Борис Васильев - Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

Чем ниже спускался Кукушкин по склону, тем гуще справа становился лес, и идти становилось труднее: под снегом появились кочки с примятыми, скрученными ветрами пучками травы, цепляющимися за унты крепкими путами. Пришлось раньше запланированного времени делать привал.

Кукушкин выбрал кедрач погуще с обилием шишек, до которых рукой дотянуться, и свернул к опушке. Едва подошел, как из ветвей выпорхнула пара небольших черных птиц с белыми крапинками, похожих на скворцов. Кедровки резко вскрикнули, недовольные появлением человека, и скрылись в лесу.

Кукушкин сбросил рюкзак, сорвал шишку, разломив ее, он вытащил орех и бросил в рот. Кожура оказалась не очень твердой и, раскусив ее, он ощутил во рту приятную маслянистую мякоть. Она будто освежила его и живительным бальзамом разлилась внутри. Не зря нанайцы, эвенки — аборигены этих мест — уходя на охоту, запасаются кедровыми орехами, являющимися лучшей пищей, быстро восстанавливающей силы. Съев несколько зернышек, Кукушкин действительно почувствовал себя лучше, словно употребил эликсир бодрости. Он расстегнул рюкзак и, откинув клапан, стал бросать туда шишки. Потом спохватился — хоть и легкие они, объем занимают большой. Стал очищать орехи.

Вдруг до его слуха донесся стрекот. Вертолет! — догадался он и машинально метнулся под кедрач. Не иначе, их ищут! Нет, попасть в руки властей ему не хотелось — тюрьмы не избежать…

Вертолет пролетел вдоль опушки и скрылся в юго-восточном направлении. Значит, летуна еще не нашли. Найдут ли?.. Лучше б нашли — и дело с концом. Иначе Шатун покоя не даст… Куда ж потом ему податься?.. В свой родной Хабаровск дорога заказана. Да и кто его там ждет? Жена-сучка… Из-за нее он и попал в лапы Шатуна. Связалась, скурвилась… Восторгался, гордился своей красавицей, Жанной-милочкой величал… А она на первом году замужества рога ему наставила. И с кем?! С толстозадым шибздиком Сидоркиным… Что она в нем нашла? Рожа — детей только пугать: квадратная, угрястая, нос картошкой и губы толстые с вывертом, как у негритоса. Майорские погоны? Начальническая должность?.. Когда она с ним снюхалась? Не на свадьбе ли?… Нет, попозже, на День милиции, когда они гуляли на банкете. Тогда Сидоркин очень уж финтил перед ней, на каждый танец приглашал… Потом… Потом посылал Кукушкина на дежурство, а сам к ней отправлялся. За дурачка его принимал…

Ловко выследил их Кукушкин. От души отыгрался на своем начальнике — две недели тот не показывался потом на люди. И Жанночке-милочке перепало… Если б соседи не отбили, наверное, прикончил бы обоих… И не жалеет о том… Очень уж было горько и обидно. Завалился он тогда в ресторан и напился до чертиков. Сосед по столу, интеллигентный, симпатичный мужчина все уговаривал его: «Хватит, Василий Андреевич, вы же в форме, могут быть неприятности».

Когда они успели познакомиться?.. Семен Семенович, влиятельный и почитаемый в городе человек… Раскис тогда Кукушкин, расслабился как баба и поплакался в жилетку о своих неурядицах новому знакомому… С его помощью и оказался на прииске. Семен Семенович, конечно, ни при чем, откуда он знал, что там такие подонки, как Шатун, как Чукча… Лучше б тогда прибил эту сучку. За нее столько бы не дали, сколько теперь могут дать за золотишко да за тех старателей, которых они порешили, если следователи докопаются до всего. А они докопаются, коль с этим золотишком засветились. Жадность Шатуна обуяла, решил одним махом красивую жизнь на дальнейшее обеспечить… Нет, лучше б по крупице, по зернышку, еще бы пару таких сезонов, и не надо было бы на такую открытую авантюру идти. Кукушкину сразу не понравилось, но разве кто с ним считается. Чем теперь все закончится?..

Повздыхав, посожалев о прошлом, Кукушкин набрал еще с килограмм орехов и продолжил путь.

О том, что впереди речка, он догадался, увидев некрутой подъем с темными пятнами деревьев, росших островками, как бывает на болотистой местности. Он ускорил шаг: до наступления темноты оставалось часа два, и ему хотелось добраться до берега. Возможно, слева или справа появятся хоть какие-то признаки селения…

Как он ни торопился, как ни надеялся, не только селения, следов людей не существовало, словно здесь была необитаемая земля. Пришлось снова в лесу строить шалаш…

На третий день пути, теперь уже вдоль речки, к обеду он уткнулся в слияние двух рек. Та, что впадала слева, была пошире, поспокойнее, но переплыть ее без лодки нечего было и думать. Строить плот, имея только топор, дело было трудное и рискованное. Он прикинул и так и этак и пришел к выводу, что лучше построить более капитальный шалаш из бревен, укрыть их лапником, засыпать снегом и ждать морозов, пока не замерзнет речка.

Три бессонных ночи — из-за холода и страха — вконец измотали силы прокурора. Он еле переставлял ноги, держа направление вдоль речки, до слез всматриваясь в даль. И никакого признака жилья человека. Все чаще на снегу попадались следы различных животных, он плохо разбирался, но отличить копытных от хищных смог бы и ребенок. К речке из леса на водопой выходили стаи диких кабанов, изюбры, волки, медведи, а возможно, и тигры, что еще больше пугало его и гнало дальше в поисках людей.

Но больше всего он страдал от холода и бессонницы. Соорудить что-то наподобие шалаша ему и в голову не приходило, да и не мог он: за свою сорокалетнюю жизнь он в руках не держал топор или другой строительный инструмент. У деда и бабки, которые воспитывали его, была дача, но все работы выполнял там либо дядя Петя, либо дядя Ваня, которых нанимал дед. В деньгах они нужды не испытывали — помогал отец Эдика, военный атташе в Англии, и мать, актриса Москонцерта, которая тоже почти не бывала дома, разъезжая по стране с труппой актеров. А Эдик все летние каникулы гонял по дачным тропинкам на «велике», играл с ребятами в футбол, купался, загорал на речке.

Какое это было прекрасное, беспечное время! Разве думал он, что судьба готовит ему такое испытание. В первый день пути он костер еле разжег, истратив почти полкоробка спичек. Пробовал спать, зарывшись в снег, как, по утверждению учебников, делают звери. Не получилось — и холодно было, и сыро, и боязно. А сидя всю ночь у костра, грея то одну сторону, то другую, лишь ненадолго забывался в зыбкой, тревожной дреме.

Три дня тяжелого, изнурительного пути. И никакого селения, никакого даже признака жилья человека. И он стал терять надежду. Все чаще стала беспокоить мысль о смерти: долго он так не протянет — либо уснув, замерзнет, либо на сонного нападут звери. А как ему хотелось жить! Дела на службе складываются отменно — в сорок лет он в команде генерального прокурора и есть шансы подняться на высшую служебную ступеньку, у него шикарная квартира, служебная машина и личный «Мерседес». А сколько милых, прекрасных женщин! Он не жалел, что расправился с женой самым безжалостным способом, допустив даже злоупотребление властью — она того заслуживала. Но какой черт дернул его полететь за тридевять земель еще раз насладиться ее унижением, заставить просить прощение. И если бы она сломила свою гордыню, он, возможно бы, и сжалился над ней, включил в список амнистированных… А она в лицо плюнула, сука… Пусть подохнет там, за колючей проволокой. Не сладко ей, коли так озлобилась, хоть и нашелся придурок, взявший ее в жены. Будто так не мог пользоваться. А ведь такая была тихая, скромная, безропотная…