Петр Ингвин - Всемуко Путенабо [СИ]

— Жених?!

Руки сами начали набирать срочное сообщение в офис. Камбала нервничал. Вводную дали, что у «цели номер два» другая на примете, все ноги сбили, разыскивая. Ух, мерзавец.

— И что же? — Камбала настолько искренен в своем внимании, что старушка сияет.

— Ушли не так давно, — говорит она. — Скоро вернутся.

— Уверены? — удивляется Камбала.

— Так ить мороз на улице, — разводит руками бабка. — Но не из-за этого. Ты Лизку-то видал? Думаешь, долго утерпят?

Игнат понимающе скалится. Всезнающая соседка, щурясь довольно, сообщнически посмеивается вместе с ним.

Ушли — это, значит, к адвокату. По описанию таксиста, Матвеев был именно с Лизой.

Но — скоро вернутся… Игнат расплывается в своей самой добродушной из улыбок, от которой посторонние почему-то мочатся в штаны. Будет настоящая работа. Глаза высматривают, как лучше организовать засаду. А брать будет сам…

— Если, конечно, на другую квартиру не уйдут, — продолжает вещать говорливая соседка.

— Что? — стоп-кран в мозгах и свист тормозов.

— На другую квартиру. Какая-то тетка Лизе оставляет, не знаю зачем. Тайны у них какие-то. Но от меня ничего не укроется…

- - — -

Сыч поворачивается к Жанне:

— Предыдущее распоряжение отменяется. Собирайся.

— Как?

— Как на праздник. За себя оставь эту, сегодняшнюю, с красивым задом и глазами, которые не знают, как этим задом распорядиться.

— Полину из информационного?

— Да. Для тебя будет особое поручение. Другие не потянут.

Жанна искренне рада и, кажется, почти готова расцеловать. Засиделась в офисе, запылилась.

— Вот адрес, — Сыч пишет вынутым из кармана «Паркером», — будь через час и жди меня.

С глаз долой, из сердца вон. Дверь хлопает, секретарша мгновенно забыта. Сыч выходит. Трое ребят, не так давно сменивших кожанки на костюмы, поглядывают по сторонам и, прикрывая телами, усаживают в машину. Бронированный мастодонт бесшумно прыгает вперед.

Горский, сволочь… Знал все заранее. Про наезд полиции, про амнистию. Продумал. Снял деньги. Продал недвижимость. Занял у доверчивых приятелей. Выходит, готовился давно. Обманывал, глядя в глаза?

Ну что же. Милостивый и милосердный — не про Сыча.

— К дому Горского, — командует он шоферу.

Надо лично встретиться и поговорить по душам с женой бывшего партнера. Гм, бывшей женой. Будущей вдовой.

- - — -

Девушка глядит на Марго с немым обожанием, которое граничит с благоговением. Хоть сейчас на костер. Только прикажи.

Лицезреть лично — что ангела увидеть. Чудо. Как если бы Президент случайно на огонек заглянул. Марго невесело усмехается.

Пришлось. Не было выбора. А все Чарли.

— Когда? — Она сводит брови.

— Я стараюсь… — лепечет девушка.

— Когда? — грозно грохочет Марго, и огонь в глазах.

Лиза бледнеет.

— Постараюсь сегодня… С ним очень трудно. Почти не пьет, намеки не понимает, к близости не стремится. Даже задумывалась: может быть, импотент?

— Ты провалила задание, — констатирует Марго и величественно усаживается. Кресло услужливо растекается и замирает в приниженном реверансе. — А ведь я рекомендовала тебя в Комиссию.

На Лизу страшно смотреть. Ужас, страдание, желание исправить…

— Сегодня! — восклицает она громко. — Обязательно! Даю слово!

Марго снисходительно взирает. Молчит. Раздумывает.

Бедная девочка. Мечтает о вершине. Идиотка.

Тихий вздох вырывается сам собой. Марго глядит в сторону. Как все посвященные нижнего круга, эта девочка думает, что Чрезвычайная Комиссия, она же Комиссия Четырех или просто Комиссия, — основатели. Лишь сами комиссионерки знали, что это не так. Не основатели, а зицпредседатели. Без Чарли не было бы Лиги. Первоначальный выбор и создание Комиссии — тоже заслуга Чарли. Как и идея, формат, методы и структура Лиги в целом.

— Помощь потребуется?

Лиза вскидывается:

— Что вы! Я сама…

— Подумай. Это последний шанс. Речь не о тебе, а о задании. Завтра может быть поздно. Проиграешь ты — проиграем все мы.

— Сделаю любой ценой.

Удовольствие в усталых глазах Марго:

— Вот это ответ.

- - — -

— Входите, Борис Борисович.

— Здравствуй. Как жизнь?

Горская разводит руками: сам, мол, знаешь, потому и явился.

Сыч вешает пальто в прихожей и проходит в холл. Дом Горских небольшой, но расположен среди дорогих особняков и обставлен внушительно. Чувствуется, что доход у семьи достаточный.

Хозяйка забывает о горестях и вспоминает о гостеприимстве:

— Кофе?

— Не откажусь. — Он опускается в антикварное кресло, удобно тонет, откидывается. Из окна открывается чудесный вид на проходящую неподалеку улицу. — Лера… Мы с тобой давно знаем друг друга. Скажи честно, что произошло?

— Володька взбрыкнул.

— Переведи.

Валерия Даниловна, серьезная солидная женщина в расцвете лет, вдруг эмоционально всплескивает руками:

— Не знаю, какая вожжа ему попала… пусть и знаю куда. Жили нормально, мелкие его грешки старалась не замечать, думала — перебесится, остепенится. Годы-то. Мы же всё всегда вместе, никто нам ничего просто так не давал. Сами у жизни брали. И всегда вместе.

Сыч смеется:

— Никто не давал, сами брали — в зависимости от контекста это разбой либо групповое изнасилование. Карается законом.

— Перестань, — Горской не до шуток. — Представь, теперь эта мразь меня кинула.

— Меня тоже.

— Тебя? — Валерия Даниловна удивлена, если не сказать больше.

Таких, как Сыч, обманывать — что вверх какать.

— Да, старого приятеля, защитника, спонсора и клиента.

— Поэтому ты… — догадывается хозяйка о причине визита.

— Как это было? — требует Сыч. — Подробно. Спасибо. — Он принимает из ее рук чашку кофе.

Валерия Даниловна садится напротив.

— На днях он вернулся взбудораженный, сказал, что предстоят большие перемены.

— С кем встречался?

— Не сказал. Я не спрашивала. Он был где-то в верхах. Он много где бывает.

— Дальше.

Сычу не до разглагольствований, каждое лишнее слово — как ножом в печень. Чашка в руках подрагивает. Охотничий азарт накрыл с головой. Ружье заряжено, собаки спущены. Осталось найти хитрую лисицу и нажать на спусковой крючок. Содрать шкуру и сделать чучело. И выставить на видное место. Чтоб.

— Володя объяснил мне, что нужен срочный фиктивный развод и за день оформил все бумаги.

— Сбережения?

— Мои остались при мне. Не отдала. Все записанное на него он снял, строившийся для детей коттедж продал. Сказал, нужно много денег, которые затем вернутся в большем размере. Сказочник.

— Может быть, сказочник не он? — подбросил Сыч.

— Тогда Буратино на поле чуде… хм, дураков.

— Думаешь, кто-то мог его обмануть? — Сыч неплохо знал Горского. Потому и доверил собственные средства. На скользкие предложения тот не поведется.