Марина Болдова - Тайна родной крови [litres]

– И у вас при аресте ничего не нашли?

– Нет, – улыбнулась Зося Адамовна. – Я успела вывезти все в Куйбышевскую область к своей подруге Лиле Бас.

– И она согласилась хранить награбленное???

– Да, Миша. Она была преданным другом. Но было еще одно обстоятельство. Григорий Львович Макарский стал ее отчимом. Она с радостью узнала, что Савушкин потерял все! Я вам скажу – так много по-настоящему прекрасных украшений сразу не видела никогда! Но самыми ценными были две вещи: коллекция драгоценных камней в бархатном футляре с золотой монограммой князя Глебова и пасхальное яйцо дома Фаберже.

– Те, что хранятся в нашем подвальном сейфе? Но, если вы живы, то все это, как и наше поместье, принадлежит вам, бабушка!

– Дорогой мой! Мне уже ничего не нужно, поверь. Твой отец все то время, что я с внуком в Польше, пытается уговорить меня жить в вашем доме. Но я так не хотела, чтоб вы с Анкой знали, что ваш дед – вор, а я – его помощница! Пусть бы мы оставались для вас политическими заключенными, пострадавшими от властей! Твой отец не выдержал, открылся тебе против моего желания.

– Я хочу, чтобы вы жили с нами! Даже такой прекрасный пансионат – не место для моей родной бабушки! – неожиданно твердо произнес Михаэль и посмотрел на отца.

– Вот видишь! Я же говорил тебе! – Казимир обнял Зосю Адамовну.

– И еще. В конце концов, я хочу познакомиться со своим братом. Он знает о вас все?

– Нет-нет! – Зося Адамовна испуганно замахала руками. – Сашенька не должен этого знать!

– Он что, маленький? – Михаэль удивленно пожал плечами.

– Нет, Миша, Саша старше тебя. Он взрослый мужчина, ему тридцать четыре года.

– Тогда где он сейчас?

– Завербовался в иностранный легион и уехал, – Зося Адамовна бросила быстрый взгляд на Казимира. – Его нет в стране уже семь лет.

– Когда-то же он вернется.

– Конечно, милый… сейчас, минуточку, – Зося Адамовна услышала звонок мобильного телефона. – Да! Слушаю вас. Кто вы?! Как это не важно? Откуда вам известен этот номер? Нет! Этого не может быть! – Зося Адамовна вдруг схватилась за сердце. Пока Михаэль пытался найти лекарство, а Казимир все нажимал и нажимал на кнопку вызова персонала, она потеряла сознание.

Алекс забрал вещи со съемной квартиры, сунул ключ консьержке и спустился в подземный гараж. Пора было возвращаться домой, он должен убедиться, что заказчик ему поверил.

Алекс выехал на открытую стоянку. В этом тесном дворе в центре города, среди двух- и трехэтажных особняков позапрошлого века, архитекторы умудрились втиснуть высотку-свечку с собственным двором, огороженным кованым забором. Подземной парковки для всех жителей, видимо, не хватало, поэтому машинами занята была еще половина территории и так небольшого двора. Детская площадка, оснащенная новыми качелями, горкой и каруселью, притулилась между трансформаторной будкой и выездом на дорогу. Ни кустика, ни деревца не наблюдалось. Зато, как догадывался Алекс, все заявленные в рекламе удобства для жителей были в наличии.

Алекс подъехал к воротам, те тут же разъехались в стороны. На прощание махнув рукой охраннику в будке, вырулил на улицу. Проспект стоял в пробке.

Вчера он понял, что такое «разрывается душа». То есть вдруг дошло, что душа существует. И у него, как ни странно, тоже. Вот такое открытие. Местоположение души он тоже определил сразу. Нет, это не сердце… Это какой-то незримый «столб» с основанием у копчика и высотой до макушки. И он всегда болит. Сладко, когда она, Катя, рядом. Нестерпимо жгуче, когда ее нет, точнее, знаешь, что скоро не будет. И душа теперь управляет всей его жизнью. Или, скорее, остатком ее. Наверное, очень маленьким остатком…

Алекс впервые узнал, что такое – пойти против себя. Когда вчера Катя, тяжело опираясь на его руку, выбиралась из машины. Она настояла, чтобы он не заезжал во двор. Даже голос на Алекса повысила, повторив трижды «нет». «Почему нет? Скажи, почему?!» – допытывался он, остановив машину, чтобы в момент ответа видеть ее глаза. «Я боюсь за тебя…» – еле слышно прошептала, отвечая открытым тревожным взглядом. И перестало на этот миг сердце выстукивать беспокойный ритм, и сама эта душа заболела сладко, заныла тут же в бессилии, зная, что теряет. Одно мгновенное желание – обратно, в машину, рвануть с места, увезти, спрятать, не отдавать! Будь что будет! И согласие в глазах Кати прочел, не ошибся, знал наверняка. Вот здесь и пошел против себя: куда он ее, преступник, наемный убийца, профессия такая, что уж тут!

Катю не утаишь, за ней – семья, муж, черт бы его побрал! Но главное – ребенок. Не его, Алекса, но Катин. Плоть от плоти. Кровь одна…

Когда-то бабушка ему сказала – тот, кто откроет все тайны крови, будет владеть миром. Только это будет власть добра и помощи. Он ничего не понял, то ли лет ему мало было, всего четырнадцать, то ли время такое было, не до других, все самому бы! Эгоизм подростковый. Задуматься бы тогда, ведь не просто так разговор начала…

…Алексу здорово попало от матери Славы-дауна. Именно за это слово, которое он громко выкрикнул, когда мальчик, играя, нечаянно попал в него мячом. Алекс торопился, на ходу поправляя новую рубашку, чуть выбившуюся из-под ремня брюк. Славиков мяч попал в грудь, тут же оставив черный след на белоснежной ткани. Разозлившись, Алекс и обозвал малыша «дауном». Мать Славика, воспитывающая его одна и любящая свое дитя со всем пылом страдающей души, недолго размышляя, отвесила Алексу оплеуху. «Он не виноват, что таким родился, а ты уродом вырос!» – крикнула ему, беря заплакавшего сына на руки. Как-то сразу расхотелось идти в кино, хотя там ждали друзья и Ленка. Ленка, из-за которой и были тщательно наглажены рубашка и брюки. Он вернулся домой, попытался пройти незамеченным в свою комнату, но в коридор вышла бабушка.

– Пора начать отвечать за свои слова и поступки, ты уже не ребенок, – осудила она, узнав причину его плохого настроения. – Раз к девушкам потянуло, взрослым становишься, душа от тебя выбора требует.

– Ты о чем, бабуль? – спросил просто так, мыслями находясь там, у кинотеатра.

– Так ребенку-то многое прощается, сам понимаешь. Все, что знает, по крови от мамы с папой передалось.

– Я не ребенок! И при чем здесь кровь? – вырвалось сразу.

– Кровь человека – мостик между душой и телом. Душа в маленького, еще нерожденного человечка лишь в середине срока беременности вселяется, тогда и кровь пульсировать начинает. Поэтому мамочка и ощущает первые шевеления плода в это время. И информация от матери к ребенку по крови передается: доброта, праведность поступков или преступность. Все, что накоплено ею и отцом за время их половой зрелости. И связь эта между отцом, матерью и их дитем долго сохраняется, до полового созревания самого ребенка. Поэтому он часто поступает так, как и родители. Смеется, когда им смешно. Плачет, если им плохо, не понимая причины. Ты сейчас себя уже осознаешь как мужчину, раз девочка всерьез понравилась. Так и веди себя как взрослый: выбирай, что можно говорить и делать. Закладывай информацию для будущего твоего потомства. Да и про себя самого не забывай: тебе жить долго. Весь вопрос, как? Никто за тебя не решит: добро нести в мир или зло. И что ребенку своему передашь: любовь к миру или озлобленность?