Мари-Бернадетт Дюпюи - Скандал у озера [litres]

С лестницы послышались быстрые шаги и изменившийся, почти на грани срыва голос супруги.

– Крепко поцелуй папу, Уилфред. Он уезжает на несколько дней и скоро вернется.

Доктор сжал сына в объятиях и стал покрывать поцелуями. Наконец на прощание он коснулся губами губ своей супруги:

– Я прошу у вас обоих прощения. Мне нужно идти.

Теодор открыл входную дверь. Лучи солнца залили прихожую, радостными пятнами ложась на навощенный паркет и на выкрашенные в серый цвет стены. Фелиция мельком увидела каштановые с золотистым отливом волосы Жасент Клутье, а также ее высокого темноволосого спутника, в котором угадывалась непреклонная решимость. Дверь плотно закрылась, решительно преградив путь ясным лучам весеннего дня, и в прихожей вновь воцарились прохладные сумерки.

«Будьте вы прокляты, Клутье! Будьте вы все прокляты!» – подумала она, прижимая к себе сына.

Она-то воображала, что дело было в банальной супружеской измене или же в простой интрижке, которую супруг завел с симпатичной и жаждущей удовольствия девушкой, но все оказалось гораздо серьезнее. Ее колкие замечания во время ужина у дяди Люсьена внезапно приняли трагический смысл. Убитая горем Фелиция Ганье, заливаясь слезами, теперь совсем по-другому взглянула на не свойственную Теодору раздраженность во время их обратного пути. «Он должен был признаться в своем преступлении вчера вечером! – сокрушалась она. – А утром мы были бы уже далеко. Поезд – в Квебек, корабль – во Францию, Испанию или любую другую европейскую страну… как можно дальше, дальше от того, что последует здесь…»

Скандал обещал быть грандиозным: таких же масштабов, как и скандал вокруг паводков, опустошивших регион Лак-Сен-Жан. Она об этом знала, и ей нужно было к нему подготовиться.

Теодор Мюррей остановил машину перед полицейским участком Роберваля. Он вел быстро, не разжимая стиснутых зубов. Жасент и Лорик не произнесли ни слова. Они были настолько подавлены, что были даже не в состоянии выразить свои чувства, которые, однако, кипели в их сердцах.

Доктор выключил двигатель и прикурил сигарету.

– Я прошу у вас обоих прощения, – произнес он. – Я совершил это, не отдавая себе отчета в происходящем, я был близок к безумию.

– Вы уже подготавливаете свою речь на суде? – съязвила Жасент; она не могла больше выносить его присутствия. – Брат проведет вас.

Сидя на заднем сиденье, она прислонилась лбом к стеклу автомобиля. Часы, которые ей только что довелось пережить, наполнили ее душу горечью – столь долгожданная правда оказалась жестокой и отвратительной. Жасент не давало покоя еще одно обстоятельство. Об этой печальной истории скоро станет известно всему региону. Если пресса не проявила особого интереса к утонувшей вследствие несчастного случая девушке – вполне обыкновенному происшествию, особенно в период наводнений, – то от убийства на почве страсти, замаскированного под суицид, СМИ будут просто неистовствовать.

«Известный доктор, молодая учительница, на пятнадцать лет младше его. Эмму вываляют в грязи, забыв, что она – жертва. Всем станет известно, что она была беременна и шантажировала своего палача. Жители Сен-Прима будут возмущены, а наши родители будут мучиться еще сильнее. Боже мой, мне необходимо было знать, как умерла моя сестра, но такого узнать я не хотела. Нет, никогда!»

– Выходите, мне не терпится поскорее вернуться домой, – сказал Лорик.

Жасент услышала, как открывается дверца машины. Она вздрогнула и быстро выпрямилась, вцепившись руками в спинку переднего сиденья.

– Лорик, если журналисты узнают обо всем этом кошмаре, папа будет в ярости. Мама не сможет этого пережить. Сможем ли мы оставаться в этих краях? Мне страшно!

– А чего ты хочешь, Жасент? Ты знала, что будет вселенский скандал, – ответил брат.

– Не сдавайтесь, – натянутым голосом пробормотал доктор, охваченный животным страхом. – Но учтите, я собираюсь описать Эмму такой, какой она была на самом деле, не умаляя ее вины, потому что она была виновата, даже по отношению к вам. Она была далеко не ангелом, и я могу это доказать. Она смогла обмануть вас, точно так же как сумела с помощью своих уловок, хитрости и эгоизма толкнуть меня на роковой шаг. Если бы я на ней не женился, ребенок, которого она носила, закончил бы так же, как тот, другой, – брошенный, лишенный материнской любви и заботы, обреченный на печальную сиротскую судьбу.

Сжав Мюррея за запястье, Лорик помешал ему выйти из машины. Жасент охватило странное ощущение какого-то раздвоения – она, наверное, не так услышала, не так поняла! Во рту у нее пересохло, но она смогла выдохнуть:

– Какой другой ребенок?

– Я был уверен, что вы не в курсе! Эмма уже произвела на свет одного ребенка. Как-то вечером она призналась мне в этом.

– Это невозможно, мы бы знали об этом! – вмешался Лорик.

– И все же, по-видимому, вы не знали! В пятнадцать с половиной лет она встречалась с каким-то парнем. Она поняла, что беременна, на четвертом месяце, когда ребенок пошевелился. Большего мне узнать не удалось. Она не хотела вспоминать об этом. Как ей удалось родить, а затем бросить свою маленькую дочь? Эмма отказалась рассказать мне об этом. Где-то в Квебеке живет несчастный ребенок, который никогда не узнает своей матери. Но об этом я никому не расскажу, не волнуйтесь.

С этими словами Теодор Мюррей вышел из своего черного автомобиля, хлопнув дверцей. Его волосы искрились в лучах солнца; доктор уверенно направился ко входу в полицейский участок.

Огромное присмиревшее озеро ласкало узкую полоску песка своими тихими прозрачными волнами. Жасент и Сидони шагали вдоль берега, от которого теперь осталась лишь дорожка, все еще пропитанная водой. На земле валялся мусор, который они обходили, не обращая на него внимания: стеклянные бутылки, обломки сломанных досок, даже предметы домашнего обихода, принесенные сюда паводками соседних рек.

Лорик, следовавший за сестрами, поднял небольшую куклу без одежды, с частично раздавленной головой. Находка вырвала из его груди беззвучное рыдание. Ему никак не давало покоя известие о том, что его сестра родила в пятнадцать лет.

– Это действительно ужасно, – отозвалась Сидони, поняв, в какое смятение привела брата-близнеца эта несчастная игрушка.

Сидони поджидала брата с сестрой на перроне вокзала. Троица прогуливалась в стороне от главной улицы деревни, с тем чтобы можно было спокойно поговорить, не рискуя, что их беседе помешают. Жасент все рассказала Сидони. Когда ее голос срывался или когда она принималась плакать, эстафету принимал Лорик.

Теперь же, словно очарованные бесконечным, отливающим синевой озером, поверхность которого была усыпана падающими под углом яркими солнечными бликами, они пытались привести свои мысли в порядок. Превратности Эмминой судьбы ошеломили их.