Екатерина Барсова - Солнце завтрашнего дня [litres]

И тут Марина снова удивила Павла:

– А ведь она спросила меня об этом убийстве…

– Давайте все по порядку! – взмолился Павел. – Понимаете, это очень важно…

– Мне бы сейчас чего-то покрепче чая…

Зазвонил телефон, и Марина нажала на кнопку. Она поговорила, судя по всему, с мужем и заверила его, что потом все объяснит.

Павел заказал Марине водку и томатный сок, себе то же самое, и еще по салату «Цезарь». Павел этот салат не особо любил, но других не было.

– Пожалуйста, ничего не упустите: в каких выражениях, как она спросила вас об этом. И почему вдруг разговор повернул на эту тему?

Марина задумалась.

– Не помню… Кажется, это получилось спонтанно. Ольга спросила меня: а ты помнишь то самое убийство, с отрубленными руками… Меня тогда аж передернуло. В нашем городе об этом стараются не вспоминать. Вычеркнули из памяти, будто бы и не было. А тут Ольга задает мне этот вопрос. Я думала, что она в Москве обо всем давным-давно забыла, а получается, что помнила…

Паша не мог сказать Марине, что вспомнила Ольга об этом неспроста, не на пустом месте, у нее были для этого веские причины.

– И что дальше?

Принесли водку с томатным соком и салат. Марина залпом опрокинула рюмку, салат ела в молчании. Паша ее не торопил.

– Давайте выйдем отсюда… Не могу сидеть… Хочется на воздух…

Они покинули кафе.

– К морю! К морю!

У воды Марина присела и зачерпнула воду рукой. Потом плеснула себе на лоб.

– Освежает… Не могу не думать об Ольге…

– Вы тесно дружили? С первого класса?

– Нет, мы переехали в этот город, когда я была в десятом, то есть мы с Ольгой дружили четыре года. И я бы не сказала, что тесно, Ольга вообще ни с кем не сходилась, но нам нравилось встречаться и гулять… Мы с ней ходили на заседания краеведческого кружка, который вел Артур Генрихович. Было интересно.

– Расскажите об убитом – Артуре Вейде. У него остались родственники?

– А вы были на его могиле? – ответила Марина вопросом на вопрос.

– Был.

– Давайте сходим еще раз… Я покажу вам что-то интересное…

– Хорошо. Согласен.

– Тогда поторопимся, потому что скоро стемнеет. Думаю, вы не любитель гулять на кладбище по ночам.

– Это точно! Не любитель…

Могила Артура Вейде белела издали.

Марина подошла к ней, опередив Павла. Она нагнулась и махнула рукой:

– Присядьте.

Павел хотел было спросить – зачем, но вместо этого оказался рядом с Мариной. Ее глаза блестели.

– Посмотрите…

Она указывала на мелкие узоры, начертанные на памятнике, не видные издали.

– Но это же…

– Масонские знаки, – закончила за него Марина.

– Он был масоном?

– Никто не знает. Он был странным. В своих выступлениях касался и масонской темы, мистики и оккультизма… В то время я была немного увлечена всем таинственным и загадочным. Чем только не увлекаешься в юности, потом это проходит… Муж. Семья. Дети…

– О том, что он выступал в краеведческом кружке, говорила мне Стелла Дмитриевна, тетя Ольги. Каким был Вейде?

– Тихим, спокойным… Очень хрупким. Невысокого роста, худощавым.

– За что же его могли убить?

– Гастролеры…

– Все говорят об этом. И вы, и Стелла Дмитриевна…

Павел сделал снимки узоров и повертел головой:

– Тихое кладбище…

– Да. Старое… Могил тут немного.

– У Вейде остались родственники?

– У него есть падчерица. Была жена, но она умерла, по-моему, вскоре после смерти Артура Генриховича.

– И еще вопрос, вы случайно не знаете, где сейчас живет падчерица Вейде? Жива ли она?

Марина подняла на него усталые глаза.

– Случайности никакой тут нет. Я знаю. В самом красивом и старинном доме нашего города. Такой, с горгульями… С барельефами… Я покажу вам его. Идти отсюда недалеко.

– А как ее зовут?

– Кажется, Кира. Или Карина… Она живет замкнуто и ни с кем не общается. В нашем городе она слывет нелюдимой особой. Так что предупреждаю, разговорить ее будет крайне трудно, имейте это в виду.

– Мне деваться некуда.

– Вы когда уезжаете?

– Скорее всего, на днях.

– Оставьте ваш телефон. Если что вспомню – позвоню.

– Я и сам хотел его вам оставить.

Они обменялись телефонами, Марина довела Павла до дома, где жила падчерица Вейде, и ушла. Какое-то время Павел стоял и думал. Корни этого дела, похоже, уходили в прошлое, и он не знал, облегчит ему это задачу расследования или, напротив, заведет в еще большие дебри. Но делать нечего – надо выбираться из всех этих завалов, иначе дело рассыплется в прах. А этого Павел категорически не мог допустить, ведь тогда придется признать, что он не справился со своим первым заданием. Кто же знал, что оно окажется адски трудным. По принципу – поди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что…

Он обернулся. Марина стояла в конце улицы и смотрела на него. Она взмахнула рукой. Он помахал в ответ.

У человека, выходившего из дома, – пожилого мужчины, опиравшегося на палку, – Павел узнал номер квартиры Киры Александровны Вейде. Потянул на себя дверь подъезда и, оказавшись внутри, замер. Он даже не предполагал, что старинные дома обладают такой аурой: как будто призраки умерших людей разом слетели на незнакомца, появившегося в тех пенатах, где они ранее обитали. Высокое парадное, витая лестница… Последняя представительница семьи Вейде жила на третьем этаже в конце коридора.

Дверь Паше не открыли, хотя звонил он долго. Он приложил ухо к двери, за ней слышались какие-то шорохи, слабые потрескивания. Очевидно, внутри кто-то был, но открывать незнакомому человеку не хотел. Наконец он решился:

– Кира Александровна! Я хотел бы с вами поговорить, дело очень серьезное. Речь идет об убийстве. Я приехал из Москвы, там произошли трагедии, похожие на ту, что случилась с вашим отчимом. Пожалуйста, откройте, мне надо поговорить! – Ни звука за дверью, только легкие шорохи, как будто бегают маленькие зверьки… – Я прошу вас, недавно таким же зверским способом была убита молодая женщина, – возвысил голос Павел. – Если не остановить убийц, то количество жертв будет расти. Вы это понимаете?

И снова за дверью тишина. Да что же это такое! Будет она открывать или нет? Как заставить Киру Вейде откликнуться и ответить на его вопросы?

– Давай сначала… – Вася посмотрел на Анну. Она не сразу откликнулась.

– Давай.

– Мне кажется, что ты сейчас мыслями витаешь где-то далеко.

– Почти угадал.

– И что делать? – рассуждал Вася вслух. – К тому же засыпаешь на ходу. Совсем не дело. Кажется, я знаю, что тебе нужно…

Анну и вправду клонило в сон. Переход от осени к зиме ей всегда давался особенно болезненно. Не хочется расставаться со звонкой осенью, но листья облетают неумолимо и быстро, и вскоре ты остаешься наедине с глухим, черным пространством, где все расчерчено и обнажено, а снега еще нет и, похоже, не предвидится, и сырая морось, падающая с неба, никак не может примирить тебя с тем, что время словно застыло в этом беспросветном постоянстве. А если еще в твоей жизни полный застой и ты зависла между небом и землей – не замужем, без стабильной работы (но она любимая, и начальник хороший, правда-правда, говорит сама себе Анна, и это действительно так), – то осеннее предзимье кажется тебе малым концом света. Хочется все время спать и не выходить из дома, валяться на диване с книжкой в руках и ждать звонка от Данилы (или уже не ждать?). А то, что приходится ездить на работу, кажется пыткой. Предметы расплываются перед глазами, вытягиваются в длину и ширину, теряют свои очертания… Кто-то трясет ее за плечи, она открывает глаза, это Вася стоит над ней.