Влада Юрьева - Слово, образ, миражи

Единственной примечательной деталью был колодец. Не само его наличие — Костя такие в нескольких дворах видел, остались, видно, с былых времен. Гораздо больше удивляла веревка, примотанная к крепкой металлической арке.

Она была слишком толстой — настолько, что на ней оказалось неудобно крепить ведро! Да и потом, чувствовалось, что она не испачкалась сама, ее намеренно натерли грязью, чтобы ее новизна была не так очевидна.

Идея, пришедшая Косте в голову, на первый взгляд показалась совершенно безумной.

Однако нужно было решаться сейчас, а не тратить еще один день на вторую поездку сюда! Он жалел, что не уговорил Сашу поехать с ним, ее поддержка сейчас пригодилась бы. Но что сделано, то сделано, и нужно справляться самому.

Лишенные листвы деревья служили плохой защитой. С одной стороны его прикрывал дом, но с другой он был на виду, и Косте оставалось лишь надеяться на удачу. Он обмотался веревкой, обвязав ее вокруг талии, потом раскрутил всю, так, чтобы была видна металлическая арка, и начал спускаться.

Он видел прижизненные фотографии Тадеуша. Охранник точно весил не меньше, чем он!

Поэтому если теория Кости была верна, веревка должна была выдержать. Но это если верна. А если нет — он свалился бы на дно, где его могли никогда не найти… Кто знает, слышны ли крики отсюда на улице!

Арка нещадно дергалась и скрипела у него над головой, испытывая его нервы, но он все равно продолжал движение. Костя использовал мобильный телефон как фонарик, чтобы осматривать кирпичную кладку стен колодца вокруг себя.

Мгновенного успеха не было. Камни вокруг него были скользкими, поросшими плесенью, которая уже щедро покрывала его куртку и джинсы. К тому же, внутри колодца из-за высокой влажности было намного холоднее, чем во дворе. У Кости болезненно замерзали руки, и он боялся уронить мобильный. Это будет не только досадно, но и опасно… А если пальцы замерзнут слишком сильно, он вообще выбраться не сможет!

Он был готов плюнуть на все и подниматься обратно, когда долгожданная странность наконец появилась. Один из кирпичей выделялся в общей кладке: он был таким же старым, как и остальные, но на нем не оказалось плесени. Поддев его край карманным ножом, Костя с легкостью сдвинул его в сторону, открывая небольшой тайник.

Там лежали деньги. Две пачки, аккуратно завернутые в целлофан, и один мерный золотой слиток с символикой белорусского банка. Сумму в местной валюте Костя оценить не брался, но в долларовой пачке оказалось около двух тысяч.

И все. Ни запрещенных препаратов, ни лекарств, украденных из больницы, ни драгоценностей, ни компрометирующих документов. Только деньги. Может, по деревенским меркам это была и заоблачная сумма, но Костю она не впечатлила. Бывали дни, когда он в кошельке больше носил!

С одной стороны, это были не те сокровища, ради которых Тадеуша могли убить, расчленить и разместить в лесу в таком вот виде. А с другой… если это честные накопления, то зачем прятать их таким диким способом? Если же нет, то где простой охранник брал деньги? Не обязательно это привело к его гибели — но и не факт, что не привело.

Ланфен никак не удавалось сосредоточиться. Она знала, что идея у нее правильная и полезная для расследования: составить список тех пациентов, которые показались ей опасными.

Но мысли все равно ускользали с этого направления, возвращаясь к теме, которую она сама для себя сделала запретной. Ей не здесь хотелось быть, не с этими людьми общаться… Но есть желания, а есть долг.

Самомотивация пока не сильно помогала. Она сидела на кухне перед ручкой и пустым блокнотом. Раздражение лишь усиливалось.

Она почти заставила себя приступить к делу, когда ее снова отвлекли. Дверь открылась, и на кухню вошла Марина Чайкина. То, что ее интересовал не поздний завтрак, становилось ясно сразу: она принесла с собой камеру и треногу, которые начала деловито устанавливать возле стола.

— Что вы делаете? — изумилась Ланфен.

— Готовлюсь к нашему интервью!

— Нашему — в смысле, нашему с вами?

— Конечно! — Марина ответила таким тоном, словно этот факт был очевидным и интуитивно понятным даже ребенку. — На кухне самый лучший свет, поэтому снимать нужно здесь.

— Так, подождите! О каком интервью идет речь? Я же не ваш напарник!

— О, это не имеет никакого отношения к расследованию! Костя уже куда-то умотал, и мне все равно, куда. Я занята своим делом, гораздо более важным. Я знаю, что вы — профессиональный психолог, поэтому мне нужно ваше мнение — в виде интервью.

Судя по уверенности Марины, в ее мире эта ситуация выглядела совершенно логичной. А Ланфен запутывалась все больше.

— Каким именно делом вы заняты и при чем тут я?

— Я использую это шоу для продвижения моей организации «Невинные дети», — пояснила Марина. — Мы пропагандируем полный и безусловный запрет абортов. Мне нужно интервью с вами об этом, чтобы вы профессионально объяснили людям, что аборты — зло!

Ланфен наконец оправилась от первого шока, взяла себя в руки.

— Марина, милая, а с чего вы взяли, что я буду это делать? И что я поддерживаю ваши идеи?

Я уже не говорю о том, что ваши эти потуги могут банально не пустить в эфир, потому что они не имеют никакого отношения к проекту.

Марина наконец оторвалась от установки камеры, нахмурилась.

— То есть как — не поддерживаете? Вы же психолог!

— И что?

— Вы должны знать, что аборты — это объективное зло!

— Уже само понятие объективного зла ненаучно, — заметила Ланфен. — Ну а в целом, тема, которую вы затронули, очень сложная, и рассуждать о ней на камеру я не буду. Тем более для продвижения каких-то сомнительных идей.

— Это не сомнительные идеи, это правда!

— Вот и продвигайте свою правду самостоятельно, а меня оставьте в покое.

Но было уже поздно. Марина относилась к тем людям, которые на мнение, отличное от их собственного, реагируют как сторожевой пес на чужака. Они не могут пройти мимо или согласиться. Им обязательно нужно загнать «иноверца» в угол и всеми правдами и неправдами заставить его признать их правоту.

Как правило, такие люди отличались трусостью. Они предпочитали роиться в социальных сетях, где под завесой анонимности можно было написать что угодно, любую гадость, угрозу и даже откровенное оскорбление, зная, что тебе за это ничего не будет. Прямая конфронтация и необходимость смотреть собеседнику в глаза отпугивали их.

Но Марина вышла на новый уровень. В ее красивых голубых глазах отражалась стальная решимость. Она уже успела забыть про интервью. Она как личное оскорбление восприняла то, что Ланфен, профессиональный психолог, оказывается, не знает таких простых вещей!

— Но вы должны это понимать! — От возмущения Марина даже повысила голос. Учитывая ее тембр, это было не самое приятное решение для окружающих. — Как же вы с людьми будете работать, не зная этого!