Ирина Зарубина - Частный сыск

Когда командир ОМОНа удалился, Порогин присел на краешек стола и пристально посмотрел Ярошенко в глаза. Тот взгляд не отвел, но все равно выглядел не очень мужественно.

— Александр Дмитриевич, мне необходимо с вами переговорить. Обо всем. Долго и подробно.

— Понимаю…

— Вам как будет удобнее — здесь, посреди этого бардака, или же в моем кабинете, сидя в креслице за чашечкой чая?

— За чашечкой чая… — пробубнил майор.

— Очень хорошо. — Игорь обвел своих подчиненных победоносным взглядом. — Сворачивайтесь, ребятки. А этого — в прокуратуру.

Первый рабочий день после отпуска. И сразу — с места в карьер.

Дельце проще некуда. Так, разминочка, чтобы восстановить форму.

В результате лобового столкновения «вольво» с «Москвичом-2141», за рулем которого находился гражданин Козявин, рабочий завода «Сатурн», погибла пассажирка «вольво». Фотография трупа прилагается. Совсем молоденькая. Ни царапинки, ни синячка, а мертвая. Даже не верится. Кстати, водителем «вольво» был генерал-лейтенант Брагин, командующий одной из элитных танковых дивизий.

Наверное, этот Брагин большая шишка. Наверное, именно поэтому дело передали в городскую прокуратуру. Наверное, будут давить. Впрочем, какая разница? Человек убит…

В тот день над Москвой пролился дикий дождь, и отыскать на асфальте следы тормозных путей так и не удалось (как раз в том месте образовалась огромная лужа). Но приблизительная схема столкновения была составлена. Стрелочки, кружочки, пунктирчики… И подробная расшифровка. Инспекторы ГАИ установили, что вроде бы водитель «вольво» нарушил правила обгона. Вроде бы. И за это «вроде бы» обязательно зацепится адвокат. Кого там назначили Козявину? Кажется, Генриха Марковича Белоцерковца… Тертый жучище. Без искры божьей, но трудяга, каких свет не видывал.

Однако в Наташином рукаве лежал козырной туз — результаты медицинской экспертизы определили, что содержание алкоголя в крови Козявина превышало допустимую норму в пятнадцать раз. Иными словами, шофер «Москвича» был в дупель пьян. А это сродни нокдауну, уважаемый Генрих Маркович. Сами понимаете, обвинению больше ничего и не надо.

Правда, в своих показаниях Козявин клянется, что он и капли в рот не брал, что он вообще трезвенник. Хм, рабочий завода, и вдруг трезвенник?

Так, что мы еще знаем о подследственном? Ранее не привлекался. Жена — анестезиолог в Первой Градской. Двое малолетних детей, мальчик и девочка. Водительский стаж — двадцать лет. Нарушений совсем не много, в основном за превышение скорости. Права действительны с семьдесят шестого года.

Надо с Ленькой что-то делать, вытаскивать его из этой истории. На всякий случай адвоката следует понять. К примеру, того же Белоцерковца. Девчонок надо найти, поговорить с ними с глазу на глаз, что-то тут не вяжется с их письменными показаниями. А к Леньки и слова не вытянешь, молчит и смотрит так будто это именно она виновата во всех его бедах. Не понимает, что над ним нависло… Не понимает… Завтра же надо поговорить с Генрихом Марковичем.

Чуть не забыла Витьке звякнуть, пусть за хлебом сбегает, пока булочная не закрылась.

— Кого вам? — в трубке раздался незнакомый голос.

— Простите. — Наташа перезвонила, но с тем ж результатом.

— Кого вам, елы-палы!

— Виктора, пожалуйста, — растерянно ответила Наташа.

— Витя! — закричали куда-то в сторону. И снова в трубку: — Вышел куда-то.

— Куда вышел? — опешила Наташа.

— Говорю же: куда-то. Значит, не в* курсах.

— Это 358-15-37?

— А хрен его знает.

Вероятно, все-таки ошиблась, что-то с телефонной линией. Мало ли Викторов по Москве. В третий раз трубку уже не снимали.

Первое, что ей пришло в голову, — ограбление! Дверь нараспашку, из квартиры на лестничную клетку падает яркий луч. И воры еще там! Она явствено слышала чьи-то голоса.

«Нет, грабители не стали бы так выдаваться, — успокаивала себя Наташа, по стеночке вползая в залитую голубоватым светом прихожую. — Это глупо».

Дальше — больше. Квартира буквально кишела людьми, людьми совершенно незнакомыми. По полу тянулись толстые резиновые шнуры, коридор был заставлен какой-то мебелью… Боже, да это ее сервант!..

Незнакомцы чувствовали себя так раскрепощенно, они с такой откровенной наглостью не желали обращать внимание на вошедшую хозяйку, что Наташа даже как-то по-детски растерялась.

— Мамаша, посторонись. — На нее надвигался усатый парень в расхристанной джинсовой рубахе. Он с трудом удерживал в руках громыхающий металлический ящик. — Не видишь, тяжесть какая? Зашибу, блин.

«Это я — мамаша?» — удивленно подумала Клюева и безропотно шагнула в сторону, пропуская парня на кухню. Пусть проходит, еще и в самом деле зашибет.

Самая давка была в спальне. Наташа хотела было протиснуться, но дальше порога ее не пустили. Пришлось подпрыгивать и заглядывать через спины. Это уже какой-то сюрреализм. Хочешь поверить в происходящее, а не получается…

— Татка! — На ее плечо легла чья-то рука.

Она резко обернулась. Господи, Витька…

— Хорошо, что ты!.. — радостно запричитал благоверный, когда его окликнули из спальни:

— Принес?

— Принес-принес! — И Виктор, доставая из-за пазухи бутылку «Жириновки», метнулся было на этот зов, но Наташа придержала его за локоть:

— Что происходит, Вить?

— Как, а я не предупредил? — Он хлопнул себя по лбу. — Вот башка-то дырявая!.. Вылетело, представляешь? Так это, кино снимаем!

— Что-что-что?

— Кино, Татка, кино! Гольдберг из Израиля на десять дней прикатил, надо уложиться.

— Какой еще Гольдберг?…

— И про него не рассказывал? Хм, надо же… Ну режиссер Гольдберг, корифей параллельного кино. Вон он, с трубкой, за камерой стоит!

— А это? — Наташа указала на бутылку.

— Исходящий реквизит, в кадре нужно пригубить. Давай, Татка, я тебя познакомлю!..

— Горит! — донеслось вдруг из спальни. — Горит! Выключай!

— Что горит? Где горит? — всполошилась Наташа.

— Да фильтр у них горит, обычное дело. И Виктор скрылся в освещенной мощными юпитерами комнате, так ни с кем Наташу и не познакомив.

От сердца немного отлегло.

Наташа скромненько наблюдала за происходящим на «съемочной площадке» из коридора и чувствовала себя как-то неловко, смущенно, скованно. Ей казалось, что она всем мешает.

Это в своей-то собственной квартире! Ей бы гаркнуть во все горло (что она в общем-то прекрасно умеет делать): «А ну, немедленно выметайтесь отсюда все!» Так ведь нет, даже в голову не пришло. Да и как можно? Кино ведь люди снимают, творят, искусством занимаются. Важнейшим из всех. И Гольдберг, судя по восхищенным Витькиным глазам, не иначе как настоящая величина. Может, Наташа еще с гордостью внукам будет рассказывать, что стояла с ним рядом…