Илья Рясной - Мокруха

— Что-то со мной стало твориться. — Медведь с тоской глядел на заставленный деликатесами стол. Он связался с Гербалайфом, и произведения кулинарного искусства перешли для него в разряд запретных. — Понимаешь, Анвар, проснулся я ночью в холодном поту. Приснился мне кошмар. Будто ты перестал меня уважать и даже вторгся в мои владения.

— Это магнитные бури, дорогой. Мне тоже во время них снится всякая ерунда.

— Но кое-что все-таки мне не приснилось… Знаешь генерального директора ТОО «Персей» Гусмана?

— Знаю. У него вроде бы какие-то неприятности.

— Серьезные неприятности, Анвар. Очень серьезные. Два дня назад кто-то вломился в его квартиру. Взяли деньги, драгоценности — на огромную сумму, ордена. Но это мелочи. Хуже, что пристрелили бычка, охранявшего квартиру. Переломали ребра десятилетней дочке. У жены психическая травма — в невропатологическом отделении лежит. Можешь себе такое представить?

— Ох, распустились, шакалы облезлые! Совсем на них управы нет. — Анвар возмущался, но в голосе его чувствовались фальшивые нотки.

— Короче, не буду разводить воду: это сделали кавказцы.

— За кого ты нас принимаешь? Чтобы наши земляки детей били? Никогда. Среди других ищи.

— Это были кавказцы. Говорили с кавказским акцентом.

— Мало ли кто говорит с акцентом. У меня вон английский акцент, но я в Англии не был.

— Они переговаривались по-азербайджански.

— Кто сказал?

— Жена Гусмана.

— Она знает азербайджанский?

— Нет.

— Тогда откуда она знает, что говорили по-азербайджански?

— Она общалась с азербайджанцами, и отдельные слова поняла.

— Это не доказательство, чтобы винить моих земляков. Это могли быть грузины, армяне.

— Один из них сказал, что тут тебе не с карабахскими ишаками воевать.

И Медведь, и Анвар прекрасно знали, что карабахскими ишаками и азербайджанцы, и ереванские армяне называют карабахских армян.

— Все равно не верю, — постучал пальцами по бокалу Анвар. — Наши такого не могут сделать.

— Уж что ваши могут сделать, я тебе могу рассказать. В Александровске семью из пяти человек кто вырезал, чукчи, что ли?

— Это Джамал был, он сумасшедший, его еще в Баку убить хотели, он и там всех заколебал.

— Гусман — мой старый кореш. Я у него в должниках, а это, сам понимаешь, немалого стоит. Я сделаю все, чтобы этих подонков найти и рассчитаться с ними звонкой монетой. Ты не только у земляков, ты у всего Кавказа авторитетом пользуешься…

— Если у залетных, то не пользуюсь.

— Ох, оставь. Без твоего ведома они и не дышат. В общем, ты их мне найдешь.

— А потом что будет?

— Если найдешь ты, заставим награбленное вернуть и уплатить проценты. Если я — заставлю вернуть награбленное и… убью.

— Договорились. — Анвар поднял рюмку. — За то, чтобы сообща решить эту мелкую проблему.

— Выпьем! Ты сегодня же начнешь рыть носом землю. Ты знаешь, что Медведь мужик мягкий, но не стоит ему наступать на лапу.

— Зачем повторять? Все понятно.

Анвар знал, что с Медведем лучше не шутить. Если им овладеет какая-то мысль, он попрет вперед, как бык, не оглядываясь, круша на пути и правых, и виноватых. Видеть разъяренного Медведя, жить под страхом новой войны Анвару не хотелось. Поэтому он в тот же день вместе с Ашотом Пазаряном поднял на ноги всех земляков и готов был во что бы то ни стало хоть на аркане притащить Медведю проштрафившихся налетчиков. Он готов был удавить этих негодяев собственными руками не столько за что, что они подняли руку на ребенка, сколько за гораздо большую вину — они едва не разрушили хрупкое согласие между ним и славянскими бригадами.

Два дня Анвар сидел как на иголках. Попытки что-то узнать ни к чему не приводили. Спас положение Джамал Якупов, у которого была будка на улице Плеханова, около дома, где проживал Гусман.

— В какой, говоришь, день это было? В среду? — осведомился Джамал у одного из людей Анвара, производивших разведывательный опрос.

— Точно, в среду.

— Во сколько?

— Около двенадцати.

— Видел я тут двоих, крутились поблизости.

— Кто такие? Описать можешь?

— Чего не описать? Это братья Азизовы, они проститутками торгуют.

Часа через полтора Анвар уже был у Медведя. Приехал он с ящиком азербайджанского коньяка, который вслед за ним занес в дом водитель.

— В знак нашей дружбы небольшой подарок из Баку.

— Спасибо.

— Я приготовил тебе еще один подарок: узнал, кто поднял руку на семью твоего друга.

— Кто?

— Это не мои земляки.

— Смотри, не вздумай хитрить, все равно все узнаю.

— Это дагестанцы. Братья Азизовы.

— Специалисты по шлюхам?

— Они в среду в двенадцать часов прошли в сторону дома, где живет твой друг.

— Отлично. Кот, организуй.

— Бу сделано, ваша милость…

Насрулла развалился в кресле и чесал ногу. Настроение у него было благостное. Он думая о том, как вечером посидит в «Осьминоге», потом поедет к себе на квартиру, курнет там анаши, попробует в деле семнадцатилетнюю Соню Гущину — новую сотрудницу фирмы «Дитя ночи», которая, как говорил Магомед, отлично работает ртом.

Насрулла был вполне доволен тем, как складывалась его жизнь в этом городе. Не нужно, как встарь, мерзнуть на улице, наметанным глазом выискивать в толпе потенциальных клиентов, подставлять им девочек, выколачивать у особо скупых деньги. Сейчас все гораздо проще и пристойнее.

Он развернул новенький, пахнущий типографской краской номер «Городских вестей».

Это, конечно, не Насрулла сочинил. И тем более не Магомед — он вообще едва писать умеет. Сочинил стихотворение прыщавый хлюпик из «Городских вестей», отвечающий там за рекламу. И реклама фирмы «Афродита», второго предприятия братьев Азизовых, тоже его.

Нет, кое-что все же этот хлюпик может, хоть и не мужчина вовсе, а одно недоразумение.

Каждый раз, разворачивая новый номер газеты, Насрулла испытывал сладостное ощущение. Когда о творении своих рук читаешь на газетных страницах, это немножко возвышает тебя в собственных глазах. Такие объявления Азизовы отдавали в три городские газеты, специализирующиеся на подобных агитках. Между прочим, эти рекламки можно было отнести к числу наиболее пристойных. Даже Насрулле становилось немного не по себе, когда он читал некоторые объявления. «Красивый молодой человек ищет состоятельного любовника». «Скромная и начитанная дама ищет знойного мужчину любого возраста, не стесненного в средствах. Прекрасно владею искусством орального секса». «Бисексуал ищет супружескую пару без комплексов». Насрулла знал, что на Кавказе редактору такой газеты отрезали бы голову или, если бы повезло, — что-то чуть менее ценное. Но Кавказ — это Кавказ. А Россия — это Россия. Русские слабы, глупы и податливы, на них ездить, одно удовольствие, в этом Насрулла был уверен. За многие вещи, которые он творил, на родине его бы давно закопали живьем в землю, здесь же все сходит с рук. Никто, как русские, не умеет утираться после плевков. В этом Насрулла тоже был уверен. Поэтому ему и нравилось в России.