Нора Робертс - Успеть до захода солнца [litres]

– Ты ешь то, что я тебе даю. У него лезут все новые зубы, и я принесу ему что-нибудь, что он может грызть. Делай, как я говорю, Эстер, или мне придется напомнить тебе, где твое место.

Она покорно ела, не сказав больше ни слова, а сама решила подождать неделю. Целую неделю, а потом попросить снова.

Но через три дня, когда она поужинала и покормила ребенка, он снова спустился в подвал.

И поразил ее, показав ей ключ от ее кандалов:

– Слушай, что я тебе скажу. Я выведу вас из дома на десять минут и ни секундой больше.

Она задрожала, когда ржавый нож надежды снова вонзился в ее сердце.

– Только попробуй закричать, и я выбью тебе все зубы. Вставай.

Она покорно встала, опустила голову, чтобы он не заметил искру надежды в ее глазах. Надежда умерла, когда он набросил на ее шею веревку.

– Пожалуйста, не надо. Ведь ребенок…

– Закрой рот. Попробуешь убежать, я сломаю тебе шею. Делай то, что тебе говорят, и тогда я, может, буду выпускать тебя раз в неделю на свежий воздух. Если не будешь меня слушаться, изобью до крови.

– Да, Сэр.

Ее сердце едва не выскочило из груди, когда он вставил ключ в замок и впервые за четыре года тяжесть железа упала с ее лодыжки.

Она громко застонала, словно больное животное, увидев красный шрам на своей ноге.

Его глаза показались ей яркими черными лунами.

– Я делаю тебе подарок, Эстер. Постарайся, чтобы я не пожалел об этом.

Он подтолкнул ее, и она сделала первый шаг без оков, потом второй. Ее походка была неровной, она хромала.

Прижимая к груди Рори, она поднималась по ступенькам.

Бежать? Куда ей бежать, если она с трудом идет, а в груди тяжело колотится сердце?

Когда она была на верхней ступеньке, он дернул за веревку.

– Ты поняла меня, Эстер?

Он открыл дверь.

Она увидела кухню с желтоватым полом, чугунную раковину, рядом – посуду на сушилке, холодильник, не выше ее роста, и плиту с двумя горелками.

Запах жира.

Но над раковиной было окно, и сквозь него она увидела последний свет умирающего дня. Мир. Она увидела мир.

Деревья. Небо.

Она пыталась сосредоточиться, запомнить все, что видела. Старый диван, стол и лампа, телевизор – из тех, что она видела только на фотографиях, – нечто наподобие ящика с… кроличьими ушами.

Деревянный пол, голые бревенчатые стены и маленький пустой камин, сложенный из неровных кирпичей.

Он подтолкнул ее к двери.

Как много запоров, подумала она. Зачем ему столько запоров?

Он открыл их один за другим.

Все ее планы, ее надежды, боль и страх исчезли, когда она шагнула за низкий кривой порог.

Свет, о-о, свет. Слабый след от солнца, уже спрятавшегося за горой. Отблески красного заката на горных вершинах.

Запах хвои и земли, ощущение воздуха, овевающего лицо. Теплый летний воздух.

Деревья окружали клочок земли, на котором росли овощи. Она увидела старый пикап – тот самый, в который тогда так опрометчиво залезла, – старую стиральную машину, культиватор, запертую калитку загона, огороженного колючей проволокой. Такая же ограда шла и вокруг дома.

Она стала спускаться с крыльца, охваченная восторгом, но Сэр дернул за веревку.

– Хватит, дальше не ходи. Воздуха и тут хватает.

Она подняла лицо – слезы изумления и радости текли по ее щекам.

– Ой, звезды уже видны. Гляди, Рори, гляди, сынок. Гляди, какие звезды.

Она пыталась поднять головку сына кверху, но он только хватал ручками ее пальцы и пытался грызть.

Это насмешило ее, и она поцеловала его в темечко.

– Слушай, слушай. Ты слышишь сову? Слышишь, как ветерок шумит в кронах деревьев? Как красиво! Как красиво!

Пока малыш что-то лепетал и грыз пальцы Элис, она никак не могла насмотреться на мир, вобрать все в себя.

– Хватит. Ступай назад.

– Ой, но…

Веревка больно впилась в ее горло.

– Я сказал – десять минут, не больше.

Раз в неделю, вспомнила она. Он сказал – раз в неделю. Она без звука вернулась в дом и на этот раз заметила ружье, висевшее над пустым камином.

Заряженное?

Когда-нибудь, господи, когда-нибудь она попробует это выяснить.

Хромая, Элис спустилась по ступенькам в подвал, Удивительно, но эти десять минут взбодрили ее и одновременно лишили сил.

– Спасибо, Сэр. – Она не думала – не могла думать, – почему эти смиренные слова не обжигали ее гортань как прежде. – Сегодня Рори будет крепко спать, потому что подышал свежим воздухом. Смотрите, у него уже закрываются глазки.

– Положи его в кроватку.

– Сначала я должна его покормить и перепеленать.

– Положи его в кроватку. Когда проснется, тогда все и сделаешь.

Она уложила его. Он почти не капризничал и успокоился, когда она ласково погладила его спинку.

– Видите? Вы видите, как ему хорошо? – Она снова опустила голову. – Я выполнила все, что вы мне сказали?

– Да, выполнила.

– Значит, мы сможем выходить на улицу раз в неделю?

– Я еще посмотрю, будешь ли ты меня слушаться. И покажешь ли мне, как ты благодарна за такой подарок.

– Да, конечно.

– Покажи мне сейчас, как ты благодарна.

Не поднимая головы, она крепко закрыла глаза.

– У тебя было достаточно времени, чтобы поправиться после родов. И он уже ест другую еду и не нуждается в твоем молоке так, как прежде. Пора тебе выполнять свои женские обязанности.

Ничего не говоря, она подошла к койке, стянула через голову мешковатое платье и легла.

– У тебя немного обвисло тут и тут, – сказал он, раздеваясь. Наклонился над ней и ущипнул за живот, за грудь. – Но ничего, такие вещи я терплю. – И он лег на нее.

От него пахло дешевым мылом и кухонным жиром, а в глазах горел злой, подлый огонь, который она так хорошо знала.

– Я могу выполнить свою обязанность. Ты чувствуешь мое орудие, Эстер?

– Да, Сэр.

– Скажи: «Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия». Говори!

Она не заплакала. Разве дело в словах?

– Я хочу, чтобы мой супруг овладел мной с помощью своего орудия.

Он вторгся в нее. Ой, больно, как больно.

– Скажи: «Возьми то, что ты хочешь от меня, ибо я твоя жена и твоя рабыня».

Она повторила и эти слова, а он хрюкал и молотил с дьявольским удовольствием на лице.

Она закрыла глаза, вспоминая деревья, воздух, последние лучи солнца и звезды.

Он сдержал обещание – отныне раз в неделю она поднималась по ступенькам и выходила на веранду.

Когда ребенку исполнился год, она набралась храбрости и спросила, позволит ли ей Сэр приготовить вкусный обед, чтобы она отблагодарила его за доброту. Чтобы они отпраздновали день рождения Рори.

Если бы она могла уговорить его, а потом продемонстрировать послушание, возможно, ей удастся добраться до ружья.

Он спустился в подвал с ужином и, как всегда, взял на руки ребенка.

Но на этот раз, не сказав ни слова, он понес его наверх.