Влада Юрьева - Слово, образ, миражи

— Не зная чего?

— Что аборты — это преступление! Это же нарушение демократии!

— Господи, демократию-то вы как сюда приплели? — поразилась Ланфен.

— Потому что демократия включает в себя право на жизнь! Человек является человеком с того момента, как он был зачат! Значит, женщина, которая делает аборт, совершает преступление. Почему ее не судят? Почему общество попустительствует этому? У людей должно быть правильное понимание ситуации — и нужна уголовная ответственность!

— Да уж, это, конечно, демократия… А вас не смущает, что своим требованием всестороннего запрета вы лишаете женщину права выбора, права распоряжаться своей жизнью и своим телом?

— У нее было такое право, когда она сексом занималась! — убежденно заявила Марина. — Если она допустила беременность, все, зачатие состоялось! Она должна нести ответственность!

— А если произошло изнасилование?

— Значит, ей не повезло, но ответственность она все равно должна нести. Почему беременность после изнасилования воспринимается как нечто плохое? Беременность — это святое, это торжество жизни! Моя мать забеременела в результате изнасилования. Меня спасло только то, что она была достаточно умна и честна, чтобы сохранить мне жизнь! А если бы нет?

Никто бы не осудил ее за убийство! Даже в те времена, когда аборты порицались, для абортов от изнасилования делали исключение! Почему? Так нельзя.

— Может, потому что тело женщины принадлежит ей, она сама решает, что с ним делать?

— После того, как ребенок создан и о беременности известно, тело принадлежит не только ей!

Вот чего многие не понимают!

Как и многие агрессивные пропагандисты, Марина не собиралась практиковать то, что продвигала в массы. Из досье Ланфен было известно, что замуж Чайкина выскочила рано, за бизнесмена средней руки, который был старше невесты на двадцать лет. И за довольно продолжительную совместную жизнь детьми они так и не обзавелись — Марина была слишком занята работой над своей организацией, чтобы сделать перерыв на декрет. Она не скрывала это, даже бравировала тем, что организация стала ее «любимым ребенком».

— Ну а если беременность навредит здоровью женщины? Аборт тоже делать нельзя?

Ланфен понимала, что спорить с такими людьми бесполезно. Вопрос она задала лишь для того, чтобы прощупать почву, точнее понять, с кем имеет дело.

— Беременность никогда не вредит здоровью женщины! — мгновенно среагировала Марина. — Аборт вредит! Беременность — это естественный процесс, а аборт — нет. После аборта у каждой второй женщины развивается рак груди, более трети не могут иметь детей!

— Где вы взяли эти цифры?

— Я статьи читала!

— Где, в интернете?

— Интернет — это ценнейший источник информации. Я очень детально изучила вопрос!

Каждая третья женщина из двенадцати делала аборт до тридцати, из них около сорока процентов получили в результате этого серьезные болезни!

Вряд ли Марина так уж хорошо разбиралась в цифрах. Но они казались ей серьезным оружием, которому сложно что-то противопоставить. Одно дело — мнение, другое — цифры. Ведь это уже наука, а значит, объективность!

— В целом, изнасилование никогда нельзя использовать как аргумент для аборта!

— Почему же? — спросила Ланфен. Соглашаться она не собиралось, ей просто было любопытно, какими именно идеями живет Марина. Как правило, такие люди старались выработать законченную систему убеждений.

— Потому что убийство, то есть, аборт, — это более серьезное преступление, чем изнасилование. Предполагаемая жертва получила бы больший срок, чем насильник, если бы ее судили по всей строгости закона! За изнасилование никогда не дают высшую меру наказания, а за убийство — дают! Но общество упрямо закрывает на это глаза. Мне страшно подумать, сколько таких людей, как я, никогда не появились на свет, потому что общество слепо!

— Да… это большая потеря.

Марина предсказуемо не заметила сарказм.

— Многие считают, что дети изнасилований будут так же жестоки, как их отцы, — продолжила рассуждать она. — Но это же ненаучный бред! Мой отец был преступником, я признаю это. Но разве я унаследовала какие-то его черты? Разве во мне есть злоба и агрессия?

Нет! Но мир никогда не узнал бы этого, если бы моя мама сделала аборт!

— В общем, этот посыл и пытается сделать ваша организация?

— Конечно! Мы избавляемся от невежества, развеиваем стереотипы! В моей организации уже есть врач, который будет рассказывать женщинам, почему с каждым абортом они убивают не только ребенка, но и себя. Пусть поймут, что когда жизнь зародилась, никакого права выбора между жизнью и смертью у них нет, все это миф! Торжествует жизнь. Не хочешь этого ребенка — хорошо, отдай в приют, отдай на усыновление. Но уж будь любезна выполнить свой природный долг!

— Потому что это и есть демократия?

— Конечно!

Взгляд Марины, само выражение ее лица, осанка — все это указывало на то, что ее убеждения — непробиваемая стена. Она не готова была к мирным переговорам, она шла в атаку.

Такие люди, как правило, не опасны, но весьма назойливы. Ланфен убедилась в этом за годы работы. Не всегда они пропагандируют что-то плохое. Проблема заключалась даже не в их идеях, а в методах. На Ланфен Марина повлиять была не способна — не хватило бы ни ума, ни опыта. Но кого-то послабее ее атака могла оскорбить и даже ранить. Особенно учитывая деликатность темы.

— Сожалею, но помогать вам я не собираюсь, — сообщила Ланфен. — Вы здесь чтобы преступление расследовать, а не свою организацию продвигать. Вы можете и дальше тратить свое время зря, а можете заняться делом.

— Я и так занимаюсь делом! — поджала губы Марина. Чувствовалось, что этот жест для нее привычен. — Тем делом, на которое у многих не хватает смелости! Вы, небось, уже кучу абортов сделали!

— Ни одного, и у меня трое детей, — спокойно отозвалась Ланфен. — Но это не касается ни вас лично, ни вашей организации. А когда вы порадуете мужа наследником?

— Когда мое дело станет на ноги, это важнее всего!

— Важнее жизни, которую вы так защищаете?

— Родить я всегда успею!

— Вам тридцать девять, Марина.

— И что?!

— Ничего.

К этому моменту Марина окончательно убедилась, что психолог — пропащий случай.

Подхватив штатив и камеру, она пулей вылетела с кухни, напоследок хлопнув дверью. Но надолго без дела она не осталась.

Она бы и не смогла быть в одиночестве, это противоречило ее природе. Она нашла очередного вынужденного слушателя. Но этот был не так терпелив и вежлив, как Ланфен. Очень скоро в коридоре гремели крики, в которых, помимо Марины, узнавался и Герман.

Нашли друг друга! Упрямая, агрессивная морализаторша и мужчина с задатками к самому некрасивому виду женской истерики. Что они делают на проекте — непонятно.