Наталия Антонова - Расплата по чужим счетам

Заметив взгляд следователя, устремленный к месту соединения ее ягодиц с сиденьем старого стула, Волоокая покраснела и заговорила на два тона тише:

– Я видела сегодня ту старушку.

– Какую старушку?

– Вы что, забыли?! Ту, что не любит собак!

– Ах да. Вы говорили, что какая-то пожилая женщина испугалась вашей собаки.

Наполеонов считал, что испугаться собаки Валентины Герасимовны простительно не только какой-то старушке, можно сказать божьему одуванчику, но и крепкому детине, так как Волоокая держала не пуделя или болонку, а бультерьера. Следователь был уверен, что такой собаке не место в квартире и вообще в городе.

– Вы уверены, что это она? – спросил он Валентину Герасимовну. – Ведь вы говорили, что было темно и вы ее не разглядели….

– Все так! Я очень хорошо разглядела выражение ее лица! Ее аж перекосило от злобы, когда она смотрела на моего Малыша.

«Хорош малыш, – подумал Наполеонов, – весит не меньше 50 кг».

– Но я уверена, что это она!

– Почему?

– Объяснить не могу. Но это она.

– На этот раз вы тоже были с Малышом?

– Да, я всегда с ним, – важно кивнула Волоокая.

– И она снова недружелюбно посмотрела на него?

– Не то слово!

– И поэтому вы решили, что это она?

– И поэтому тоже. Но не только.

– Я, конечно, дико извиняюсь, – не выдержал Наполеонов, – но, Валентина Герасимовна, ваш Малыш мог не понравиться или, вернее, даже напугать не только ту старушку, встреченную вами во дворе, но и многих других.

– Что вы хотите этим сказать?! – набычилась хозяйка Малыша.

– Ничего, – вздохнул Наполеонов.

– Так вы верите мне или нет? – напирала посетительница.

– Верю, – сдался следователь, – возможно, эта женщина там живет или приходит к детям.

– В нашем дворе она точно не живет. И в соседних тоже. Мы, собачники, в курсе того, кто поблизости проживает. Дети тоже отпадают. Хотя она могла приходить к кому-то…

– Хорошо, где вы ее встретили?

– На рынке. Она покупала творог, а я шла по ряду, и меня как током стукнуло! Она!

– А рынок рядом с вашим домом?

– В том-то и дело, что нет! Я встретила ее на Центральном рынке.

– Но…

– Никаких «но»! – резко оборвала его Волоокая.

– Вы можете ее описать?

– Да!

– То есть теперь вы ее хорошо разглядели?

– Естественно! Ведь днем светло! – Свидетельница посмотрела на следователя как на недотепу.

– Тогда попробуем составить фоторобот, – сказал он больше для того, чтобы отвязаться от нее.

Волоокая согласно кивнула и послушно пошла за следователем, приведшим ее в кабинет криминалиста-программиста. Лицо старушки стояло у Валентины Герасимовны перед глазами, но превратить появившийся на экране компьютера фантом в лицо реального человека оказалось весьма сложно. На мониторе появлялись и исчезали после нажатия кнопки глаза, губы, скулы, носы, брови, но все как-то не то…

Валентина Герасимовна уже начала отчаиваться, и чем больше она падала духом, тем больше нервничала. Криминалист-программист пытался ее успокоить, но, увы, напрасно. В результате, после полутора часов мучений, получившийся фоторобот существенно отличался от оригинала, и выражение лица у него было как у Бабы Яги, выпившей стакан уксуса.

– Я еще не все вам сказала, – вздохнула Волоокая, вернувшись в кабинет следователя, – я хотела за ней проследить.

– И?

– Она вышла с рынка, зашла в супермаркет, и там я ее потеряла.

– Скажите, – спросил Шура, – а вы не помните, какой купюрой старушка рассчитывалась на рынке?

– Помню. Тысячной.

– А когда она складывала сдачу в кошелек, вы не заметили, там было много денег?

– Не заметила, – виновато вздохнула Валентина Герасимовна.

– А сам кошелек был объемным?

– Не очень…

– А дорогим?

– Средним. Кошельки такого типа на ярмарке обычно тысячи за полторы продают.

«Старушка не совсем бедная, – подумал следователь, – обычно старушки обходятся кошельками за 500–700 рублей».

Волоокая смотрела на следователя своими большими глазами и молчала. Потом тяжело вздохнула.

– Знаю я, о чем вы думаете…

Наполеонов вскинулся и с любопытством посмотрел на женщину.

– Вы думаете, приперлась дура эдакая и конопатит мне мозги, время отнимает драгоценное у человека, состоящего на государственной службе.

Следователь невольно улыбнулся, мысленно заменив государственную службу на государеву.

– Ну что вы, Валентина Герасимовна, ничего я такого про вас не думаю.

– И Малыша моего вы тоже не любите, – обиженно укорила его свидетельница.

– Валентина Герасимовна! Помилуйте! – воздел следователь руки в мольбе. – Не могу же я любить всех кошек, собак и мышей.

– Мышей не надо, – согласилась женщина, – они переносчики заразы. А от моего Малыша большая польза!

Наполеонов хотел спросить какая, но благоразумно промолчал. Однако свидетельница все-таки ответила на его немой вопрос:

– Он приносит мне радость.

В глазах женщины сквозила такая печаль, что до Наполеонова дошло – Валентина Герасимовна очень одинока, и Малыш и впрямь является ее спасением. Увы, ни один человек не застрахован от тоски одиночества. Но кого-то спасает семья, кого-то друзья – пусть даже и четвероногие.

– Собственно, я ничего не имею против вашего Малыша, – вздохнул Наполеонов, – просто он относится к представителям опасной породы.

– Но я вывожу его в наморднике, и потом, я его воспитывала.

– Тогда ладно.

– Мне идти? – спросила Валентина Герасимовна.

– Пока да. Ваши координаты у нас есть.

«Не в кино же мне ее приглашать на вечерний сеанс», – с грустью подумал следователь.

– Я уверена, что моя помощь вам еще понадобится. – Свидетельница посмотрела на Наполеонова чуть ли не с вызовом.

– Вполне возможно, Валентина Герасимовна. До свидания.

Высоко подняв голову, женщина прошествовала к двери и покинула кабинет.

– Уф, – выдохнул следователь. Когда же дверь снова начала приоткрываться, Наполеонов подпрыгнул на стуле. Но увидев заглядывающую Эллу, почувствовал облегчение.

– Вы живы, Александр Романович? – спросила девушка.

– Вроде жив.

Элла звонко рассмеялась, и ее каблучки процокали в сторону приемной.

Еще притомившееся за день солнце не успело сесть на ладонь горизонта, как машина Наполеонова загудела возле ворот коттеджа. Мирослава сама привела в движение устройство, открывающее ворота, и они распахнулись.

– Ты сегодня рано, – проговорила она.

– То есть ты хочешь сказать, что ужин еще не готов, – проворчал Шура, выбираясь из салона автомобиля.

Мирослава рассмеялась.

– По-моему, Морис жарит курицу. На гарнир картофель и салат из свежих овощей.

– А пирог? – спросил он жалобно.

– Пирога нет.