А метро здесь поблизости есть?

И в этом вы вся, Елена Викторовна Джангирова. Не умеете держать удар, как оказалось. Это вам не на пресноводных Макавеев наезжать.

– Метро нет, – неожиданно мелко соврал Брагин, хотя до станции «Старая деревня» было не так далеко, всего-то метров пятьсот. – Придется еще помучиться. Надеюсь, недолго.

– По-прежнему двадцать три минуты. – Джанго снова сверилась со смартфоном. – Авария в правом ряду.

– Извините.

– Вы-то здесь при чем?

– Извините за то, что я вам наговорил. Просто хочу разобраться. В том, что касается этих масок. Этих пальто дурацких.

Опять стук пальцев по подлокотнику. Надо бы все-таки еще раз позвонить Кате.

– Дубль два. Извините. Я сожалею, Елена Викторовна. Утро было тяжелое. Вы сами знаете.

– Принимается, – наконец-то снизошла Джанго. – Итак, маска. Женское лицо. Конкретное, не абстрактное. Потому что в некоторых случаях… А мы, как мне кажется, имеем дело с таким случаем… У убийц проблемы с абстрактным мышлением. Следовательно, это лицо некоей существующей или существовавшей женщины, как-то связанной с убийцей. Мать, которая нанесла ему психологические увечья, и от них он так и не оправился. Сестра. Возлюбленная…

– Тоже могла нанести увечья?

– Тут возможны варианты. Возлюбленная, к которой убийца испытывал сильные чувства, но так и не смог их реализовать по какой-то причине.

Брагин снова ощутил себя студентом, пропустившим целый курс лекций.

– Погодите. Вы же сами сказали, что эти твар… люди… не испытывают чувств.

Джанго втянула ноздрями воздух и ударила себя кулаком по колену – от досады на непонятливость тугодума Сергея Валентиновича.

– Я сказала, что они не испытывают эмоций, необходимых для коммуникации с социумом. Это разные вещи.

Брагин особой разницы между чувствами и эмоциями не видел, но на всякий случай покивал головой:

– Хорошо, хорошо.

– Нет, не хорошо, – тут же уличила его Джанго. – Вы не понимаете, а я хочу, чтобы все было предельно ясно.

– Для меня?

– Для меня, черт возьми. Если бы мы знали конкретно, кто эта женщина, – возможно, дело бы сдвинулось с мертвой точки. Что-то – в ее жизни, окружении или смерти… такое тоже не исключено… подсказало бы нам.