Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

Сидони обладала достаточной силой убеждения и перед лицом испытаний вела себя с непоколебимым достоинством. Внезапно смутившись от ее резонных слов, Шамплен с Лориком не посмели ее ослушаться. Но Жасент сейчас было не до ужина.

– Не обижайтесь, но ужинать здесь я не могу. Я вернусь через час! – заявила старшая сестра.

– Куда ты опять побежала? – заворчал Фердинанд.

– Мне нужно навестить Матильду, – ответила девушка. – Я обещала.

Стараясь избегать пристального взгляда отца, Жасент схватила с вешалки свой плащ и поспешно вышла на улицу.

Матильда ложкой мешала густой гороховый суп, когда в дверь постучали. Женщина посмотрела на стенные часы над буфетом.

«Неужели это господин кюре такой нетерпеливый? – подумала она. – Даже этого святого человека иногда мучает голод».

– Входите, не нужно стоять под дождем в такую дрянную погоду! – крикнула хозяйка, накрывая кастрюлю крышкой. – Все уже готово.

Матильда очень удивилась, увидев на пороге Жасент Клутье, мертвенно бледную, с осунувшимся лицом и прилипшими к плечам мокрыми волосами.

– Господи? Случилось несчастье? Твоя мать…

– Нет, она спит; доктор вколол ей успокоительное. Матильда, прошу прощения за беспокойство; мне очень нужно с вами поговорить.

Старая женщина покачала головой, словно прекрасно все поняла.

– Располагайся и согревайся. Я скоро вернусь: мне нужно отнести господину кюре ужин.

Подбадривающе улыбнувшись, Матильда завернулась в шерстяную шаль и, взяв кастрюлю, вышла на улицу. Оставшись в доме одна, Жасент сняла плащ и разулась. Усевшись на диване по-турецки, девушка стала вертеть Эммину сумку в руках, думая о том, какие оправдания перед родными можно придумать, чтобы проверить наконец ее содержимое. «Может быть, мне не стоит открывать ее здесь… лучше подождать, пока мы останемся с Сидони наедине… Но папа способен вырвать ее у меня из рук и бросить в печку. Он не решился сделать этого при дедушке, но кто знает, что бы случилось, если бы мы были одни».

Девушка медленно потянула застежку, осторожно раскрыла сумку, поочередно заглянув в каждое из двух кожаных отделений. Ее сердцебиение участилось. Едва дыша, Жасент делала теперь почти те же движения, что и Паком накануне, внимательно рассматривая каждый предмет. С тех пор как Эмма стала независимой (к слову, она очень гордилась этим фактом), Жасент не держала в руках личные вещи младшей сестры.

– Губная помада, – прошептала она. – Тюбик с таблетками, кошелек, маленькая записная книжка. Но внутри она вся сухая.

Это наблюдение ставило перед ней новую загадку. Обещая себе поразмыслить об этом позже, Жасент взяла в руки блокнот, не решаясь сразу же приступить к чтению. Это был еженедельник, на каждой странице – дата и день недели. На странице, помеченной 1 января 1928 года, – несколько зачеркнутых строчек. В глаза бросилось имя: Пьер. Жасент поспешно закрыла блокнот и убрала его в сумку.

«Имею ли я право читать то, что писала сестра? Злилась бы она на меня?» – спрашивала себя Жасент, переполненная эмоциями. Растерявшись, с застывшим взглядом, она продолжала задаваться вопросами. Матильда вернулась довольно быстро, застав свою гостью в этом состоянии.

– Господин кюре валится с ног от усталости… Господи боже, если бы я не следила за тем, как он питается, от него бы сейчас осталась одна тень, да и только, – сказала она. – О чем же, моя красавица, ты хотела со мной поговорить?

– Я уже и не знаю…

– Да нет же, ты очень хорошо знаешь. Наверняка о сумке своей сестры. Это случайно не она, вот эта сумка, что ты прижимаешь к сердцу? Бедная моя девочка, у Жактанса Тибо длинный язык, да и Артемиз не отстает… Все любопытные Сен-Прима уже в курсе. Не расстраивайся, ты правильно сделала, что нашла ее.

Матильда присела возле девушки и с сочувствием посмотрела на нее своими черными пытливыми глазами.

– Отцу на это наплевать. Он отказывается слушать, когда я говорю ему о том, что меня волнует. Даже Сидони кажется равнодушной. Лорик стал бы на мою сторону, но он просто ослеп в исступлении…

Жасент замолкла: волей отца она была вынуждена хранить безмолвие. Перед ней стоял сложный выбор. В этот момент теплые крепкие руки Матильды сжали руки молодой женщины, которые все еще покоились на белой кожаной сумке.

– Я не могу заткнуть себе уши, когда люди сплетничают, но я никогда не выдавала чужих секретов. Может быть, расскажешь мне, что тебя беспокоит… Тебе это необходимо, иначе ты бы не бросила свою семью во время ужина, чтобы бежать ко мне.

Находясь в своем скромном жилище, Матильда тщательно подбирала слова, и даже голос ее звучал мягко, будто был окутан прозрачным туманом. С серьезным выражением лица, на котором словно была отпечатана мудрость тысячелетий, она нисколько не была похожа на ту язвительную старуху, рубящую правду с плеча, какой ее знавали в деревне.

– Я презираю ложь. Часто она сеет горе. Я была неправа, когда смолчала, Матильда. Теперь я в растерянности, я никому не доверяю. Могу ли я действительно на вас положиться?

– Иначе тебя бы здесь не было.

Грустно улыбаясь одними уголками губ, Жасент подробно рассказала Матильде все, что было связано со смертью Эммы, не опуская своего визита к Пьеру и отношений, которые он поддерживал с ее сестрой. Она призналась в том, что Эмма покончила с собой, рассказала о письме и о решении отца соблюсти внешние приличия. Матильда ни разу ее не перебила. Наконец прозвучали последние слова рассказа, в которых таилась безмерная печаль:

– Может быть, виноват Паком… Эмма говорила с ним. Значит, он видел ее еще живой. У меня есть своего рода доказательство: внутри сумка сухая, даже не влажная. То есть Паком взял сумку перед тем, как Эмма утонула!

– Нет, должно быть какое-то другое объяснение. Этот бедолага совсем не порочен и вовсе не жесток. Если бы он плохо обращался с девушками – это давно было бы всем известно. Несмотря на то что с виду он здоровяк, он все еще остается ребенком, невинным ребенком. Ты можешь мне верить: если бы он был плохим человеком, я бы точно это заметила. Боже мой… я не решилась тогда вам сказать, что Эмма была беременна. Я заметила это, когда готовила ее к положению в гроб. Едва заметная округлость внизу живота. У меня в таких делах глаз наметан. Там, где я раньше жила, я подрабатывала акушеркой.

– И вы можете поклясться, что на ней не было ни следов от ударов, ни синяков?

– Я не увидела ничего необычного.

– Почему вы не рассказали моей матери и Сидони о том, что Эмма была беременна?

– Эмма не была ни помолвлена, ни замужем. Твои родители и так достаточно пережили. Я не хотела усиливать их горе бесчестьем и позором покойной дочери. Однако сестра твоя была, конечно, девушкой непростой…