Миермилис Стейга - Последняя индульгенция. Кондоры не взлетели

Эту девушку Андрей прекрасно помнил. Ее ни с кем не спутаешь: тонкая, как тростиночка, свежая, как весенний морской ветерок, стыдливая и наивная, сладкая, как липовый мед. Она вошла в кабинет, вся дрожа и пугливо озираясь. Робко опустив руки, сидела она перед его письменным столом. Андрей вынул из ящика стола зеленоватый, на машинке отпечатанный бланк с жирной фиолетовой, страшной печатью в углу и положил перед Галиной.

— Прочти и распишись, — тихим, бесстрастным голосом сказал он. — Это постановление о твоем аресте.

Она читала долго. С лица ее постепенно, как песок из песочных часов, отливала кровь. Оно становилось все бледнее, а шея краснела. Мелкие бархатные кудряшки прилипли к вискам, выступили бусинки пота, которые медленно скатывались по щекам и падали на узкие девичьи плечи. Она подняла голову — на Андрея смотрели большие серо-голубые глаза простодушного ребенка. В зрачках — страх, отчаяние. Андрей остро почувствовал, что хочет обладать этой дикой косулей. Взглядом обласкал маленькую девичью грудь под тонкой кружевной блузкой и полез дальше — под простую шерстяную юбку. В любую минуту мог кто-нибудь войти, сотрудники или начальство. Не принято было тогда друг от друга таиться. Свободно ходили коллеги по кабинетам, зорко наблюдая за своими же, и смотришь — у тебя уже готов компромат, на тот случай, если понадобится себя защищать, а то и просто сообщить куда следует. Такая была система.

Сам-то Андрей не очень боялся: у него были прекрасные отношения с ребятами из районного отдела госбезопасности. Да поди знай, кто еще из сотрудников на них работает…

Галина сжала нетронутые поцелуями детские губы бантиком, которые в приливе желания ему так хотелось целовать.

— Так-то, дружок! — Он бросил на девушку сочувственный взгляд. — Арестуют тебя и посадят в тюрьму. Плохо там будет, очень плохо, но ничего нельзя сделать.

Девушка поперхнулась и неожиданно зашлась таким кашлем, что согнулась пополам и только судорожно вздрагивала. Казалось — прямо здесь, в кабинете ее вот-вот вырвет. Андрей даже почувствовал, что у нее намокли трусики. И странно, это не вызвало у него отвращения или жалости. Он хотел Галину, желал ее, явственно видел ее маленькие ножки и влажную щелочку между ними. Андрей налил из графина воды и подал ей стакан. Она выпила с жадностью и дрожащей рукой поставила стакан на стол.

— Что будет с мамой! — еле слышно прошептала она.

Не в обычае тогда было протестовать. Люди покорно все сносили. У Галины была больная мать-инвалид, за которой нужен уход. Мать с трудом передвигалась по комнате. И дочь думала не столько о себе, сколько о матери. «Добрая душа, — решил про себя Андрей. — Но все равно ты будешь моя!»

— Хорошо, — заговорил он приподнятым тоном, словно по внушению свыше. — Этот документ будет лежать у меня в сейфе. И от тебя, девочка, будет зависеть судьба твоей мамы, от твоего поведения. — Он бросил на нее жадный взгляд.

— Что я должна делать? — В ее глазах было отчаяние.

— Приходи сегодня в двадцать один час к большому дубу за школой. Знаешь, где это?

Она кивнула.

— Будь осторожна, чтобы никто тебя не видел!

Съежившись, как выпоротый щенок, Галина бочком, бочком вышла из кабинета.

С той ночи она каждый вечер приходила к Силаву домой. Андрей обещал, что все уладится. Она верила. Для нее забрезжил лучик надежды. Андрей ей понравился, она в него даже влюбилась. Ведь он был первый мужчина в ее жизни. Вскоре она забеременела. Андрей обещал, что ее пожалеют: суд примет во внимание, что у нее скоро будет ребенок, что она ранее не судима, учтет ее чистосердечное признание. А также то, что следователи ее не арестовали.

Ее приговорили к двенадцати годам колонии усиленного режима и взяли прямо в зале суда. Через два месяца умерла мать. С тех пор Галину никто не видел.

Три года спустя Андрея перевели в Ригу, с повышением, и он женился. Теперь у него двое детей…

Кто-то открывает дверь кабинета. Андрей Силав просыпается. Задремал в своем кресле. Перед ним — Иван Петрович Голубев.

— Ты велел вечером зайти, — свойски говорит высокий капитан. — Обмозговать дело об убийстве Борзова. Вот оно, досье, — легким взмахом он кладет папку на стол и садится.

— Ха, ты исполнителен, Петрович. Мне это всегда нравилось. Но нам некуда спешить, пусть дело еще полежит, пусть созреет. Когда они притащат зелененьких, тогда помаленьку начнем думать.

— Как начальство прикажет, — безразлично пожимает плечами капитан. — У тебя нет выпить? В горле пересохло.

— Есть! — оживляется Силав. — Сейчас сообразим по маленькой, — он вынимает из сейфа графинчик, наливает в рюмки.

Сырой ветер с трудом гонит мимо бледного серпа луны стаи грузных чернильных облаков.

Дремлет уставший от дневной жары хвойный лес. Большое темное озеро, словно брошенное среди леса, глубоко дышит, качая свое зеркало, схваченное барашками волн. У берега возле мостков мерно качается лодка. Где-то далеко в лесной чаще слышен прерывистый рокот мотора, который иногда усиливается. Мелькает желтый огонек. Он набирает силу. Теперь уж лучи, скользя по стволам сосен, то пропадая, то открываясь, рвутся вперед. Пробившись сквозь кустарник, свет фар замирает на мостках, тянущихся из тростника к центру озера. Из леса выныривают две автомобильные фары, бросая перед собой пучки света. Ощупав берег и осторожно продвинувшись к воде, машина останавливается. Тихо открываются дверцы, и из салона, шурша кожаными куртками, выходят двое мужчин. Один — низкорослый — отходит на несколько шагов и пристально осматривает окрестность. Другой — здоровая будка — пыхтя и отдуваясь, открывает в машине багажник и кряхтя достает из него мешок, несет его по доскам причала, которые пляшут под его весом, и бросает мешок в лодку. Возвращается в машину, берет из багажника другой такой же мешок и несет.

Прямой, ядовито-желтый луч пронзает темноту и выхватывает из нее двух мужчин и автомобиль.

Толстяк, словно защищаясь от удара, поднимает руку, бросает мешок наземь и вскакивает в машину. Маленький бежит следом. Сердито взревев, машина в мгновение ока разворачивается и, вырвавшись из берегового песка, набирает скорость и исчезает в лесу.

Катер с заглушенным мотором тихо подходит к мосткам. Рыбинспектор сноровисто прыгает в лодку и, глядя вслед уехавшей машине, пожимает плечами. Потом, быстро вынув нож, вспарывает мешок и в ужасе отшатывается. На него смотрят широко раскрытые остекленевшие глаза женщины. В уголках губ — запекшаяся кровь.

Из оперативных сведений.

6 июля 1992 г. около четырех часов утра в восточной части Мельничного озера, недалеко от бывшего танкодрома Советской армии, двое неизвестных преступников, прибывших на автомашине, выгрузили в лодку, причаленную к мосткам, два мешка. В мешках обнаружены трупы женщины и мужчины. Результаты осмотра следующие. Мужчина: рост 176 см, физически хорошо развит, примерный возраст 35–40 лет, волосы темные, виски седые, лицо овальное с тонкими усиками, нос с горбинкой. На лбу сквозная пулевая рана. Убит с очень близкого расстояния.