Татьяна Полякова - Четыре всадника раздора [litres]

– Ну да… хотя, кому из нас больше повезло, еще вопрос. Мне так подумать страшно, что без него вдруг останусь. Но и ему, конечно, за просто так денег никто не даст. Если честно, я настояла, чтоб он в приличную квартиру переехал. Сама ее оплачиваю. Ему она не по карману. Он снимал в два раза дешевле, но в таком месте… одна пьянь да наркоманы вокруг. Жутко вечером из дома выйти. А он ведь допоздна работает. В общем, уговорила. Теперь вот, думаю, с ипотекой надо решать. Сколько ж можно по чужим углам мыкаться. Зятек мой Альберта терпеть не может. Думает, парень – мой любовник. Вот ведь дурак! Мол, облапошит старуху. А мне Альберта уговаривать пришлось, чтоб деньги взял. На каждую сумму расписки писал. Вон, в шкафу лежат вместе с моими бриллиантами. Обещал все отдать. И отдаст, я не сомневаюсь. Ему бы только на ноги встать. Плохо, когда человеку помочь некому. Многие так не у дел и остаются, хотя таланта, может, поболе, чем у других. А помоги человеку в нужную минуту, и вот тебе, Шаляпин. Это я к примеру. А насчет любовника – ерунда. Не нужен мне никто, прошло время. Здоровья бы… еще пожить немного… на солнышко посмотреть. А зятек пусть думает, что хочет. Я не перечу. Мне так даже лестно. Как-никак, я звезда, хоть и на пенсии, а куда звезде без любовника, да еще молодого? От ровесников, поди, мало прока… Что-то я опять заболталась, – покачала она головой. – Размякла после массажа… Вы о чем спросить хотели?

– Если уж речь у нас зашла о любовниках… скажите, не было ли у вашей дочери особых отношений с кем-то из мужчин?

– Эк вывела, – усмехнулась Боровская. – Был ли у Нелли мужик, кроме благоверного? Если вам зятек чего наболтал, плюньте и забудьте. Чушь все это. Она Максима любила. По-настоящему. Со всей бабьей страстью. Я только диву давалась. Уж вроде который год вместе, должна бы поостыть. Он у нее один в душе был, и в сердце. Флиртовать могла, но только при нем, чтоб, значит, не забывал, что у него жена – женщина привлекательная, и желающих немало. А вот повезло ему. Именно так. Не ревность хотела возбудить, а напомнить о его счастье, которое, между прочим, беречь надо. И он, я вам скажу, к ней со всем уважением и нежностью… Неужто прикидывался, аспид? А сам думал, как от нее избавиться? Поверить не могу… А как не сомневаться, когда все против него. Или нет? Понимаю, глупость спросила, что вы могли узнать за один день… Вы уж постарайтесь… Альберт меня убеждает, говорит, надо верить в хорошее. Рисовать благополучную картину развития событий. Психологи советуют. Какой-то новый выверт… а у меня душа болит. Не вырисовывается благополучная картина, хоть ты тресни.

– Подруги у Нелли были? – задала я вопрос.

– Не то чтобы подруги… так, вместе по магазинам да по кафешкам. Не особо она к дружбе стремилась. Может, и правильно. Я на этом не раз обжигалась. Пока с подружкой ничего из себя не представляете, то вроде и дружба, но чуть что – сразу соперничество. Если одна чего достигла, и вовсе беда: сплошная злоба да зависть. Сожрать готовы подруги-то. Насмотрелась я на них в театре…

– Вы с приятельницами Нелли знакомы? – постаралась я вернуть ее к нужной теме.

– А как же… Людка Гончарова, с этой они еще со школы вместе, ну и Вика Романенко. У Вики свой салон, очень приличный, я там обслуживаюсь. Она сама стрижет, очередь к ней на месяц вперед. Правда, работает пару дней в неделю. Но мастеров подобрала отменных. Людка в языковой школе английский преподает. Обе не замужем.

– Еще один вопрос о домработнице вашей дочери.

– Она-то вам на что? Дура дурой. Да еще безрукая. То платье испортит, то чего-нибудь разобьет.

– Отчего ж не уволили? – удивилась я.

– Зятю все равно, он от домашних дел далек. А Нелли уволить сотню раз грозилась. Но так и не уволила… то ли привыкла, а, может, по лености. Надо новую домработницу искать, обучить, присмотреться… В общем, держали эту Машу-растеряшу. Мария Тимофеевна, так ее зовут, фамилия Гладышева. Живет на проспекте Победы, точного адреса не знаю. В полиции ее допрашивали, мне следователь сказал, от него фамилию и узнала. А так Марья да Марья.

– Спасибо, – сказала я, поднимаясь.

– А может, массаж? – вдруг предложила Боровская. – Очень рекомендую. За пробный сеанс Альберт денег не возьмет.

– В другой раз. Работы много, – сказала я.

Евдокия согласно кивнула.

– В другой так в другой. Клиентуру помогаю расширять, – со смешком сказала она. – Парню-то деньги отдавать надо.

Выйдя из подъезда, я позвонила Димке, и через несколько минут у меня был точный адрес домработницы. К ней я и отправилась, размышляя по дороге над тем, что я узнала от оперной дивы. Насчет любовника Зорин дал маху, лично я сомневалась, что между ними есть физическая близость. Говорила Евдокия вполне искренне и убежденно.

А вот с Альбертом все не так просто. Он от нее зависит, а она этим беспардонно пользуется. Может, он, конечно, ей очень благодарен, но точно так же может люто ее ненавидеть. Иногда эти чувства странным образом переплетаются. Она ему доверяет, это ясно. Ключ от шкафа, набитого бриллиантами, отдала недрогнувшей рукой. Значит, не сомневается в его честности. Или на самом деле его испытывает? А что, и такое бывает. Вот ты, милок, думаешь, что ты хороший, а все остальные не очень – воры и хапуги, и тебе, хорошему, дороги не дают. А может, ты хороший оттого, что искушения не было? А если вдруг появится? Вдруг да и не удержишься и станешь тем самым вором и хапугой, каких презирал?

По мне, так Евдокия на подобное способна. Если актеры не имеют возможности играть на сцене, они играют в жизни. Темпераментом ее бог не обидел, а вот впечатлений в ее теперешней жизни не так много. Впрочем, сейчас переживаний достаточно. Единственная дочь вдруг исчезла, месяц о ней ни слуху ни духу… А у Евдокии даже внуков нет, бриллианты некому оставить. Не скажешь, что она слишком убивается по этому поводу.

С другой стороны, горе проявляется у всех по-разному: один волком воет, другой молчит, сцепив зубы. А если Боровской известно, что дочь жива? Тогда какого лешего к нам поперлась?

Нет, сомнительно. Когда она говорила о дочери, ничего похожего на притворство я не чувствовала. Человек она, безусловно, непростой, и наивности в ней – кот наплакал.

Зря Зорин беспокоится, если беспокоится, конечно. Альберту она помогает, но расписки хранит в том же шкафу, что и бриллианты. Хочет помочь, и помогает, но и свою выгоду не упустит. Ясно, что он у нее мальчик на побегушках. Проводил меня до двери, буркнул «до свидания», не поднимая глаз. Ничего, кроме глухого раздражения, я не почувствовала. А раздражаться было чему: Евдокия успела и о его долгах разболтать, и вела с ним себя, точно с прислугой, кому ж это понравится? Но между тем парень по-прежнему вызывал беспокойство. К нему следует присмотреться.