Илья Рясной - Мокруха

Большая часть Йошкиных вещей и денег стала золой. Куда деваться цыгану? В столице полно соплеменников, но он немногих из них знал достаточно хорошо, а с многими ему вообще лучше было не видеться. Гостиницы он не любил — они полны милиции и стукачей. Уезжать из Москвы рано — из-за недоделанных дел. Подумав, Йошка решил податься к старому приятелю — алкашу, балагуру и вору Костику Кощею. У того постоянно в доме толкутся самые разные люди, он всегда рад гостям, которые накроют хороший стол. А денег на то, чтобы накрыть стол, у Йошки пока еще хватало.

Кощей жил с бабкой в большой четырехкомнатной квартире. Все его родственники к этому времени сгорели от пьянства или сгинули в местах лишения свободы, от многочисленной семьи осталось лишь двое в огромной квартире. Нагруженный пакетами с провизией и бутылками, Йошка переступил порог и был принят как родной.

Они сидели вдвоем, пили, вспоминали былое. Бабке отнесли бутылку водки и несколько бутербродов в ее комнату. В восемьдесят пять лет она еще могла в одиночку освоить бутылку беленькой. Когда пир был в самом разгаре, раздался громкий звонок в дверь. В квартире появился еще один человек — молодой высокий парень.

— Знакомься, Йошка, это мой друган.

— Сколько же у тебя друганов?

— И не сосчитать. У хорошего человека друзей должно быть много. И хорошего человека должно быть много. — Кощей удовлетворенно похлопал себя по толстому пузу.

Йошка, покачиваясь, встал и пожал парню руку.

— Здорово.

Он всмотрелся в незнакомца, и хмель мгновенно слетел с него. Ему показалось, что перед ним Паша Татарчуков. Покойничек… Тьфу, ну и мысли! Конечно, это совершенно другой человек. И лицо, и фигура другие. Но чем-то он был разительно похож на Пашку, какой-то исходящей от него силой…

«Убийца», — подумал Йошка и испугался этой мысли. Он видел на своем веку убийц, сам относился к ним. Но таких, в ком горит этот адский огонь, — только Пашку Татарчукова. И вот этого парня.

— Семен, — представился он, голос у него был тусклый. — Можно называть Гленом.

— Йошка Цыган.

— Садись, Глен. Пей, Глен! — заорал Кощей. — Коньячку? Шампусика?

— Коньяку.

Набрались они основательно….

Утром Йошка отправился по своим делам. Вечером, придя на квартиру, он вновь застал там Глена. Тот, похоже, тоже решил воспользоваться Кощеевым гостеприимством. Снова уселись за стол. За бутылочкой, за едой из валютного супермаркета разговор шел обо всем и ни о чем. Говорили о бабах, травили старые анекдоты. О себе не рассказывали, о других не расспрашивали. Неожиданно Йошку будто за язык кто потянул.

— Глен, а ты ведь в бегах. Я вижу.

— Плохо смотришь. Я в отпуске. Решил в Оружейную палату и Пушкинский музей сходить.

— Глен у нас из крутых. Сурьезный мужчина. А, Глен? — Кощей похлопал его по плечу. Глен резко сбросил руку.

— Преувеличиваешь.

— Ладно, не обижайся, — примирительно произнес Кощей. — Лучше еще выльем, брателло!

Зазвонил телефон. Кощей поднял трубку.

— Да… Кто говорит? Костян, кто же еще… Конечно… Нет проблем.

После четвертой стопки Йошка, хотя и не старался пить до дна, все же захмелел. Покачиваясь, он побрел в туалет. Вышел в коридор и…

«Господи Исусе, настоящая мясная лавка!» — подумал он, глядя на четырех молодцов весом не менее центнера каждый. У двоих были пистолеты, казавшиеся игрушечными в их руках.

Больше Йошка ничего подумать не успел: от мощного толчка он метеором влетел в комнату и распластался на полу.

— Сидеть! — Дылда, лет сорока пяти на вид, с приплюснутым носом, очень похожий на борца-тяжеловеса на пенсионе, ударил вскочившего со стула Глена кулаком в грудь, и тот шлепнулся на диван, ловя ртом воздух. — Оба здесь, — удовлетворенно отметил «борец». — Будто специально слетелись, голубки.

Глен очухался и покачал головой.

— Эх, Кощей, что ж ты меня продал?

— Кто? Я? Да ни в жисть! — не особо убедительно запротестовал Кощей.

— Собирайтесь, вшивота, ваше время вышло, — сказал «борец».

Ежедневно сотрудники, ведущие расследование дела об убийстве Медведя и компании, собирались в кабинете Норгулина и обсуждали, как и куда все движется, да и движется ли вообще.

— Мы когда-нибудь увидимся с уважаемым следователем по особо важным делам Парамоновым? — спросил Норгулин. — Неделю безуспешно пытаюсь дозвониться до него.

— Не дозвонишься. Он зашился полностью, — сказала Светлана. — Только и успевает дела на продление в Москву возить. Дело по Медведю на меня сбросил. По-моему, он его даже не читал.

— Бардак, — покачал головой Рудаков.

— А чего ты хотел? В следственной части у них половина следователей осталась, — отмахнулась Светлана. — Некоторые районы вообще без следователей. Они нам и раньше все дела спихивали, а теперь у них просто выхода нет.

— Да, довели до ручки, — кивнул Норгулин.

— Все бегут, — продолжила Светлана. — И ведь специалисты какие — это вам не выпускники юридического колледжа для слабоумных детей денежных родителей… В арбитраже одно выигранное дело — трехлетняя зарплата следователя. Нотариат всегда пристанищем для двоечников считался, теперь же нотариус свободно зарабатывает по десять тысяч долларов в месяц… Прокурор области стыдит своих: где ваша совесть, любовь к закону и справедливости? Не всякий голодный желудок может эти понятия переварить.

— Значит, от Парамонова мы помощи не дождемся, — вздохнул Норгулин. — Жалко. Специалист он отличный… Что нового по делу? Так и топчемся на месте?

— Так и топчемся, — кивнул Рудаков.

— Где Глен — неизвестно.

— Может, его грохнули? — предположил Рудаков.

— Хотелось бы надеяться, но это дерьмо везде выплывет… Мы его даже не объявили в федеральный розыск.

— А как мы его объявим? — подала голос Светлана. — Против него ни одного доказательства нет, а ваши оперативные данные, сами знаете, к делу не подошьешь.

— Ох, крючкотворы вы, следователи, — покачал головой Норгулин.

— Угрозыск, кстати, на это дело плюнул, — сказал Рудаков. — У них маньяк не пойман, а он вчера уже восьмую жертву задушил. Угрозыск Медведь и его убийца не интересуют. Бандит бандита убил.

— Предлагаешь и нам плюнуть? — спросил Норгулин.

— Не знаю, — пожал плечами Рудаков. — В отделе десять человек, а на нас свалена половина руоповских дел. Да еще на город вон какая волна преступности накатила.

После смерти Медведя настал «черный сентябрь» — дождливый осенний холодный месяц с грохотом автоматных очередей на улицах города. Ощутив себя без хозяйского ока, бригады пошли вразнос. Кувалда реализовал давнюю мечту и схлестнулся с азербайджанцами. В здание администрации рынка была брошена граната, у ночного клуба расстреляны двое азербайджанцев и взорвана машина Анвара, правда, хозяина в ней не было. Азеры в ответ взорвали офис «Сиреневого медведя» — главной фирмы, где группировка Кувалды отмывала преступные доходы. Откуда-то вылезли чеченцы, о которых в городе уже давно не слышали. Какие-то малоизвестные группировки обнаглели до того, что начали делить территорию, раньше принадлежавшую Медведю. Уложили уже полно народу. Норгулин с Рудаковым не расстраивались бы особенно, но в результате перестрелок погибла восьмилетняя девочка. В боевом раже киллер полоснул и по ней из автомата. Специально. Такого давно не бывало. Поэтому решили с тем киллером особо не церемониться. Трое суток день и ночь работали и наконец настигли быка на съемной хате. Собровцы залетели в квартиру, киллер сунул руку под подушку, но, увидев, что дело тухлое, сделал привычный жест «хенде хох». Под подушкой у него лежал пистолет. Начальник отделения СОБРа Неверов, вспомнив Афган, всадил ему пулю в лоб.