Алексей Лебский - Кай и Герда [СИ litres]

Нет, не надо, сделай это сам. Найди телефон отеля Бристоль в Бергене, пусть соединят тебя с номером 410, профессор Ларсен.

– Ну а дальше что?

– Узнай у него номер телефона его матери в Бергене. Бригге, это срочно! Я перезвоню тебе через десять, нет через пятнадцать минут.

– Есть, мой генерал.

Пошел томительный отсчет минут.

– Ну что там, Бригге?

– Ничего, моя госпожа.

– Хватит дурачиться.

– Профессор Ларсен выехал из отеля сегодня в десять утра.

– Пока, Бригге.

Хильде положила трубку.

– Винс, ты говорил, что купил сэндвичи?

– Они там, на заднем сиденье.

Сегодня понедельник, 31 декабря. Брат обещал провести этот день со мной, потому что вчера мы обедали с Ренатой и провожали старый год. Я вспоминаю, как она смотрела на него. Когда так смотрят на мужчину, это любовь. Без комментариев. Я выхожу в город для посещения супермаркета. Теперь, при наличии денег, это не кажется мне унизительным. Я беру зеленый салат двух видов, полдюжины яиц, копченую лососину, паштет фуа-гра, зеленый горошек, сыр с плесенью и ветчину. Вспоминаю, что в доме нет кофе, сливок и хлеба. Список дополняют две бутылки шампанского “Moёт” и пол-литра коньяка “Камю”. В результате тащу по Киркеристе два огромных пакета и пою вполголоса “Sailing” (композиция из альбома Рода Стюарта Atlantic Crossing). У меня высокий хрипловатый голос, я отлично могу подражать Роду Стюарту… Дома брат помогает разгрузить сумки. В духовке запекается в фольге английский ростбиф. Это блюдо его научила готовить Рената. До Нового Года целых шесть часов. Мы перетаскиваем стол поближе к телевизору, но когда показывают новости, выключаем звук. Мне только панической атаки в праздник не хватало. На столе постепенно возникают праздничные закуски. Глядя на то или иное, я могу с уверенностью сказать, что мама этого бы нам не разрешила. Но сегодня все можно, и мы открываем шампанское. На этот раз оно пенится в синих хрустальных бабушкиных бокалах из Богемии. Я пью за него, за его счастье с любимой Ренатой. Он сделал почти невозможное, чтобы мы могли жить дальше. Когда я вернусь из поездки, надо будет найти себе работу. Пусть нас ищут копы, у них ничего на нас нет. Это дело они могут отправить в архив, или туда, куда они отправляют такие тухлые расследования. Брат достает ростбиф из духовки и на большом блюде подает на стол. Мы разворачиваем фольгу и комната наполняется ароматом запеченного мяса, прованских трав.

– Ты помнишь дом? – спрашиваю я.

– Который, у нас так много их было.

– Тот, где тебе четырнадцать, а мне десять. Где Айла и Данир.

– Это нельзя забыть. У нас там бывало холодно, но уж не так, как здесь. Я во сне вижу тот парк с камнями, – говорит Карл.

– И старый город такой красивый.

– Давай, выпьем за то, чтобы когда-нибудь вернуться туда хотя бы на один день. Мы выпиваем по второму бокалу. На экране группа “А-ha”, я прибавляю звук. Звучит их песня – ”Take on me”. Они супер. Голос у Мортена то, что надо. Я раскачиваюсь в такт и посуда на столе звенит. Брат смеется, и мне кажется, что мы счастливы. За телевизором и разговорами проходят часы и наступает Новый Год. На улице народ веселится и взрывает петарды. Я вижу, как из кафе вываливается на улицу нетрезвая публика. Все обнимаются и поздравляют друг друга. Толстяк в смешном красном колпаке пьет шампанское из горлышка и выбрасывает пустую бутылку в сугроб у нашего дома. У нас шампанское закончилось, мы открываем коньяк и режем ростбиф. Наверное, завтра будет плохо, то есть, конечно, сегодня, только несколькими часами позже.

Тридцать первого декабря Адриан выехал в родной Драммен на автобусе. Дорога по случаю праздников не была загруженной и он прибыл на автостанцию через сорок пять минут. До дома дошел за десять минут. Кроме портфеля с видеокассетами и бумагами он привез из Осло подарок матери, купленный в Аркаден – красивые кожаные перчатки с кнопочкой – застежкой. Вероятно, она увидела Адриана, когда он подходил к дому, потому, что дверь распахнулась еще до того, как он успел повернуть ручку дверного звонка.

Они обнялись, и прошли в дом. Все тут было по-прежнему, как и полгода назад.

– У меня все хорошо, – сразу же заявила мать, – но ты должен посмотреть, что делать с выключателем на кухне. Проскакивают искры, и свет по временам отключается. И еще, забери свой автомобиль из сервиса, они на прошлой неделе дважды звонили.

– Хорошо, ма. У меня будет много времени.

– Так ты не на два дня приехал, как обещал. Неужели, то дело раскрыли?

– Нет не раскрыли, но я в отпуске до десятого.

– У тебя все в порядке? Ты не скрывай от меня, я пойму. Всякое случается. Я в суде делопроизводителем двадцать лет проработала.

– Ма, я в курсе, – обиделся Адриан. Мы с тобой мой дипломный проект писали, и ты мне очень помогла. Гутрун Якобсен была женщиной семидесяти лет и выглядела на шестьдесят. Высокая и статная, она не страдала давлением и всякими другими сердечно-сосудистыми проявлениями, была сдержанна в еде, а вина вообще не пила. Несмотря на столь здоровый образ жизни и питания, в межсезонье она страдала почками и желудком. Не было года, чтобы не случались с ней колики и разные желудочно-кишечные расстройства.

– Ма, все это от того, что ты не пьешь вина, – шутил в студенческие годы Адриан, а она тогда заявляла:

– Вот ты защитишь диплом и устроишься на работу, я тут же напьюсь на радостях.

Но это свое обещание она так и не выполнила. Работа у нее была интересная, да и команда в отделе, которым она бессменно руководила около десяти лет перед выходом на пенсию, подобралась хорошая, доброжелательная. Она принесла в его спальню комплект нового постельного белья и его любимую пижаму.

– Я у тебя вытирала пыль с твоих самолетов, и обломила антенну у МИГ-15. Я ее положила рядом, ты приклей при случае.

– Не беда, ма. У нас на Новый год все есть? Может быть, что-то надо купить?

– Есть лосось, салаты разные, сельдь из Норвежского моря, как ты любишь.

Шампанское и водка, – это только для тебя. А ты неважно выглядишь, плохо спал?

– Да, плохо. Может, тебя это удивит, я познакомился с удивительной девушкой! Опуская разговор с Гробергом, он рассказал ей об Ингрид и странных обстоятельствах их знакомства.

– Мой мальчик влюбился, – сразу же сделала она вывод, – я очень рада за тебя. Все эти странности поведения молодой леди могут иметь непостижимое для тебя объяснение, но разве это важно? Огонь горит внутри и это прекрасно. Надеюсь, она хорошая девушка. Мать никогда не рассказывала о своих отношениях с отцом, в любом контексте он просто был отцом Адриана, не более того. Отец Адриана Ингварр Матс Якобсен работал штурманом на Скандинавских Авиалиниях (SAS консорциум – прим. автора), летал на “каравеллах”, а позднее на “боингах”. Тогда впервые открылся маршрут из Европы в Северную Америку через Северный полюс, очень выгодный. Отец хорошо зарабатывал, и до того, как Адриан перешел в среднюю школу, оставался в семье. Конечно, маленький Адриан очень гордился им и увлекался моделями самолетов. Что с отцом случилось в шестидесятых годах мать ему не говорила, но он и сам догадывался, что папа полюбил другую женщину и ушел к ней. Отец через некоторое время вернулся ненадолго в семью, но Гутрун не смогла простить его и все то короткое время, что он жил с ними после возвращения, превратилось для него в кошмар. А потом с ним случился инфаркт, в другом городе во время летнего отпуска. Ингварр был госпитализирован в одну из клиник Роттердама, там и скончался. Компания его похоронила с почестями, но коллеги говорили, что остался нехороший осадок: почему недостаточно серьезно к его здоровью относились врачи, как они его допускали к полетам?