Наталия Антонова - Смерть в начале весны

– Чем загреметь? – не поняла Аделаида Петровна.

– Не чем, а куда, – туманно отозвался сын.

Свиридова презрительно фыркнула и выбралась из салона.

В кабинете следователя она долго выбирала место, куда бы ей сесть, и выбрала диванчик возле открытого окна. Но следователь, подождав, пока она устроится с комфортом на диване, предложил ей пересесть для удобства беседы и указал на кресло напротив себя.

– А вы не могли бы… – начала Аделаида Петровна.

– Не мог! – отрезал следователь.

И Свиридова, поджав губы, с недовольным видом перебралась на кресло, указанное Наполеоновым.

Он попросил её рассказать о своём знакомстве с Чекуровым и Юргеневым. И добавил, что это очень важно для следствия. Слово «важно» подействовало на Свиридову магически, и она начала заливаться соловьём. По словам Аделаиды Петровны выходило, что она была с Олегом Савельевичем на дружеской ноге и он доверял ей чуть ли не все свои тайны.

Наполеонов попросил рассказать её об этом подробнее и, к своему изумлению, узнал, что Олег очень сожалел о разрыве с женой и собирался сойтись с Анной Владимировной, вымолив у неё прощение.

– Вы уверены? – решил уточнить он.

– В чём? – встрепенулась Свиридова, как боевой конь при звуках трубы.

– В том, что Чекуров собирался вернуться к жене?

– Ну как же! – всплеснула та руками. – Он мне так и сказал: «Дорогая Аделаида Петровна, я брошусь в ноги Анечке и не встану, пока она меня не простит».

Наполеонов состроил серьёзную мину, изо всех сил сдерживая смех. Да что там смех! Ржание, как не преминула бы заметить его подруга.

– И что же ему помешало выполнить своё намерение? – спросил следователь.

– Какое намерение? – приподняла брови Аделаида Петровна.

– Упасть в ноги.

– Ах, это. – Она взмахнула рукой, и у Наполеонова создалось такое впечатление, что она ему скажет: «Какой вы, однако, шалунишка».

Но Свиридова печально вздохнула и, прижав к глазам надушенный носовой платок, произнесла:

– Он не успел! Его сразила пуля вероломного друга!

– Стоп! Стоп! – прикрикнул следователь. – Какая пуля?! Что вы несёте?

– Это выражаясь фигурально. Конечно, пепельница. Как отвратительна проза жизни.

«Тебе бы бульварные романы строчить», – со злостью подумал Наполеонов, а вслух спросил:

– А как же его отношения с Вешняковой?

– О каких отношениях вы говорите! – возмутилась Свиридова. – Эта девица присосалась к нему как пиявка и пила из него жизненные соки!

– Какие соки? – уточнил следователь.

– Я имею в виду деньги.

– Он сам вам говорил об этом?

– Ну конечно!

– Как вы думаете, почему Чекуров не составил завещание в пользу своей жены?

– И вы ещё спрашиваете?! – возмутилась Аделаида Петровна.

– Да, спрашиваю. Именно за этим я и пригласил вас сюда.

– Ну хорошо, я думаю, что Юргенев и Вешнякова опутали его своей паутиной.

– Какой ещё паутиной?!

– Лжи и угроз.

– Вы считаете, что они были в сговоре?

– Естественно! Разве вы не знаете, что они были любовниками?

– Понятия не имею!

– Ну, так вот я вам говорю!

– Кто может подтвердить ваши слова?

– Этого я не знаю. Навряд ли Олег был ещё с кем-то так откровенен, как со мной.

Наполеонов подумал, что бал-маскарад, пожалуй, пора завершать.

– Ну что ж, Аделаида Петровна, вы очень помогли следствию. Теперь распишитесь на каждой странице и можете быть свободны. Пока! – добавил он многозначительно.

– Что значит «пока»? – насторожилась Свиридова.

– Пока и значит пока. Если выяснится, что вы ввели следствие в заблуждение, то вас привлекут к ответственности и будут судить.

– За что судить?! – изумилась Свиридова.

– За дачу ложных показаний, вот и статья соответствующая имеется, почитайте.

Оторвавшись от текста, Аделаида Петровна издала вопль, от которого зазвенели стёкла в кабинете.

– Аборигены ранили слона? – сунула голову в кабинет секретарь Элла Русакова.

– Нет-нет, Эллочка, Всё в порядке. Накапай в стопочку валерьянки и принеси.

– Будет сделано! – отозвалась неунывающая Элла и через минуту уже сунула стаканчик с пахучей жидкостью в руки Свиридовой. Та залпом выпила и залилась слезами.

– Я не виновата! – причитала она. – Я только хотела помочь бедной девочке.

– Какой ещё бедной девочке?

– Анечке! У-у-у!

– Вдове, что ли?

– Ну да, – закивала Свиридова.

– Вы виделись с ней?

– Виделась! Она позвонила и хотела поговорить с Верой.

– А Вера что?

– Её не было в то время дома.

– А потом?

– А потом я ей не сказала. Решила, что мне самой лучше поговорить с Анечкой.

– И о чём же вы говорили?

– Она рассказала мне о своей любви к Олегу, о том, как он её бросил, и она теперь осталась нагая и босая.

– А про своего любовника она случайно не упоминала?

– Про какого любовника? – навострила уши Свиридова.

– Это я так, к слову. Значит, Анна Владимировна просила вас оклеветать Сергея Юргенева?

– Ну зачем так грубо? – обиделась Свиридова. – Она просто просила посодействовать.

– Каким образом?!

– Открыть следствию глаза!

– На что?!

– Ну… вы же сами понимаете, что Анечка имела больше прав на эти деньги.

– Нет, не понимаю! Сколько Анна Владимировна Чекурова заплатила вам за вашу гнусную клевету?

– Нисколько! – искренне возмутилась Свиридова. – У меня сын бизнесмен! И я ни в чём не нуждаюсь!

– Выходит, что вы всё это проделали из чистой любви к искусству?

– К какому ещё искусству?

– Искусству подлости! – отрезал следователь.

– Вы оскорбляете меня!

– Вернёмся к нашим баранам. Анна Владимировна предлагала вам деньги?

– Да.

– Сколько?

– Сто тысяч, – презрительно сморщилась Свиридова.

– И вы отказались?

– Естественно!

– Так, вот вам лист бумаги, ручка и пишите всё подробно.

– Что писать?

– Правду!

– Но…

– Или подписывайте эту галиматью, что вы мне тут наговорили, и ваш сын насушит вам сухари.

– Я не люблю сухари!

– Если и дальше будете давать ложные показания, то обещаю вам, что вы не только сухари полюбите, но и многое другое.

– Я хочу позвонить сыну!

– Звоните, – согласился следователь.

Аделаида Петровна набрала номер телефона сына и стала быстро тарахтеть в трубку, а потом вдруг резко замолчала, точно прикусила язык.

А следователю оставалось только наблюдать чудную картину – сначала лицо Аделаиды Петровны стало пунцовым, потом побледнело, затем стало смахивать на картины Пабло Пикассо.

«Эко, однако, её перекосило, – подумал Наполеонов, – интересно, чего это ей сыночек сказал».

А когда лик Свиридовой вытянулся и приобрёл зелёные оттенки, она положила трубку, взяла ручку и стала молча писать.

Строчила она, не отрываясь, минут двадцать, потом пододвинула исписанные листы бумаги следователю и голосом умирающей попросила воды.