Анна Данилова - Париж на час

Вот только девчонка пришла в себя, устроилась на хорошую работу, избавилась от каких-то своих страхов и комплексов, денежные дела привела в порядок, словом, все в ее жизни как-то наладилось, и тут — на тебе, на нее собираются повесить убийство!

Я прибралась на кухне, все перемыла и села с сигареткой у кухонного окна — задумалась, где бы найти хорошего, но недорогого адвоката для подружки. Но они ведь, адвокаты, все такие алчные. Деньги дерут, а обещать — ничего не обещают. Мол, получится, радуйтесь, а нет — значит, судьба такая. Пролистала свою записную книжку, нашла парочку знакомых, у которых могут быть адвокаты в друзьях, наметила себе план действий, затем заварила кофе и поняла, что привязалась к Кате, что даже кофе не хочется пить без нее. Даже когда мы не сидели за одним столом, я все равно знала, что она где-то рядом, в своей квартире. Может, суп варит, или белье гладит, или просто отдыхает в обнимку с плюшевым мишкой (как ребенок!) на диване перед телевизором.

А сейчас ее допрашивают, может, угрожают, откуда мне знать, какими методами там действуют, чтобы выбить признание!

Кофе я так и не выпила, отправилась в спальню, постелила себе постель, легла, и вдруг мне показалось, что дверью хлопнули. Как если бы Катя вернулась. Может, и ее тоже отпустили? Я не поленилась, встала, накинула халат и вышла из квартиры. Позвонила в Катину дверь. Она тотчас открыла, увидела меня и бросилась ко мне, обняла.

— Тебя отпустили?

И в это время за ее спиной показался человек в форме полицейского.

— Вот, полюбуйся, охрану приставили, чтобы не сбежала, — она кивнула в сторону молодого парня-охранника. — Я им так и сказала, если не отпустите принять душ — у меня, представь, как не вовремя (тут она склонилась и шепнула в ухо о своей женской проблеме), — ни слова не скажу. А сказать им у меня, по правде говоря, есть что. И Седов это понял, поэтому отпустил.

Сказав это, Катя принялась раздеваться прямо при парне, стащила с себя тонкую водолазку, взялась за джинсы. Охранник, смутившись, ушел на кухню.

— Ой, я так рада, что ты пришла! Думала, ты спишь уже! Кто знает, когда мы еще увидимся, может, меня и арестуют.

— Да за что? — зашептала я, чтобы не услышали на кухне. — Что ты такого сделала? Или же этот Михаил тот самый, про которого ты мне рассказывала?

— Да нет же, — Катя даже кулачки сжала и согнулась пополам в досаде, что я ей не верю. Затопала ногами. — Этот Михаил — тот, да не тот… Это очень старая история, и я уж точно не предполагала, что увижу его еще раз. Они все погибли, я точно знаю, мне рассказали. Я одна жива осталась. Быть может, потому, что лично не участвовала во всем этом… Хотя… Я тогда сильно пьяная была, может, и виновата тоже… Они все сгорели.

— Кто сгорел? — Я уже ничего не понимала. — Мне-то можешь рассказать?

— Да я тебе уже раз рассказала одну историю, а ты выдала ее следователю. Понимаю, ты сделала это не со зла, а по дурости, но какая разница? Не думаю, что расскажу Седову. Все сомневаюсь. Но, с другой стороны, а вдруг убийство Вершинина как-то связано с тем случаем? Может, тогда меня отпустят?

— У тебя за пазухой столько всяких историй… — попробовала обидеться я. Не очень-то приятно было осознавать, что за то время, что мы дружили с Катей, она открылась мне не полностью. Значит, не доверяла. А еще получается, что я ее вообще мало знаю. Я к ней всей душой, значит, а она?..

— Не сердись, Мила. Ты поди, напои охранника чаем, его, кстати, Алексеем зовут, а я в душ.

Она принесла из спальни чистое белье, полотенце и заперлась в ванной комнате.

Я вскипятила воду, заварила чай. Алексей этот, губастый, молодой совсем, который и думает в свои годы только о девушках, совсем не походил на полицейского. Собственно говоря, я так ему и сказала. Но не для того, чтобы посмеяться над его молодостью, а наоборот, сделала типа комплимент, что он больше похож на студента университета, такой весь из себя нежный, с умными глазами, чем на грубого полицейского. Мальчик признался, что хочет выучиться на адвоката.

— Адвокаты — они как проститутки, — меня вдруг понесло. — Негодяев, убийц, насильников защищают за деньги. Душу продают.

— Преступники тоже люди, — сказал, уплетая булку с вареньем и запивая чаем, этот несмышленыш, неиспорченный реальностью романтик.

— У тебя есть сестра?

— Ну есть, и что?

— А то, что легко рассуждать, когда преступление происходит с кем-то тебе чужим и далеким. А ты представь себе только, что это над твоей сестрой надругались, причем не один кто-то, а двое или трое… Как ты после этого будешь относиться к адвокату, который возьмется защищать этих уродов?

Он не смутился. Допил чай и сказал:

— Да я все понимаю. Но ведь сажают многих невиновных. Я бы хотел защищать таких, а не злодеев.

Мне так и хотелось сказать ему: дурачок!

— Ты вот охраняешь Катю, да? Тебя приставили, чтобы она не сбежала. А где вы все были, когда ее насиловали? Где была доблестная полиция, когда она кричала…

— Когда это было? — нахмурился парень.

— Да это уже и не важно. Просто ей не везет по жизни, вот и все. А так-то она девчонка добрая, милая, и я не понимаю, у них там, у следователей, глаз, что ли, нет? Не видно разве, что не убивала она этого Вершинина?!

— Знаете, я видел таких нежных девушек, которые… убийцы… По ним уж точно не скажешь. Одна профессорская дочка прирезала соседа по даче за то, что тот рассказал ее родителям, как она развлекалась там в их отсутствие с друзьями. Еще одну женщину знаю, у нее вообще трое детей, была беременна четвертым, так вот, она зарезала мужа, когда он спал. Правда, он бил ее, челюсть сломал, в живот ногами бил…

И вдруг мы услышали страшный грохот, как если бы рухнула стена дома! Мы вскочили и бросились в прихожую — но там было все чисто, никаких следов разрушений. Я кивнула на дверь ванной комнаты.

— Гражданка Рыжова, с вами все в порядке? — Охранник ухом приложился к двери.

Но гражданка Рыжова не могла ему ответить. Когда Алексей взломал дверь, мы увидели голую Катю, ноги которой, поднятые кверху розовыми блестящими пятками, нависли над краем ванны, а тело, распростертое на мокром кафельном полу, было раздавлено зеркальным шкафчиком. Флаконы, баночки, бигуди, мыло, пудра — все разлетелось по полу. Пахло разлитым по полу апельсиновым шампунем. Висок Кати был пробит толстым осколком зеркала. Под Катиной головой с мокрыми волосами медленно, прямо на глазах, наливалась лужа крови. Она даже глаза не успела закрыть — умерла мгновенно.

— Поскользнулась… Твою ж мать… — Алексей бросился звонить начальству.

Я хотела присесть рядом с Катюшей, взять ее голову, положить к себе на колени, погладить ее, поцеловать в пока еще розовые щечки… Отмучилась. Горло мое издавало какие-то странные звуки, между стоном, хрипом и икотой, я задыхалась от рыданий.