Людмила Грицай - Дыхание мегаполиса

Майор еще раз взглянул в окно. Да, видимо, жильцам нижних этажей приходится непросто. К тому же им из своих окон смотреть практически не на что: или на сами магазины, где вечно мелькают люди, или на унылые козырьки, прикрывающие их сверху. Однако с такой высоты эти козырьки, занесенные сейчас снегом, были едва заметны.

— Тамара Ильинична, — продолжил он, — а окно в то утро после пропажи Марины было открыто?

— Да, — отозвалась женщина, — но я давно так боролась с ней. Была у нее привычка — открывать окна в любое время года и смотреть на звезды. И закрывать их на защелку она всегда забывала. Когда внук был маленький, я просто с ума сходила и с ней постоянно боролась. Специально все закрывала. Оконные ручки прятала. Сколько же случаев, когда маленькие дети из окон выпадали! Но Сережа подрос, пошел в школу, и я несколько ослабила бдительность. Тем более что он и я к ней редко в комнату заходили. Особенно по вечерам. Она по вечерам все за компьютером работала. Так что мы ей не мешали.

— Ясно, — отозвался Владимиров.

Вскоре он попрощался с хозяйкой дома и ее внуком и направился на машине в свое отделение.

Днем он написал подробный отчет о своем визите к матери пропавшей, приложив к нему все собранные ею новые сведения. Сразу его отчет попал на стол к Ковалеву и был внимательно им изучен. За полчаса до конца рабочего дня подполковник вызвал Владимирова к себе в своей сияющий свежим ремонтом кабинет.

— Вы неплохо поработали, Владимиров, — как-то небрежно отозвался Ковалев. — Но, думается мне, что вам как всегда повезло. Ваш отчет я прочитал. И решил теперь вас занять другим важным поручением: вы должны сесть за компьютер пропавшей и внимательно изучить все то, что она там писала и выкладывала в сеть. Более ничем заниматься вам не даю. Эта работа полезная и легкая, что-то вроде познавательного отдыха. Вам ясно?

— Так точно, — отозвался Владимиров, поняв, что Ковалев, почувствовав в нем конкурента, решил просто устранить его таким способом от активного введения этого делом. — Разрешите идти?

— Идите, Владимиров.

И майор молча подкинул кабинет.

Работать над записями Марины Филатовой Владимиров решил в двух направлениях. Сначала изучить ее страницу в «Живом журнале» — так сказать, ее лицо, то, которое она готова была показывать окружающим людям. А затем просмотреть ее личные записи в компьютере, если таковые найдутся. К этой работе он и приступил, предварительно забрав из технического отдела ноутбук Филатовой. С этого компьютера зашел на страницу пропавшей женщины.

Страница была сделана со вкусом и — как показалось майору — с большой любовью. Филатова шаг за шагом создавала свой образ — мечтательной «снежной Флори», натуры яркой и романтической. Тут же было выложено много личных рисунков Марины, она часто рисовала себя. Рисунки, преображая ее лицо, делали его по-настоящему волшебным: тонкие нежные черты этого лица обрамляли белые льняные волосы, огромные голубые глаза, необыкновенный «эльфийский» макияж, чуть заостренные «эльфийские» уши. Героиня всегда была изображена в длинных платьях, подчеркивающих стройность ее фигуры. Особый колорит рисунков передавался с помощью дикой природы, гор, водоемов, снежных звездных ночей.

«В такую можно влюбиться с первого взгляда», — подумал Владимиров. Он заметил про себя, что далеко не все художники так тщательно выписывают собственный образ, а здесь было именно самолюбование, глубокое погружение в мир собственных грез и фантазий.

Но еще большее внимание майора привлекли записи к постам. Это был дневник, но дневник опять-таки «снежной Флори», живущей в мире сказочных образов и смыслов. Она с упоением описывала сцены любви, говорила о своих переживаниях, мечтах, грезах, тоске об идеале. Здесь было много романтических историй, видимо, сочиненных ею самой, рассказов о душевных треволнениях, надеждах и их исполнении. Присутствовало большое количество аудиозаписей такой же «волшебной» музыки разнообразных композиторов.

В целом данная страница привлекала, скорее, молодежную женскую аудиторию. Майор обратил внимание, что Филатова именно от лица «снежной Флори» активно вела переписку с другими пользователями, сохраняя отчасти свою «волшебную маску». Казалось, что ее «френды» играли с ней в эту своеобразную игру — общение с девушкой-эльфом, далекой от реалий обычного быта. При этом «френдов» было достаточно много и, по всей видимости, для них этот диалог с Флори — существом неземным и нежным — был чем-то вроде формы психологической разгрузки. Пользователи поверяли Флори свои сердечные дела, искали ее совета, благодарили.

Владимиров отметил про себя, что в целом ему нравится находиться на созданной Филатовой странице ЖЖ: его привлекал дизайн, расположение и содержание рисунков и текстов — все это было сделано с тонким вкусом и изяществом.

Лет пять назад он увидел нас столе у своей дочери такую прекрасно выполненную книгу с похожими чудесными принцессами, сказочными историями и прочее. Книга была необыкновенна хороша. Майор, вспомнив об этом случае, про себя улыбнулся: тогда же выяснилось, что жена и дочь купили эту книгу тайно и не хотели ее показывать ему, потому что стоимость издания была чрезвычайно высока.

После часа работы майору стало все ясно. Теперь нужно было посмотреть на непубличные записи Филатовой на ее ноутбуке.

На рабочем столе компьютера Владимиров нашел папку с названием «Мое» и погрузился в изучение ее содержания. Там находились черновики настоящих и будущих постов в «Живом журнале», варианты рисунков, сделанных вручную и отредактированных в фотошопе, но самой главной его находкой стал личных дневник пропавшей женщины. Это был самый настоящий дневник с датами, размышлениями, сомнениями, просто велся он не в традиционной бумажной форме, а в электронном виде.

И здесь уже не было той вымышленной «снежной Флори», а была одинокая и глубоко несчастная Марина, страдающая от непонимания окружающих, деспотизма собственной матери, своей профессиональной и творческой нереализованности и при этом мечтающая о любви. Женщина описывала все свои повседневные события вплоть до взаимоотношений на работе и бесконечной надоевшей ей дороги в метро. Сами записки, как это часто бывает с не редактируемыми личными записями, носили несколько сумбурный характер. Это было чем-то похоже на «поток сознания» автора, перемежающегося с ее собственными стихами.

Стихов было много, причем они создавались тоже как бы на ходу, как выражение внутреннего состояния тоски и беспомощности:

Черный вечер бьет мне в спину,

Как же больно, больно как!

Не хочу наполовину,