Геннадий Дмитриев - Погашенная луна

Холодный, неистовый ветер дул над окопами. Он нёс клочья дыма, пропитанные запахом гари, мелкие капли дождя, возникая из тьмы хлестали по лицу.

— Здесь переходить будете, — сказал капитан Ершов Андрею Николаевичу. — Пару выстрелов вслед дадим для натуральности.

— Не зацепите только, не видно ведь ни зги. А то ещё, по Вашему примеру, солдатики из соседнего окопа пальнут.

— Не зацепим, да и солдаты по перебежчику стрелять не будут, за последнее время уже семьдесят случаев перехода к красным. Никого ещё не застрелили. Там, сразу же их посты. Присмотритесь к местности, пока.

— Да, уже присмотрелся, смотри, не смотри, всё равно ничего не видно.

— Огонёк видите? За бугорком отсвечивает.

— Вижу.

— Там их пост.

— У костра? В прифронтовой полосе? Молодцы ребята!

— Греются. А мы мерзнем тут, по всем правилам военной науки.

— Ну, ладно, до встречи, если свидеться ещё придется, я пошёл.

— Храни Вас господь, господин штабс-капитан.

Андрей Николаевич поднялся из окопа и шагнул во тьму. Он побежал, прикрываясь от ветра рукой. Два выстрела прогремело вслед, но пули прошли далеко, даже свиста их не было слышно из-за ветра. Отбежав от окопов значительное расстояние, он перешёл на шаг.

— Стой, кто идёт! — раздалось из тьмы сквозь ревущий ветер.

— Поручик Макаров. Иду в расположение ваших войск.

Из тьмы возникли два силуэта с винтовками наперевес. Метров сто, левее поднимался дымок костра.

— Как же тебя сюда занесло, Ваше благородие? Позиции белых тама, сзади.

— А мне красные нужны, отведите меня к своему командиру.

— А может шлёпнуть тебя тут, на месте? А то, кто знает, что ты за птица? Может шпиён?

— Шлёпнуть всегда успеете. Отведите к командиру. У меня есть сведения о расположении врангелевских войск.

— Ну, иди вперёд, и смотри, не балуй! Руки подыми, — сказал красноармеец.

Андрей Николаевич поднял руки и неторопливо двинулся вперёд. Сзади, за своей спиной, ощущал он тяжёлые шаги. Сейчас он был в полной власти этих двух мужиков с винтовками. От их настроения зависела его жизнь. Впервые за всё время службы Андрея Николаевича, он, офицер русской армии, шёл под конвоем русских солдат. Его привели в землянку, где располагался штаб полка Красной армии.

— Стой здесь, сейчас про тебя товарищу командиру доложим, — сказал один красноармеец, второй вошёл в землянку. Вскорости он вышел и сообщил:

— Товарищ командир приказали доставить беляка к нему, входи, Ваше благородие, входи, не стесняйся! — солдаты засмеялись.

Андрей Николаевич молча вошёл в землянку. Перед ним, судя по нашивкам на рукаве, звезде с четырьмя кубиками, за некоторым подобием стола сидел командир полка.

— Я, командир полка, Спиридонов Алексей Иванович, а кто Вы? Зачем перебежали к нам?

— Поручик Макаров, Вадим Сергеевич, хочу сражаться на стороне Красной армии.

— Вот как? Да, Вы садитесь, а то, как говорят, в ногах правды нет.

— А где она, правда?

— Правда на стороне народа, сбросившего иго капиталистов и помещиков. Так мы, большевики, считаем. Что же Вас к нам привело? У Вас ведь своя правда?

— Разочаровался я в этой правде, нет больше белого движения. Я русский дворянин, и Россия для меня значит всё. А белые генералы продают Россию по частям, Англии, Германии, Франции. Народ не с нами, вот и ищут генералы союза с кем угодно, готовы разодрать Россию на части, только бы большевикам не отдать. Барон Врангель говорит: «Хоть с чёртом, лишь бы против большевиков!», а я говорю: «Хоть с чёртом, лишь бы за Россию, Великую и неделимую!».

— «Хоть с чёртом», говорите, значить правды нашей не признаёте? Идеалов марксизма не разделяете?

— Я с четырнадцатого года за Россию воюю, политикой не занимаюсь, я солдат.

— Я тоже с первого дня войны в окопах, ротой командовал, но для меня в семнадцатом проблемы выбора не было. Сразу понял — на стороне большевиков правда. Почему людей нужно делить на господ и рабов? Кто и когда сказал, что так устроен мир, и по-другому нельзя?

Алексей Иванович скрутил самокрутку:

— Курите?

— У меня папиросы, — сказал Андрей Николаевич и протянул Спиридонову пачку.

— О! Давно такой роскошью не баловался! Давайте, закурим ваши.

Он закурил, с наслаждением втягивая давно забытый аромат дорогого табака.

— Давно в белой армии?

— Год. У Врангеля. До этого был в немецком плену, бежал, добрался до Крыма, чтобы воевать за Россию. Оказалось, не за Россию воюю, а помогаю союзникам делить её на части. Больше не хочу, не желаю. Вот и перебежал к вам.

— Пока Вы были в плену, в России произошли события, которых не понять издалека. Были бы Вы тогда в России, уверен, по-иному бы сложилась Ваша судьба.

— Да, по-иному. «Ты даже не представляешь себе, как бы по-иному сложилась моя судьба, будь я тогда, в семнадцатом здесь, в России» — подумал Андрей Николаевич. И тут он понял: всё, о чем он сейчас говорил — правда. Нет, не за Россию воюет Белая армия, «Хоть с чёртом, лишь бы против большевиков» — именно так оно и есть. Готовы распродать Россию по частям, лишь бы большевикам она не досталась.

— А, у Врангеля, где служили?

— В армейской разведке.

— Можете показать на карте, что известно Врангелю о составе и дислокации наших войск?

— Могу, ещё могу по памяти показать на карте план обороны Крыма.

— Тогда поехали к начальнику дивизии.

Когда они вышли из землянки, уже начало светать. Бешеный, холодный ветер не унимался. Сквозь тяжелые, мрачные тучи на востоке пробивалась слабая полоска зари.

— Семенов! Коня мне и поручику! Едем к начдиву. Хоменко остаётся за меня, всё понятно?

— Товарищ комполка, Вы бы с собой бойцов взяли, мало ли что? Давайте, мы с Петровичем Вас проводим.

— Я что, красна девица, чтобы провожать меня? Ладно, давайте с нами, для вашего же спокойствия.

Спиридонов не опасался нападения со стороны банд или врангелевских лазутчиков, но ему пришла мысль, что его, бывшего царского офицера, могут обвинить в сговоре с поручиком, перебежавшим из стана противника.

— Быстро по коням, и вперёд!

Штаб дивизии располагался в селе, в нескольких километрах от штаба полка. Четверо всадников скакали сквозь ветер по раскисшей степной дороге, алым знаменем разгорался рассвет над выжженной, изрытой снарядами, пропахшей гарью и дымом землёй. Когда добрались они до штаба дивизии, уже совсем рассвело. У крыльца низкой, покрытой камышом хаты их встретил часовой.

— Мы к начдиву, — доложил комполка.

— Товарищ Спиридонов, — ответил часовой, — товарищ начдив отдыхают!

— Буди! Скажи, по срочному делу.

— Так они только что легли, всю ночь работали!

— У кого там, срочное дело? — на пороге возникла фигура начальника дивизии в бурке, наброшенной на плечи. — А, это ты, Спиридонов, что случилось?