Яна Егорова - Скрам 2

Дворецкий хмуро окатил Рогозина презрительным взглядом:

— Вы хотели сказать, чашек.

— Кружек! Именно кружек!

Рогозин еще раз показал на кресло:

— Садитесь, Адриан. Садитесь. Мы должны все обговорить. А, — он вдруг заметил меня, — ваша помощница, я думаю, может отправляться спать — женщинам здесь точно не место.

Я задохнулась от возмущения и покраснела, меня выставлял из помещения человек, не имеющий никакого права распоряжаться в этом доме. Я не воображаю о себе, просто моя работа быть рядом с Адрианом Аароновичем, а этот Рогозин…

— Единственное, с чем я согласен, — внезапно Михаил Павлович поддержал этого наглеца. — Если Адриан Ааронович не возражает, я провожу Наталью Олеговну в ее комнату. Девушке действительно лучше не присутствовать при подобных обсуждениях.

Моего беззвучно хлопающего от обиды рта никто не заметил. Я перевела взгляд с дворецкого на своего шефа и с ужасом увидела короткий и согласный кивок головой! Это же увидел Расторгуев, немедленно подхватил меня под локоток и настоятельно вывел из гостиной.

— Не стоит возражать, Наталья Олеговна, — шепнул мне Михаил Павлович, опережая мои протесты. — Так будет лучше для всех. Как видите, это серьезное дело, вам в это лучше не вмешиваться.

— Но это же моя работа! — таким же шепотом выкрикнула ему, только это не помогло, он все так же продолжил вести меня к лестнице.

— Ваша работа — быть рядом с Адрианом Аароновичем в Скраме.

— А это что?

Я резко остановилась и выдернула руку из цепких пальцев Расторгуева. Нахохлившись как мокрый мышь, уставилась на высокого дворецкого.

— А это уже дела государственной важности, — наставительно погрозил он мне пальцем.

— Какая разница? В моем договоре нет деления на государственные или нет. Я должны быть все время…

— Вы же видели, что Адриан Ааронович велел вам выйти? — Михаил Павлович остался непреклонен. — Наталья Олеговна, Наташенька. Пожалуйста, так будет лучше для всех. Я тоже не доверяю подполковнику, он мне не очень нравится. Но не так давно он всех нас выручил и Адриан Ааронович неспроста принял решение привлечь его к этому делу. А то, что произошло сейчас — позвольте просто господину Шагалову позаботиться о вашей безопасности. Чтобы не получилось, как в прошлый раз.

В результате, Расторгуев почти в прямом смысле затолкал меня в мою спальню. Медленными уговорами довел, затолкал и захлопнул дверь!

Уже часов в восемь утра дом Шагалова заходил ходуном — на завтрак явилась Анна Валерьевна. После рваной ночи и нескольких часов сна, я с необыкновенным трудом склеила себя и заставила спуститься к завтраку ровно в то время, как было заведено порядком в этом доме. Хоть я и слышала сквозь сон, что Адриан Ааронович вернулся в свою комнату, когда уже начало светать, а это могло гарантировать достаточно высокий шанс, что он бы не спустился к завтраку, вопреки обыкновению. Как бы то ни было, точно я об этом знать не могла, посему была на кухне строго по часам. Где застала разгар недоброго спора Академина с Анной Валерьевной.

— Что вы готовите? Разве это можно подавать на стол? — возмущалась Шагалова, заглядывая в сковороду, над которой колдовал грузный и усатый повар. — Вы же зверски пересолили его завтрак! Вы что-нибудь вообще слышали о том, насколько вредна соль? Нет, вы посмотрите на него! И это готовит человек, который получает зарплату, равную зарплате руководителя средней компании! Да мой сын просто зря растрачивает на вас свои деньги!

Академин надувал и сдувал щеки, морщился, постоянно подергивал усы — делал все, только бы не сорваться на мать своего начальника. Наконец, он не выдержал и сказал как можно более сдержанно, явно процеживая каждое слово в голове:

— Я готовлю, — он сделал паузу, чтобы набрать воздуха в легкие и выдохнуть в целях успокоения, — по рецепту, который любит и одобрил Адриан Ааронович.

— Да что вы! Вы просто пользуетесь добротой моего сына! И все! А он, как мягкий от рождения человек, позволяет вам измываться над собой. Вы хоть знаете, как вреден холестерин? Вы только в эту сковороду стакан масла влили!

— Не стакан, всего пару капель, — повар уже цедил ответы сквозь зубы, как будто боялся, открой он рот пошире — весь гнев бесконтрольно вылетит оттуда и ненароком пришибет активную женщину.

— Это вы называете пару капель? — ее палец еще раз ткнул в сторону сковороды. — У вас плохо с глазами, Академин! Так, кажется, ваша фамилия? Нет! Я наведу здесь порядок! Если Адриан не в силах вас приучить к порядку — то я с вами справлюсь, уж будьте уверены. В Москве масса хороших поваров. Есть, из кого выбрать. А лучше, нет, я знаю, лучше я приглашу кого-нибудь из Франции. Все лучше, чем такой мужлан, как вы из захолустья.

— Доброе утро, — поздоровавшись и обнаружив свое присутствие, я прервала их баталии. Академин с благодарностью посмотрел на меня и красноречиво закатил глаза к потолку.

Разумеется, ни одна мама, тем более, та, которая настолько не участвует в жизни сына, не сможет ему доказать, что он не прав. Вот если бы о его готовке сказал сам Адриан — тогда бы Борис Емельянович расстраивался и возможно даже хлопал дверью, чтобы уйти навсегда с этой работы. Но Анна Шагалова была в этом доме абсолютно чужим человеком. В отличие от того, кого я только что заметила за столом, сидевшим на удивление тихо и с интересом, читавшим новости на планшете Расторгуева. Те самые новости, которые должны быть по традиции, заведенной в этом доме, зачитаны за завтраком Адриану Аароновичу.

— Доброе утро, — отреагировал Шагалов старший, не подняв на меня глаза. — Как прошла ночь?

— Ты у меня спрашиваешь, сынок? — вклинилась Анна Валерьевна, оторвавшись и отойдя к столу от измученного ее критикой Академина.

— Нет, не у тебя. Я спрашиваю, — он все-таки выключил и отложил планшет, — у помощницы Адриана.

— Почему же тебя интересует, как прошла ее ночь? Как она может пройти?

— Вот и мне интересно, Звонарь, как прошла твоя ночь? Не расскажешь мне… что здесь делал до пяти утра подполковник Рогозин?

— Что это за подполковник такой? Ты о ком говоришь, Давид? — не унималась Анна Валерьевна. Она уселась рядом со старшим сыном за столом, в то время как я оставалась стоять при входе, судорожно придумывая причину, чтобы исчезнуть с этой кухни.

— Она знает, о ком я говорю.

Давид, словно догадавшись о моих планах на позорный побег, взял свою трость, стукнул ею об пол и резво поднялся со своего места. Мгновение, и он уже как змей-искуситель оказался позади меня. Его голова склонилась к моему уху:

— Что он делал здесь? Отвечай, мышь.

Мама внимательно наблюдала за этим неожиданным допросом и именно под ее взглядом и напором ее старшего сына, меня угораздило густо покраснеть. Однако, я не дрогнула и ответила не менее жестко и лаконично: