Лулу Тейлор - Снежная роза

Но было ли это письмо отправлено? Сократили его или нет?

Напуганная до дрожи, я набрала номер его офиса. Я никогда туда не звонила. Давным-давно Рори предложил общаться только посредством домашних адресов электронной почты или онлайн-приложений, чтобы нас никто не смог обвинить в использовании служебных почтовых ящиков в личных целях.

Голос из телефона пропел название благотворительного общества, а потом:

— Чем я могу вам помочь?

— Могу ли я поговорить с Рори Оверменом?

— О… не думаю… Я сейчас узнаю. — Последовала долгая пауза. — Извините, боюсь, что человек с таким именем у нас не работает.

У меня засосало под ложечкой.

— Но он работал у вас, не так ли?

— Да, до… марта, согласно документам. Но больше он здесь не работает.

Март! Шесть месяцев назад!

— Вы не знаете, где он работает сейчас?

— Боюсь, что нет. Чем еще я могу вам помочь?

— Ничем. Спасибо. До свиданья.

Моя рука тряслась, когда я нажимала отбой. Я посмотрела по сторонам. Дом был пуст. Предполагалось, что я работаю дома, и я в самом деле работала, пока не занялась уборкой. Дети были в школе. Я с испугом поняла, что не имею ни малейшего представления о том, где может быть Рори. Его нет там, где, как я считала, он должен был быть. Так где же он? Чем он занимается?

Я понятия не имела, где он, хотя пять минут назад была уверена, что знаю. Шок от осознания того, что он меня обманывал, заставил мой мир содрогнуться. Я была оглушена и ничего не понимала.

Я здесь одна.

Я пошла в кабинет, где хранились все бумаги, банковские уведомления и домашние папки, и начала методично просматривать все, что было на письменном столе, письмо за письмом. Я была полна решимости выяснить, что, черт побери, происходит.

Вечером, когда пришел Рори, как обычно, в костюме и с портфелем, я улыбнулась и сделала вид, что ничего не знаю. К этому времени я уже выяснила, что потеря работы — это еще не все, и хотела быть уверенной, прежде чем приступить к расспросам, на тот случай, если он попытается нагромоздить еще больше лжи. Я задала стандартные вопросы о том, как прошел у него день, и получила ответы, которые когда-то слушала вполуха, но теперь они вонзались в меня, как огненные стрелы. Все это ложь: пустяковые замечания о перерыве на ланч, о дрянной печеной картошке, которую он ел в столовой, об опоздавшем авиарейсе кого-то там, кто только что вернулся из отпуска, о телефонном совещании с шотландским филиалом. Все это выдумки. Фантазии.

Не знаю, как мне удалось оставаться спокойной и позволить ему продолжать лгать. Возможно, это было нечестно и мне не следовало так себя вести. Однако я позволила, и он продолжал говорить, роя все более глубокую яму, из которой в конце концов выбраться будет невозможно.

Конечно, теперь все это кажется глупым. Я была дома, готовила обед, все мы были живы и здоровы в нашем красивом доме. Все было по-прежнему нормально. Однако мне так не казалось: я была испугана. Я думала, мы потеряем все, и в этом виноват Рори. Хуже того, я думала, что мой брак закончился. Как он может мне врать о таком важном, таком значительном? Когда-то мы были счастливы, но с какого-то момента, который я проглядела, все пошло не так. Меня шокировала внезапность моего открытия. Неужели я была настолько плохой женой, настолько плохим человеком, что он не смог рассказать мне о своих проблемах?

Теперь, когда я понимаю, что такое настоящая утрата, все это кажется таким тривиальным. Что есть дом? Не то, что нельзя отстроить. Даже разрушенный брак можно заменить другим. Но ребенка…

Я тоскую в темноте, одна в тюремной клетке печали. Теперь Хедер ушла, невозвратно и навсегда. Мои воспоминания не могут ее оживить, и я хотела бы погаснуть, как свеча, и больше ничего не знать.

Я хочу, чтобы это закончилось. Навсегда.

Звонит телефон. Каз спала, и она хватает трубку еще до того, как просыпается. Ее первая мысль, первый страх — что-то случилось с девочками и Фил звонит, чтобы сообщить о несчастье. С тех пор как случился пожар, она боится. Плохие вещи случаются.

— Да, да! Кто это?

— Это я, Кейт.

— Кейт? — Она садится, моргая в темноте. — Как я рада, что ты звонишь! Ты в порядке? Что случилось?

— Ох, Каз. — Кейт рыдает. — Хедер…

— Я знаю, дорогая. Я знаю, милая. Это ужасно. Так ужасно.

У Каз болит за нее сердце, она так переживает!

Похоже, Кейт ее не слышит.

— Каз, все дело в Хедер. Я не могу ее найти! Я потеряла ее. — Она всхлипывает. — Они хотели забрать ее у меня и забрали. Ты должна поискать ее, Каз. Скажи ей, что я хотела быть с ней, но они мне не дали.

— Но, Кейт… — Она не в силах помочь. — Я тоже не знаю, где она. Потому что теперь она нигде, и ты это знаешь.

— Может быть, она в доме, Каз. Пойди в дом.

— Но дома же нет. Он сгорел. Помнишь?

— Нет, — настаивает Кейт, — он не исчез. Ты сейчас в доме. Найди Хедер, пожалуйста!

Телефон отключается, и Каз смотрит по сторонам. Она вовсе не в своей комнате, а в спальне Кейт и Рори в их старом доме. Ей всегда она нравилась — бледно-зеленые стены, старомодная медная кровать, плотные кремовые шторы. Каз думала, что спальня сгорела дотла, однако сейчас она тут. В постели. Рори спит рядом с ней, его темная голова на подушке повернута в другую сторону.

Это не реальность. Я сплю.

Она встает с кровати. Деревянные доски пола под ногами гладкие и прочные, и она идет через комнату к двери. Коридор точно такой, как она помнит, и в нем две двери. Одна ведет в комнату Ади, вторая — в комнату Хедер. Она поворачивает ручку на двери спальни Хедер. Сначала та не поддается, потом она слышит мягкий милый голос, напевающий какую-то мелодию. Голосок наполнен восторгом. Это Хедер. Она налегает на ручку, та внезапно поддается, и дверь распахивается. Внутри комната не похожа на остальные помещения дома. Это то, что осталось после пожара: она промокшая, почерневшая, открытая небу и пахнущая гарью, сгоревшей тканью и обугленным деревом. Но девочка здесь, она стоит спиной к Каз и выглядывает в сад, ее светлые волосы поблескивают в свете луны.

— Хедер, детка! — Каз спешит к ней и становится на колени в пепельное сырое месиво, чтобы обнять ее. Она чувствует Хедер под своими руками: мягкая, теплая и невероятно реальная. Каз кричит от радости снова увидеть ее. Она тоже горевала по ней, по маленькой девочке, которую знала с младенчества, по своей крестной дочери. Даже если это не реально, она так хочет, чтобы это стало реальностью, хотя бы на короткое время!

Хедер поворачивается и обвивает шею Каз.

— Крестная Каз, — говорит она, прижимаясь своей щекой к ее щеке.

— Хедер, мы любим тебя. Мы так по тебе скучаем! Твои мама и папа скучают по тебе.

— Я тоже по вам скучаю.