Екатерина Барсова - Солнце завтрашнего дня [litres]

Павел, кажется, мог ответить на вопрос о том, что нашел в Ольге брат Ники. Дело в том, что существуют мужчины, которым женская беспомощность нравится, более того – она их возбуждает и притягивает. Они чувствуют себя рядом с женщинами такого типа рыцарями и защитниками. Хотя сегодня это не в моде, но все же есть еще мужчины, у которых этот ген не атрофировался. Ольга казалась птичкой, которую хотелось обогреть и приютить. Весь ее облик сигналил об этом…

Словно подслушав его мысли, Виктория покачала головой:

– Она вся такая… что хочется взять ее под крыло и сразу брюликами одарить, чтобы только не хныкала. Муж с нее пылинки сдувает. Он старше ее почти в два раза, детей у них нет, и Ольга, наверное, для него как милая бэби. А он, соответственно, папик, который содержит эту самую дочурку, только папик окольцованный и законный, тут уж Ольга постаралась. Все понятно до прозрачности. Такие Ольги слопают мужика с потрохами и не поморщатся, – высказала Ника Загородская весьма здравую мысль.

Паша ничего не сказал.

– Значит, Ольга искала в вашем брате друга? Защитника?

Ника посмотрела на него и усмехнулась:

– Та-та-та… Ольга хотела устроить свою жизнь с комфортом, не только материальным, но и душевным. Ее в этой жизни все устраивало: и муж богатый, и мой брат – друг и любовник. У Ольги все рассчитано наперед, и она ничего не пускает на самотек. Все планирует заранее. Хитрющая особа. Так что попробуйте поговорить с ней еще раз – может быть, получится и она поделится с вами нужной информацией.

Павел распрощался с Загородской и подумал, что на Ольгу Горяеву нужно поднажать. Иначе дело с места не сдвинется.

Паша подумал, что наступил черед познакомиться с актерами театра и узнать у них о Морозове. Может быть, они дадут ему какие-нибудь зацепки. Предугадать здесь невозможно…

Однако актер Герман Виноградов сказал, что с Морозовым он общался крайне мало, поэтому ничем ценным поделиться не может. Насколько он знает, врагов у него не было.

С Кирилла Морозова разговор плавно перешел на граврежа.

– Это солнце! – убежденно сказал Виноградов.

– Кто? – тупо переспросил Паша, всматриваясь в своего визави.

Актер был надменным и важным.

– Он – гений. Вы не можете ничего понять в нем, потому что есть разумение намного выше вашего. Все люди перед ним… Перед ним… – он запнулся, очевидно не в силах сформулировать мысль, – просто червяки и букашки. Правда, вам этого не понять…

– Куда уж мне, – согласился с ним Павел.

Но Герман Виноградов не уловил иронии в его голосе.

– Да… правда, у него есть любимчики, и это плохо. Гению положено быть выше этого… – В голосе Виноградова была досада, которую он не смог скрыть.

– И кто входит в число этих любимчиков?

– Ну… – Актер немного растерялся. Он не ожидал такого вопроса в лоб. На лице его выразилось смущение: было видно, что шла борьба между желанием солгать и сказать правду.

– Говорите лучше все как есть, – предупредил Павел. – Не надо вводить следствие в заблуждение.

– Я не ввожу.

Актер кашлянул.

– Ну… Во-первых, Ника Загородская. Это его последняя пассия, – уточнил Виноградов. – Но имейте в виду, если что, я – пас. У нас коллектив маленький, и лишние склоки мне ни к чему. Я свою работу люблю и привык за нее держаться, а так можно запросто вылететь из всех проектов. Я этого, понятное дело, не могу допустить. Не могу оказаться без всяких средств и снова стать никем… – Артист замолчал.

– Я все понимаю. Значит, Загородская… – протянул Павел.

Почему же она мне не сказала об этом? Зачем Виктория Огурцова играет в такие сложные игры? У нее есть причины скрывать это? На стеснительную барышню она не похожа.

Он сделал в блокноте витиеватую завитушку и посмотрел в окно. Погода портилась. Слякоть. Дождь. Скорее бы пошел снег – чистый, белый, скрывающий все это безобразие. Внезапно он затосковал по снегу в родном городе. Там зима всегда приводила его в состояние почти детского восторга. Он помнил, как любил в детстве лизать снег, воображая, что это мороженое… А как хорошо было слепить снежок и запустить его, например, в дерево или в одноклассника. А если бросить снежок в ветки, уже опушенные снегом, то можно наблюдать, как распускается снежная бахрома и летит, летит, сверкая, звонко-серебристая пыль… А здесь… Москва. Слякоть, траурно-черный асфальт и жуткое преступление, которое надо распутать. Странные убийства – вот уже двое так погибли, Диянов и Морозов. Что между ними общего? Просто знакомые? Или их связывало нечто иное? Это дело ему непременно нужно раскрыть, иначе он опозорится капитально. Он не может подвести отдел, отца и мать, которые верят в него, сестренку Татьяну и даже собаку Хрустю, которую подобрали дворняжкой, а сейчас она выросла в приветливого и преданного рыже-черного пса.

– Как давно Загородская является любовницей Громопуло?

– Я не знаю, – несколько чопорно ответил актер. – Спросите у нее самой, – с некоторой ехидцей добавил он.

– Непременно, – пообещал Паша. – Так и сделаю.

На лестнице он столкнулся со старушкой, часто попадавшейся ему навстречу. Она гуляла с белой болонкой – Мусей. В этот раз пожилая женщина остановила Пашу.

– Молодой человек, вы сейчас заняты?

– Нет. А что?

– У меня отвалилась ручка от кухонной двери, – умоляюще сказала она. – Не могли бы вы помочь мне?

– Нет проблем, сейчас…

– Меня зовут Вера Павловна. А вас?

– Павел.

– А по отчеству? Без него как-то нехорошо. Не принято незнакомых людей величать по имени.

– Можно без отчества. Просто Павел.

Паша поднялся на шестой этаж и остановился перед дверью. Дерматиновая обивка, покосившиеся цифры. Через минуту он оказался в длинном коридоре, где, как ему показалось, царила полная темнота. Щелкнул свет, и первым, что увидел Павел, была белая моська. Рядом с ней – красавец кот, черный с белыми пятнами.

– Вот эта дверь, – прошелестел голос старушки. – Идите за мной.

В ручку был воткнут гвоздь.

– Где второй, не знаю.

– Инструменты есть?

– Где-то были. Сейчас поищу. Вы проходите на кухню пока.

Павел снял куртку и повесил ее на вешалку. Пахло лекарствами и мятой.

В кухне, обставленной темной мебелью, его уже ждали: кот и моська смотрели на него во все глаза – неподвижные болванчики, шокированные приходом гостя.

Вера Павловна вернулась с большим ящиком.

– Кажется, здесь…

Принимая из ее рук инструменты, Павел не удержался:

– Позвали бы меня. Такая тяжесть…

– Все сама привыкла делать, что не есть хорошо, особенно на старости лет. Но так уж жизнь распорядилась, и жаловаться на нее грех.

Ручка была приделана за пять минут. Проверяя работу, Павел подергал ее несколько раз.