Ирина Зарубина - Частный сыск

Эти аплодисменты будут принадлежать только ему, а не седоку, хоть он и хороший мужик, добрый, справедливый. И все же не его это заслуга, что мы опять займем первое место. Нет, не его…

Майор милиции в отставке Григорий Михайлович Чернов поправлял галстук перед большим квадратным зеркалом в служебном туалете. Но в зеркале он видел не свою седоватую голову, не свое обветренное лицо с густыми кавалерийскими усами. Он видел Додона, белого мерина орловских кровей. Нет, никак он не мог отойти от той, прежней жизни.

— Эх, Додоша, Додоша… — тихо сказал майор вслух, увидев наконец непривычное отражение своей новой формы, простенькой до примитива, да еще и отвратительно синюшного цвета.

А ведь он чуть не запил. И если бы не моральная поддержка близких и друзей, кто знает, быть может, через какое-то время сидел бы Гриша в тесной компании дворовых алкашей и, потягивая из трехлитровой банки прокисшее пивко, забивал бы «козла». Но к счастью, этого не случилось. Теперь Чернов опять всем нужен, его все уважают, он вновь при работе. Пусть не любимой, но все-таки… И должность его звучит приятно, ласкает слух — «заместитель начальника службы безопасности международного аэропорта Шереметьево-2».

Он только осваивался на новом месте, вторую неделю разменял.

Вообще-то у Чернова был свой кабинет с большим столом и цветочным горшком на подоконнике, но Григорий не мог заставить себя целый день сидеть на одном месте. Закалка не та. Поэтому он несколько раз за дежурство обходил свои владения (хоть в этом и не было никакой необходимости), деловито интересовался у подчиненных, хорошо ли проходит служба, и, получая неизменно положительный ответ, самодовольно ухмылялся в пышные усы. Вот и весь фронт работ…

Чернов так до сих пор и не понимал, какова функция вверенной ему организации. Многие не понимали, но виду (в том числе и сам майор) не показывали.

Полномочий — ноль. Например, произвести задержание подозрительной личности нельзя — это прерогатива местного отделения милиции. Даже разбушевавшемуся пьяному молодцу, который колошматит какую-нибудь старушку (что, увы, не редкость), можно только пальчиком погрозить и опять же терпеливо дожидаться милиционеров. А поступишь иначе, стукнешь молодца дубинкой по хребту — себе дороже, доказывай потом, что не превысил полномочий. Глупость? Глупость. К контрабанде и контрабандистам Чернов тоже никакого отношения не имел — это проблемы таможни. Но зато если в аэропорту вдруг случается какое-нибудь ЧП — все гневные взоры незамедлительно устремляются на службу безопасности, а «сверху» раздаются возмущенные возгласы:

— Как же так!.. По вашей вине!.. По вашему недосмотру!.. Мы зачем вас на работу брали? Зачем мы вообще эту службу организовывали?…

И за этим следуют выговоры и нагоняи.

«Бред сивой кобылы», — равнодушно пожимая плечами, думал про себя Чернов. И тут же ему становилось неловко от этого сравнения. Ведь кобыла — это лошадь. А лошадь для Григория — понятие святое.

А еще Чернов любил неспешно прогуливаться по «нейтральной зоне», заходить в магазинчики беспошлинной торговли и присматривать какую-нибудь полезную вещицу, которую он обязательно купит в день получки. В принципе это запрещено — появляться в нейтральной зоне.

Но для того, чтобы пересечь границу родины, нужно было всего-то толкнуть никогда не запираемую дверцу; поэтому все плевали на запрет, даже уборщицы с носильщиками.

Этот день был в каком-то смысле знаменательным. Непосредственный (и единственный) начальник Чернова забюллетенил, так что теперь вся ответственность легла на плечи Григория Михайловича. Совершив очередной обход, он взглянул на часы и, обнаружив, что вот-вот начнется обеденный перерыв, поспешил в служебный буфет, чтобы оказаться первым на раздаче.

В дверях Чернов столкнулся нос к носу с майором Ярошенко, начальником отделения милиции. Тот, видно, уже перекусил.

— Как делишечки?

— Нормально, а у вас?

— Тоже ничего. Служим вот потихонечку.

Душевный разговор.

Григорий с первого дня предпочел этот буфет всем остальным, потому что его окна выходили на летное поле. Вид взлетающих и приземляющихся самолетов действовал на Чернова успокаивающе, что-то вроде валерианы. Сидишь себе, лопаешь суп и созерцаешь.

— Прывет, товарыш начальнык! — окликнул Григория черный как смоль негритос, смахивавший с соседнего стола хлебные крошки. Белый халат, накинутый на его голый торс, смотрелся как-то вызывающе.

Чернокожего парня звали Мбу, родом он был из Уганды. Полетел больше года назад из Кампалы в Москву, в самолете порвал на мелкие кусочки свой паспорт и спустил их в унитаз. Бедняга думал, что без паспорта ему легче будет попросить убежище в России. Но убежище ему не предоставили, а обратно в Уганду уже не пускали. Вот и торчит Мбу до сих пор в «нейтралке» и даже стал своеобразной достопримечательностью аэропорта. Во всяком случае, дольше него находиться в «небытии» еще никому не удавалось. И совсем бы ему было худо, если бы начальник аэропорта не разрешил подработать в буфете, устроил его на полставки.

Разумеется, разрешение это было негласным.

— Будь здоров, Мандейла, — отозвался Чернов. — Ну что? По родине скучаешь?

— Да ну ее кы черту! — скривился парень. — Там война.

— А ты пацифист?

— Что? — в русском языке для чернокожего Мбу было еще много белых пятен. — Просты, начальник, нэ понял.

— Ладно, это я так… — Чернову стало скучно, и он снова отвернулся к окну.

Прямо под ним, недалеко от грузового терминала, только что «припарковался» брюхатый «ИЛ-76». Даже сквозь звуконепроницаемые стекла была слышна мощь его реактивных турбин. Лежащая на блюдце чайная ложечка задребезжала.

Григорий Михайлович бездумно наблюдал за тем, как медленно распахнулись створки люка и опустился трап гигантского самолета, как из терминала выехала черная «Волга» и остановилась под правым крылом, как из «Волги» вышел шофер и открыл заднюю дверцу, как (тут взор Чернова сделался более осмысленным)… из чрева «илюши» показались смазанные силуэты трех людей в милицейской форме. Один из них тяжело опирался на плечи двух других и прихрамывал.

Чернов сгреб остатки гречневой каши в кучку, поднес тарелку к губам и вилкой отправил еду в рот.

Хромоногого уже усадили в черную «Волгу», и водитель о чем-то переговаривался с милиционерами, прикрывая ладонью ухо.

«Чем в самолете можно себе поранить ногу? — подумал Григорий. — Надо же умудриться, чудило!.. И куда это вообще милиционеры летали?…»

«Волга» уехала. Милиционеры побрели к зданию аэропорта. А через несколько минут началась разгрузка.

Чернов вытряхивал из стакана компотные сухофрукты, когда из самолета выкатил первый автокар, неся перед собой в железных лапах металлический контейнер.