Борис Васильев - Щит и меч, № 4, 1995 (сборник)

И опять все трое помолчали.

Теплый вечер ложился на Парадное, и ранние сумерки казались голубыми. На пустыре за домом буйно цвели высокие стебли цикория, и небесные лепестки их прямо на глазах складывались в кисточки. Природа хитра на выдумки.

— И еще нескромная просьба, — глянул на хозяина квартиры капитан Васькин. — Заночевать у вас нам бы очень хотелось. По многим причинам. Чтоб нас меньше видели тут. Да и сами говорите, вдруг вам захочется к кому-то заглянуть. Нас ждут в Парадном не только вы, Николай Афанасьевич, но и те, кому мы нежелательны. Мы должны приехать завтра, но приехали сегодня. Короче, мы намеренно поспешили.

Новожилов удивил ответом:

— Мне это понятно. Неужели в нашем обществе мы разложились так глубоко, что ворье, бандиты знают каждый шаг работников угрозыска.

Капитан Васькин и Коваленко переглянулись.

— О противнике лучше думать, что он оснащен информацией и умен, как дьявол. Иначе промахнешься, — отозвался Борис Николаевич.

— Тоже верно, — согласился Новожилов. Ночевке гостей он обрадовался. Кто знаком с одиночеством — это поймет.

Утром больше часа прождали Нечаева. Напротив районной милиции был склад металлолома: брошенные останки тракторов, гусениц, разные стащенные в кучу отработавшие срок детали, скопившиеся, когда сельское хозяйство было богатым и доходным. Борис Николаевич, удивляясь своему спокойствию, отыскал на металлосвалке скамеечку и охотно сел.

Но молодой Виктор Коваленко, наоборот, то и дело посматривал на часы и возмущался:

— Ну и порядок у них, как в Монголии, — по службе он съездил туда в командировку, и с тех пор у него появилось это выражение. Оказалось, на востоке дисциплина была еще хуже, чем в России. Конечно, Борис Николаевич возражал: «Неужели где-то может быть хуже?!»

Около скамеечки, позади Васькина, валялось несколько пустых бутылок, но одна из них, полная воды, наверное после дождя, стояла, и из бутылки, махая крылышками, чтобы удержать равновесие, пила трясогузка. Наверное, ее чем-то привлекла эта вода.

Коваленко удивленно смотрел на птицу.

Напившись, трясогузка сделалась какой-то ненормальной: она не могла ни лететь, ни бегать, а падала в траву, то на одну сторону, то на другую.

— Глядите, Борис Николаевич, что происходит! — показал на трясогузку Виктор. — Чем-то, видать, отравилась.

Васькин подошел к бутылке, поднял ее и понюхал горлышко. И тут же расхохотался. Коваленко тоже понюхал содержимое бутылки.

— Они тут не только народ, и птиц споят! — сказал уже серьезно Борис Николаевич. Из бутылки густо несло самогонкой.

— Вот видишь, птичка немного нам подняла настроение, — сказал Васькин. — Положи ее на ветерок, а то погибнет, — предложил он Коваленко.

— Может, еще в вытрезвитель отправить?!

— Вытрезвителей тут нет. А вот самогон из чего-то гонят, — задумался Борис Николаевич.

Наконец заявился Нечаев, с помятым лицом и явно растерянный. Он прятал дрожащие руки, а глаза блестели.

— Понимаете ли, день рождения у моей старухи, малость отметили после работы, — объяснился он.

— Который раз в этом году? — спросил Васькин.

— Что, в который раз? — не понял Нечаев.

— День рождения, говорю, в который раз?

— Ну вот… и вы не верите! — притворно обиделся Евгений Иванович.

— Машину заказал? — спросил Васькин.

— Конечно, конечно!

— Но где она? — Борис Николаевич посмотрел на часы.

— Должна быть.

Выделенный в распоряжение Васькина газик подошел только через полчаса после появления Нечаева.

— Ну-у и порядок, что же мы успеем сделать! — завелся Борис Николаевич. На лице у него выступили красные пятна.

— Я рассчитывал, вы прибудете к обеду. Из областного центра до нас сто пять кэмэ.

Васькин уже не скрывал своего раздражения.

— Хоть день можно поработать на трезвую голову?!

— Так совпало.

— А если бы Матков приехал! Скандал бы был.

— Ну что теперь, — пожал плечами Нечаев. — Не убивать же меня.

— Один раз бы стоило!

И эта серьезная шутка сгладила отношения.

— Новожилов тебя предупреждал, что его терроризируют? — продолжал Борис Николаевич.

— Было дело. Я принял меры. Но район, сам понимаешь, как большая деревня. Тут ничего не сделаешь скрытно.

— Что ж ты тогда не встретил нас вчера, если так информирован? Эх, Нечаев, Нечаев! — обнял его, шагая рядом, Борис Николаевич. — Не дослужишься ты до капитана!..

Шутка Евгению Ивановичу понравилась.

— Это уж точно! — согласился он. И рассмеялся до слез.

— Что ж, едем в Орлянку?

— Едем.

Служебный изношенный газик нырял по горам и долам, как по волнам, и с непривычки Бориса Николаевича на такой дороге укачивало. Затем шоссе кончилось, и покатили по проселочной дороге. Кутаясь в пыль, не так уж скоро «добежали» до заброшенной, одни только фининспекторы знали сюда дорогу, забытой Богом Орлянки. Сравнительно опрятного села. По-летнему широкая улица была безлюдной, только разномастные собаки скопом преследовали газик.

Заскочили в правление совхоза, кирпичное под шатровой крышей здание, застали случайно агронома, миловидную женщину лет тридцати пяти, и худенькую девочку-секретаршу.

— Анастасия Романовна Белова, — представилась агроном. — Мне надо ехать в поле. Могу уделить вам минут пять-десять.

О находке в кормовой кукурузе Белова говорила неохотно. И косилась на старшего лейтенанта Нечаева. Наконец сказала:

— Он присутствовал при расследовании. И в курсе дела, а что я могу добавить?..

Затем на газике съездили на скотный двор — и там подтвердилось уже известное. Никаких дополнительных новостей. Народ заметно осторожничал. Каждое слово, особенно женщин, нужно было вытягивать. На общественном пруду рыбаки — белоголовый старик и двое подростков — добывали бредешком карпа. Ничего они тоже для розыска не добавили. И чувствовалось: Нечаев только мешает выездной группе.

— Значит, в гости приехали? Городские? — справился старик у следовавшего за ним Коваленко. — С ведерко рыбы дадим, но достаньте сетку или сумку. У нас с тарой туго.

— При чем рыба, дед? — пожал плечами Виктор. — Мы же не за ней приехали.

— Дак без корысти Нечаев не ездит, — засмеялся старик беззубым ртом.

Виктор вежливо отвел его в камыши.

— Как это понимать? — спросил он.

— Как хошь, так и понимай, молодой человек. Мне уже семьдесят один, и я скрывать ничо не стану. Ни перед областными, ни перед местными органами.

— Ну-ка отойдем, дедуль, еще подальше в сторонку, — попросил Виктор. Ветер волнами гулял по камышам, роняя сказочные шорохи. И разговор тут никак нельзя было подслушать. Коваленко придвинулся к старику вплотную.

— Давай все тайны.

— А сам их не знаешь?! — старик глянул с недоверием.