Мари Юнгстедт - Другое лицо [litres]

Незаметно проскальзываю через металлодетектор. У меня нет предметов, которые заставили бы его среагировать. Улыбаюсь женщине из службы безопасности, стоящей у конвейерной ленты, она улыбается мне в ответ. У нее молодое и красивое лицо, и я на мгновение задерживаю на ней взгляд. Затем забираю сумку и иду к воротам. Ощущение удовлетворения растет.

Сделанное мною невозможно исправить или изменить, отсюда и магическое ощущение всесильности. Газеты я собираюсь прочитать, только поднявшись на борт самолета. И с нетерпением жду, когда смогу ознакомиться с их содержанием в тишине и покое.

Я сажусь на свое место у иллюминатора и смотрю наружу. Скоро оставлю и эту арену действий. Хихикаю тихонько про себя, игра в кошки-мышки с полицией становится по-настоящему увлекательной. Я в предвкушении момента, когда пресса сообщит мне об их тщетных попытках найти преступника. От этих мыслей меня отвлекает появление дамы, вероятно являющейся тем самым пассажиром, которого нам пришло ждать по меньшей мере десять минут. Она поднимается на борт запыхавшаяся, и, естественно, ей обязательно надо плюхнуться на место рядом со мной.

– Здесь свободно?

Даме под семьдесят, на ней летнее платье и пиджак. Седые волосы аккуратно уложены, и она щурится на меня голубыми дружелюбными глазами из-под очков в тяжелой оправе.

– Конечно, – отвечаю я, стараясь не показать тоном мое недовольство. Хотя раздражение уже нахлынуло на меня. Не хватало еще болтливой старухи по соседству. Я хочу просто сидеть спокойно и читать, чтобы мне никто не мешал.

– Как замечательно.

Пожилая женщина садится рядом, и скоро она также разворачивает газету.

– Какой ужас! Куда катится человечество? – говорит она и показывает на фотографию убитого мужчины. Он выглядит симпатичным, бедняга. Она качает головой. – Какой только чертовщиной люди не занимаются. И все из-за жутких порнофильмов. Кто угодно может смотреть их сегодня, даже по телевизору, просто надо иметь особые каналы. Словно обычная любовь больше не годится. Там ведь демонстрируют групповой секс со многими мужчинами и женщинами. Молодых девиц просто используют в качестве объектов сексуальных утех. Их просто превращают в инструмент, с помощью которого мужчины удовлетворяют свои низменные потребности. Такие фильмы стали чуть ли не обыденным делом. А потом люди возмущаются, почему молодые девчонки подвергаются групповому насилию в реальной жизни и почему их все чаще беззастенчиво лапают на музыкальных фестивалях. Словно трудно увидеть связь. Это же естественное дело при таком взгляде на женщин, царящем в обществе. Люди глупы. У них просто не хватает мозгов понять это. А сейчас мужчина попал в беду. Очень кстати, если можно так сказать. Только когда происходят столь неприятные вещи, общество просыпается.

Она усмехается собственным словам, ждет, не скажу ли я чего-либо. Продолжает ворчать:

– И становится хуже и хуже. Анальный секс и бог знает что. Сегодня им обязательно надо заниматься всей этой неимоверной пакостью. Собачий ошейник. Ты читала?

Она сует мне газету. Я намеренно глубоко вздыхаю.

– Извини меня за мою болтовню.

– Ничего страшного, – говорю я спокойно и надеюсь, что она оставит меня в покое. Но мои намеки явно до нее не доходят.

– Я навещала моих внучек, они живут в Спонге, – продолжает она. – Их у меня две, и они скоро станут девушками, сохранит их Господь. Остается только надеяться, что всевозможные беды обойдут их стороной. Ужасно, когда на женские тела все больше и больше смотрят как на предмет потребления. Мы же вроде должны двигаться к социальному равенству, а не наоборот. Единственное, что взрослый человек может сделать в данной ситуации, так это попытаться нарисовать альтернативные картинки. Надо пользоваться случаем, пока бабушка еще интересна. Мы с ними друзья в Фейсбуке.

Я откидываюсь на спинку кресла. Скоро самолет пойдет на взлет, и мне просто хочется побыть в тишине. Остаться наедине с моими мыслями.

– Он был счастливо женат, уже семнадцать лет. Ты слышала что-нибудь подобное? Бедная жена. Хорошего мало, когда муж опустился до такого свинства. Боже. Здесь есть фотографии.

Она машет передо мной газетой.

Неужели не видит, что мне неинтересно?

– Извините, – говорю я, – но у меня ужасная мигрень.

– Не хочешь трео? У меня есть и это лекарство, и алведон. Иногда случаются головные боли во время полета. Ипрен тоже хорошо помогает.

Неужели трудно просто заткнуться?

– Спасибо, очень любезно с вашей стороны, но я лучше попытаюсь заснуть.

Демонстративно поворачиваюсь к ней спиной.

Я не устала.

Даже если адреналин начинает снижаться, мне абсолютно не хочется спать, хотя я сейчас и лежу с закрытыми глазами.

Мои чувства продолжили обостряться.

Я четче распознаю запахи, лучше различаю цвета.

Конечно, это тяжелая работа, неблагодарная и грязная, но кто-то должен делать ее. По воле случая она досталась мне.

Но у меня нет и толики недовольства, наоборот. Я никогда не ощущала себя столь нужной и полной энергии. Именно в этом смысл моей жизни.

Слава богу, я вовремя прозрела.

Утром в понедельник будильник телефона сработал, как обычно, в половине седьмого, но Карин, словно парализованная, продолжала лежать в постели. Она провела ужасную ночь, ей почти не удалось сомкнуть глаз, и поэтому она сначала не поняла, где находилась. Что это за назойливые сигналы эхом отдавались в голове? Первыми проснулись воспоминания и заполнили сознание. Вчерашний вечер с Андерсом. Она почуяла беду, как только он перешагнул порог и разулся в прихожей. Хотя до последнего надеялась, что ее опасения преувеличены, но в конечном счете он сказал то, чего она боялась больше всего. У него пропало желание встречаться. Пусть он и пытался представить все так, словно речь шла о временной паузе, она не была столь наивной, чтобы обмануться. Какая же это любовь, если от нее хочется отдохнуть? Их отношения явно покатились под откос. Паника охватила ее, как только она поняла, что они могут закончиться. Она боялась потерять Андерса, опасалась, что не сумеет справиться с этим. Его слова разрушили ее мечты, перечеркнули все планы и надежды. Предложение расстаться на время означало начало конца.

Он ушел, и как только дверь закрылась за ним, она разрыдалась. Таращилась на улицу через окно и видела, как хорошо знакомый силуэт удалялся по Меллангатан. Смотря на спину Андерса, она совсем потеряла самообладание, с трудом доковыляла до кровати, а потом лежала, заливая подушку слезами. Отчаяние разрывало ей душу, впилось в нее острыми зубами, физической болью прокатилось по всему телу.

Она не смогла пойти на работу. От одной только мысли, что ей придется вставать, приводить себя в порядок, а потом стоять лицом к лицу с ним и коллегами, у нее начинала кружиться голова.