Татьяна Бочарова - Дом без привидений

Сзади раздались тяжелые шаги. Василий спрыгнул в снег и сыто крякнул.

– Спасибо, хозяюшка, накормила. Поел от пуза. Ты не переживай, завтра я приду днем, доски эти уберу. Кое-что в сарай, что-то на дрова себе возьму. А вам бы пса завести, чтобы хулиганы всякие носа сюда не совали. Есть у меня на примете дворняга одна, живет тут неподалеку, мерзнет, бедолага. Так я ее к вам приведу, пусть в сенях спит. Будешь кормить ее объедками, она тебя за это стеречь станет. Такие собаки самые преданные, умнее любых породистых.

– А она не укусит? – с опаской полюбопытствовала Вероника.

– Обижать не будешь – не укусит. Ну, я пошел, а то дома супруга ждет. Думает, я квасить отправился. – Василий запахнул огромный тулуп и широкими шагами вышел со двора.

– Егор! – Тихо позвала Вероника. – Егор, ты где?

– Тут я. – Он вышел на крыльцо. Лицо у него было сумрачным и усталым.

– Ты чего такой? – Вероника ласково погладила его по щеке. – Умаялся?

– Да уж. – Он вымученно улыбнулся. – Безумный день какой-то. Ульяну жаль. И за тебя я испугался.

– Василий предлагает собаку. Чтобы охраняла дом.

– Да, он сказал мне. Что ж, я не против. Прокормить мы ее сможем, главное, чтобы она тебя не пугала.

– Лучше уж она, чем… чем сам знаешь кто. – Вероника покосилась туда, где во тьме угадывались очертания сарая.

Егор молча вздохнул. Обнял Веронику и поцеловал в губы.

– Счастье мое, пошли уже ляжем. Я что-то совсем без сил.

Назавтра Василий привел пса. Это была огромная рыже-пегая дворняга, гладкошерстная, с поникшими ушами и большими грустными карими глазами.

– Принимайте квартиранта, – сказал Василий и распахнул калитку.

Пес молча зашел во двор и в нерешительности остановился у остатков старого крыльца.

– Какой большой! – Вероника смотрела на дворнягу со страхом. – Это ведь мальчик?

Пес слегка наклонил голову и коротко брехнул.

– Мальчик, мальчик, – засмеялся Василий. – Видишь, подтверждает.

– А как его зовут?

– Я почем знаю. Никак не зовут. Так, если кто окликнет, то Шарик.

– Нет, Шарик мне не нравится. Это уж как-то слишком… банально.

– Что слишком? – не понял Василий.

– Знаете что? – Вероника внимательно оглядела пса. – Пусть его будут звать Мальчик. Раз он откликается. Мальчик, Мальчик! – позвала она и сделала шаг навстречу собаке. Уши у пса приподнялись, пасть приоткрылась, точно в улыбке. Он снова гавкнул, голос у него был низкий, басистый. – Смотрите! Ему нравится! – обрадовалась Вероника.

– Ты вот что, вынеси ему лучше пожрать. Мяса какого-нибудь, да побольше. А я пока с досками управлюсь. – Василий протопал во двор.

– Я сейчас. – Вероника кинулась в дом. Выловила из супа кусок говядины, положила в алюминиевую миску, подумала и прибавила половник разваренных в бульоне макарон.

Пес сидел на том же самом месте и выкусывал блох с серьезным и деловым видом. При виде Вероники и миски он оживился, засуетился, загавкал, но подойти не спешил.

– Мальчик! Ты чего? Кушать! Иди кушать!

Пес опустил морду и медленно потрусил к Веронике. Она поставила миску на снег.

– Хороший Мальчик, хороший. Не бойся. Ешь. Это тебе.

Пес ловко выхватил мясо и принялся жевать. Три секунды – и кусок исчез в его пасти. Затем настал черед макарон. Через минуту миска была девственно чиста.

– Бедный! Какой же ты голодный. – Вероника осторожно дотронулась до собачьей головы. Шерсть была жесткой и теплой. Дворняга смотрела на Веронику, в глазах были грусть и благодарность.

– Ну вот и поладили. – Незаметно подошедший сзади Василий положил тяжелую руку Веронике на плечо. – Оставь его, пусть привыкает к новым апартаментам. А нам пора к Ульяне.

– Пока, Мальчик! – Вероника уже смелее потрепала пса по загривку. Тот на мгновение прижался ушами к ее ладони.

– Смотри, чтобы ни одна тварь сюда не сунулась, – обратился к нему Василий. В ответ Мальчик грозно брехнул. – Вот так, верно. – Он одобрительно кивнул и пошел к калитке.

Вероника заперла дом и села в машину. Взревел мотор. Они ехали сначала заснеженным лесом, потом таким же заснеженным полем, маленькими поселками со старыми, почерневшими домами, с запотевшими окнами, затем снова полем. В машине было тепло, вовсю жарила печка, по радио играла «Милицейская волна». Вероника скоро стала клевать носом.

– Ты спишь, что ли? – добродушно усмехнулся Василий. – Ну спи, спи. Минут через двадцать приедем уже.

Вероника закрыла глаза. Сквозь дрему ей пригрезилось, что они с Егором танцуют медленный танец в пустом и темном зале, плавно покачиваясь в такт музыке. Потом на нее дохнуло холодом, и музыка умолкла.

– Вылезай, – скомандовал Василий. – Приехали.

Водительская дверца была распахнута. Щурясь от яркого света, Вероника вышла из машины. Они стояли посреди маленького больничного дворика. Сама больница тоже была крошечной, грязно-серое кирпичное здание в два этажа.

– Идем. – Василий взял Веронику за руку и повел к крыльцу.

Внутри сидел народ, ждал очереди на прием и госпитализацию. Василий, легко разгребая толпу, протиснулся к окошку справочной.

– Нам к Ульяне Григорьевой.

– Григорьева в пятой палате. Бахилы наденьте.

Василий и Вероника нацепили веселенькие голубые бахилы и пошли по длинному узкому коридору. Чувствовался неприятный спертый запах – смесь пота, мочи и долго не проветриваемого помещения. Они толкнули облезлую белую дверь и очутились в узкой комнате, по каждой стене которой стояли несколько кроватей. Ульяна лежала у окна. Маленькая, укрытая одеялом до самого подбородка, она казалась высохшей мумией. Щеки ее запали, нос и подбородок заострились, но глаза смотрели осознанно и горько.

– Бабушка Ульяна, как вы? – тихо спросила Вероника.

В ответ старуха замычала едва слышно.

– Ничего, – непривычно ласково и мягко произнес Василий. – Поправишься. Даст бог, еще хату тебе новую справим.

Ульяна продолжала мычать. Видно было, что сил у нее совсем немного. Веронике показалось, что она не просто мычит, а хочет что-то сказать. Кому? Василию? Или ей?

– Бабушка Ульяна! Что с вами случилось? Вас кто-то напугал? Кто-то приходил в дом?

Ульяна резко выдохнула и затихла на мгновение. Затем замычала с новой силой.

– Не беспокой ее, – сказал Веронике Василий. – Видишь, не в себе она.

– Но ведь нужно узнать, почему с ней случился инсульт!

– Как ты это узнаешь? Она не говорит. Написать тоже вряд ли сможет, да она, кажись, и безграмотная. Давление шарахнуло небось – вот и инсульт. Как у матери моей.

Ульяна тем временем совсем затихла. На ее лице была написана смертельная усталость. В палату вошла сестра. Подошла к Ульяниной постели, молча, не глядя на Василия и Веронику, достала из-под одеяла худенькую, похожую на прутик бабкину руку и сделала укол. Так же молча развернулась и пошла к другой койке. Ульяна лежала с закрытыми глазами и, казалось, не дышала. Если бы не легкое колыхание одеяла, можно было подумать, что она отошла в мир иной.