Ирина Зарубина - Частный сыск

Наташа отложила в сторону инструменты.

— Если вдруг наткнешься на что-нибудь, обязательно позови, — сказала она. — Я тоже хочу присутствовать при историческом моменте…

— Э нет, сначала я никого не позову. Сначала я вот этими руками возьму се за сисечки и приподыму, красавицу! — возвратился к прежнем теме Граф, однако Наташа не слушала.

Она пошла вдоль берега, раскинув в стороны руки и подставляя лицо теплому соленому ветру.

Морские волны пенились у ног и холодили ступни.

Погода сегодня выдалась дивная, нежаркая, мягкая, и работать было — одно удовольствие, а не работать — и вовсе замечательно.

«Вот пусть Граф и ищет свои драгоценные сисечки, если ему так хочется, а я в конце-то концов имею право и отдохнуть в отпуске». - решила для себя Наташа.

Три недели в компании друзей-археологов провела она на этом крохотном каменистом островке со старой баржей вместо причала, изрытом древними катакомбами и едва заметном с берегов Большой земли.

Заезжие туристы, которые едва ли не каждый день приставали к барже на прогулочных катерах, чтобы табуном пронестись по усеянному раскаленной галькой берегу и оставить после себя кучи всяческого сора, вяленые рыбьи хвосты и мятые банки из-под пива, досаждали экспедиции и мешали нормальной работе.

Порою Наташа с трудом сдерживалась, чтобы не рявкнуть на какого-нибудь настырного дядьку в шортах, который лез с расспросами и усаживался рядышком, изображая из себя аса археологических наук.

— Позвольте поинтересоваться, неужели вы ищете динозавра?

— Ага, — отвечала Наташа, не подымая глаз.

— Позвольте поинтересоваться, а разве здесь водились динозавры?

— Ага.

— Что, вот такие большие, с длинной шеей и уродливой башкой?…

— Ага, — говорила Наташа, смерив взглядом настырного туриста, — очень похоже.

Ей было совершенно непонятно, зачем сворачивают к острову прогулочные катера.

Достопримечательностей здесь было ноль целых шиш десятых; с Наташиной точки зрения, сам остров представлял собой одну сплошную достопримечательность.

Однако разве прогуливающимся по морю зевакам было хоть какое-нибудь дело до знаменитых катакомб, выложенных обветренными, с осповыми рытвинами древними камнями; разве кого-то из горланящих бездельников интересовало, что на заре цивилизации здесь был город, и жили люди, и была своя культура, и свой театр, украшенный восхитительными скульптурами гениальных мастеров. Разве кто-нибудь из них вздрогнул бы, если бы узнал, что где-то под ногами покоится шедевр Праксителя Аполлон, стоявший когда-то на постаменте перед входом в театр, а теперь скрытый под наслоениями почвы, — тот самый Аполлон, который и был покровителем Ольвии. Единственное, от чего вздрогнули бы эти бездельники, так это от цены.

В недрах каменистого островка зарыта скульптура стоимостью сотни миллионов долларов — есть от чего вздрогнуть.

Впрочем, участников археологической экспедиции, возглавляемой Графом, цена как раз интересовала меньше всего.

Наверное, думала Наташа, нынешним дельцам и бизнесменам этого не понять. Но их вели сюда азарт, жажда великого открытия; и именно поэтому каждое лето собирались они с рюкзаками и гитарами на Киевском вокзале в Москве и на поезде перемещались к морю, на юг, и целый месяц по-спартански жили на этом острове, будто кроты, раскапывая остров в надежде однажды наткнуться на шедевр Праксителя.

Увы, археологические венички смели тонны древней земли, однако прекрасный Аполлон все не показывался на свет.

…Перебравшись через гряду огромных валунов, Наташа оказалась в небольшой бухточке, давно облюбованной ею и надежно скрытой от чужих глаз.

Наташа всегда купалась в море обнаженной и считала, что купальник — уродливая условность цивилизации. Именно поэтому она никогда не бывала на пляжах и места для отдыха выбирала дальние и безлюдные.

Она сбросила футболку, расправила плечи и расслабленно потянулась.

Здесь она чувствовала себя семнадцатилетней девчонкой — приятное ощущение, черт возьми!

На работе, в коридорах здания суда, на ходу посматривая в зеркало, Наташа порой ловила себя на мысли, что видит отражение серьезной (и даже излишне серьезной), умудренной жизненным опытом женщины лет пятидесяти.

Нет-нет, не то чтобы женщина в зеркале выглядела старой, — просто слишком велик был груз забот и проблем, опустившихся на плечи, и это читалось в усталом и проницательном взгляде.

Поэтому на работе при ней редко кто заговаривал о возрасте, в присутствии Наташи говорить о возрасте казалось неприличным.

Однажды — она и сама удивилась собственной реакции — Наташу настолько задели эти вежливые недомолвки, что она в лицо секретарше Шурочке брякнула:

— Да, мне тридцать лет, ну и что?!

Шурочка пошла пурпурными пятнами, и на физиономии ее против воли отразилось искреннее изумление: тридцать?… Неужели же только тридцать?!

Однако когда заботы отступали и не надо было думать о мере наказания, составе преступления, о семейном бюджете и прочем, столь же обременительном, Наташа становилась похожей на девчонку-студентку, бесшабашную, озорную и юную.

Приятели-археологи тоже очень удивились, узнав о ее возрасте, но это удивление было с прямо противоположным, нежели у Шурочки, знаком: тридцать?!.. Неужели уже тридцать!.. А мы и не заметили…

Итак, сбросив одежду, Наташа с удовольствием, не торопясь, вошла в теплую воду.

Кому не знакомо это состояние покоя и гармонии, вряд ли поймет улыбку, которая порхала на губах молодой женщины.

Оттолкнувшись ногами от каменистого дна, Наташа медленно поплыла к правому берегу бухточки.

Там, на горячих от солнца каменных плитах, можно всласть позагорать, не опасаясь чужого беззастенчивого взгляда.

Она уже была в трех метрах от берега, когда вдруг услыхала слабый плеск весла.

Растерянно оглянувшись, Наташа увидела скользнувшую по воде из-за камней тень. Она даже не успела сообразить, что к чему, — инстинкт подсказал ей набрать в легкие побольше воздуха, и она нырнула поглубже, а затем несколькими сильными гребками одолела расстояние до прибрежных валунов.

Отсюда Наташа могла наблюдать за происходящим, оставаясь невидимой. Притаившись за мокрым мшистым камнем, она осторожно подалась вперед и увидела плывущую лодку.

В лодке сидели трое, негромко переговариваясь.

«На туристов не похожи», — подумала Наташа, прислушиваясь.

То, что в лодке спорили, не вызывало сомнений.

Один из троицы, покряжистей, с красным, одутловатым лицом (его нездоровый цвет был виден даже из укрытия), энергично размахивал руками и горячим шепотом что-то втолковывал приятелям.

Те кривились, изображая скепсис, и мрачно ухмылялись.