Лулу Тейлор - Снежная роза

Я замечаю, что сад выглядит по-другому. Я открываю окно, спускаюсь, воспользовавшись ящиком, и бреду на лужайку. Всего за несколько дней она разительно изменилась: заросли сорняков ликвидированы, деревья обрезаны, большие грядки очищены и ждут следующей стадии. Выглядят они так, словно на них собираются выращивать фрукты и овощи.

Все настолько другое, что я не могу представить здесь Хедер. Это меня радует. Я начинаю идти и в скором времени вижу калитку, за которой начинается узкая тропинка, вымощенная камнем. Она ведет к коттеджу.

Детский коттедж.

Я едва удерживаюсь от смеха. Я прокладывала путь через сад, через калитку на краю, долго шла по лугу, чтобы добраться до коттеджа, который, оказывается, совсем рядом. Я описала огромный круг. Интересно, что поделывают сестры и как поживает их маленький бонсай? Я думаю о совершенстве сериссы, ее маленьком стволе, прелестных бутонах и требовательном характере.

«Она никогда не вырастет большой, — сказала Сисси. — Она навсегда останется такой, как сейчас».

Эта мысль вызывает во мне свежий приступ печали. Я снова чувствую себя усталой, потому что знаю: я должна жить с этим каждый день оставшейся жизни. Так стоит ли беспокоиться по поводу всех этих вещей и вообще продолжать эту канитель?

Я смотрю на болотистый луг. Я знаю, что поблизости есть озеро. Интересно, смогу ли я дойти до него и отыскать камни, чтобы положить в карманы, как Вирджиния Вулф, и просто войти в воду, зная, что в конце пути я найду благословенное облегчение своих страданий?

Может быть, так и следует поступить .

— Рейчел!

Я оборачиваюсь и вижу Арчера. На нем затрапезная куртка на молнии с капюшоном, он идет в мою сторону и улыбается.

— Привет! — Его вид сразу поднимает мне настроение. В нем и его безмятежной ауре есть нечто очень позитивное.

— Как поживаешь?

— Хорошо. — Я улыбаюсь.

— Правда? — Он выглядит озабоченным, а приблизившись ко мне, протягивает руки и обнимает меня. Я удивлена, но удивление быстро сменяется теплым чувством комфорта и близости. — Я о тебе беспокоюсь, — шепчет он мне в ухо.

— Не стоит. — Я выбрасываю из головы идею войти в озеро с камнями в карманах. — Честно.

— Что ж, я все-таки беспокоюсь. Думаю, ты здесь не без причины, Рейчел. — Он выпускает меня из объятий, берет за руку и говорит: — Пойдем прогуляемся.

Мы двигаемся слаженно, делая одинаковые шаги; наши ноги опускаются на землю одновременно, и некоторое время я наблюдаю за этой картиной и получаю удовольствие.

— Тебе интересно, что здесь происходит? — спрашивает он как бы от нечего делать, глядя на меня голубыми глазами из-под капюшона.

— Да, полагаю, что да. Вы создаете какое-то сообщество. По крайней мере, я так думаю.

— Верно. Это хорошая мысль. Мы представляем собой общину, у нас одинаковые убеждения и одинаковое видение будущего. Все люди здесь одаренные, набранные из лучших университетов, и каждый привносит свой особый талант в общую копилку.

— И большинство очень привлекательны, — говорю я, надеясь, что Арчер не примет это замечание за реплику похотливой женщины средних лет.

Он смеется.

— Да, это тоже не случайность. Мы хотим, чтобы дети будущего были красивыми, не так ли?

— Э-э… Полагаю, так. — Я тоже смеюсь. — Вы же не занимаетесь тут генной инженерией, правда?

Он пожимает плечами, все еще улыбаясь:

— Не вполне. Однако нет никакого вреда в том, чтобы позаботиться о наилучшем качестве возможного материала, правильно? Речь не идет о новой расе или о чем-то таком же дурацком. Речь идет о здоровье и мозгах — вещах, которые обеспечивают выживание, и более того — процветание человека. Но есть и кое-что еще. — Он бросает на меня косой взгляд. — Все они благословлены духовными дарами.

— В самом деле? Откуда вы знаете?

— В противном случае их не было бы здесь. Каждый оказался здесь потому, что верит.

— Верит во что?

Он снова улыбается мне, и я не могу не быть очарованной его ровными зубами, притягательной формой губ, темной бородой.

— В меня, разумеется.

Я застигнута врасплох. Такого я не ожидала. Я думала, он скажет, что они верят в устойчивое развитие общества, или в вегетарианство, буддизм, новое средневековье, или еще во что-то такое. Но верить в него? Кто он такой, чтобы в него верить?

Арчер беспечно продолжает:

— Может, для тебя это будет несколько неожиданно, но этот дом мой.

Я удивлена и хмурюсь, переваривая сказанное.

— Твой дом? Значит… ты не хранитель, нанятый компанией АРК?

— Нет. Вообще-то АРК — это я. Арчер Ричард Кендалл. На самом деле лорд Кендалл Брокстонский. — Он смеется. — Трудно поверить, да? Но это я. Мой дед Артур Кендалл отличился в боях Второй мировой войны, а потом пошел на государственную службу, где сделал великолепную дипломатическую карьеру, в результате чего получил наследственное пэрство. Оно перешло к моему отцу, его сыну, у которого я родился очень поздно, от третьей жены, а до этого были только девочки. В прошлом году он умер, и это сделало меня новым лордом Кендаллом и счастливым владельцем семейного состояния. — Он самоиронично улыбается. — Но тебе не надо делать передо мной реверанс. Обойдемся без этого.

— Так этот дом твой? — смущенно переспрашиваю я. Теперь я понимаю, откуда у всех тут такое культурное произношение. Он выбирал людей своего круга.

— Да. Однако этот дом не достался мне в наследство. Он был продан много лет назад, спасибо моей двоюродной бабке. Когда появилась возможность его выкупить, я за нее ухватился. Было очевидно, что это должно было произойти. Я даже вернул ему название «Райский Дом». Все это часть плана, понимаешь ли.

— Какого плана?

Мы дошли до конца сада, оборачиваемся и смотрим на дом. Я никогда не видела его так хорошо, как сейчас, — кустарник всегда был слишком высоким, но теперь, когда он аккуратно подстрижен, можно как следует рассмотреть красоту дома. Ему придают привлекательность спокойная симметрия и продуманный абрис. Неудивительно, что он влечет людей. Кажется, что дом гарантирует уютное убежище и безграничный комфорт.

— А, — говорит он. — План.

— Вы секта? — напрямую спрашиваю я. — Вот куда я попала?

— Секта? — Он громко смеется. — Нет. Мы не секта. По крайней мере, я так не считаю. Однако предполагаю, что ни одна секта не считает себя таковой, это такой уничижительный термин. И еще, — теперь он говорит более вдумчиво, — я полагаю, что у сект имеются концепции, в которые посторонние люди не могут поверить. Тогда как наши убеждения основаны на вещах, которые все признают истинными.

— Да? Например, на том, что небо голубое? — Я иронизирую, но он, видимо, воспринимает мою реплику всерьез.

— Да… да. Что-то вроде этого. — Он идет к деревянной скамье и садится. Я сажусь рядом, и он поворачивается, чтобы смотреть на меня. На его лице напряженное выражение. — Рейчел, что мы наверняка знаем о мире?