Виктор Кустов - По метеоусловиям Таймыра [сборник litres]

– То есть моё видение на несколько лет вперёд, ваше – на века, – нисколько не обидевшись, продолжил Кузьмин.

– Таков удел практиков.

– Ну да, конечно, – с улыбкой подтвердил Кузьмин.

– Общество само придёт к гармонии лишь тогда, когда большинство постигнет истину, – вспомнил Солонецкий слова Аввакума. – Не подвела меня память?

– Мне это знакомо, не только из книг. Когда-то я тоже уповал на глобальную эпидемию взаимопонимания и отрицал необходимость борьбы, – сказал Кузьмин. – А отрицать то, что лежит в основе любого движения, – заблуждение…

Солонецкий с интересом взглянул на него. Казалось, в этот вечер главный инженер решил его удивлять…

– В борьбе нет места человеческому «я». Есть только масса, общество – и нет человека, – возразил Аввакум.

– А как иначе? – удивился Кузьмин. – Не так уж часто мы любим ближнего своего… И потом, не всегда эта любовь идёт на пользу этому ближнему. От большой любви к каждому встречному легко растеряться, от желания помочь – разорваться, не в силах помочь всем сразу. Или так и застрять на перекрёстке, переводя слепых, помогая глухим, подсказывая растерявшимся, поднимая упавших… только в мыслях. Грош цена такой любви к ближнему. Мне кажется, вы избрали именно такой путь. Во всяком случае, судя по вашему образу жизни. Удрали в тундру, спрятались от проблем и теперь из своей норы благостно умиляетесь своей отстранённостью от жестокой жизни, своим человеколюбием…

Солонецкий взглянул на Турова, внимательно слушавшего этот диалог, незаметно кивнул в сторону разгорячённого спором главного инженера. Наклонился, негромко сказал:

– А ведь мы действительно его не знаем…

И Туров согласно кивнул.

– У нас разные методы, – спокойно возразил Аввакум. – И я не хотел бы говорить о серьёзных вещах походя. – Повернулся к Солонецкому: – Юрий Иванович, с вашего позволения, мы перенесём наш спор на некоторое время.

– Тайм-аут! – Солонецкий поднялся. – Пасуешь, Алексей Сергеевич?

– Нет. Товарищ обрисовал иждивенцев общества, но не меня. Я не стою на перекрёстке, я делаю то, что могу делать в этом мире. И не толпе служу, и не идее. Я помогаю тому, кому могу помочь. Для этого не обязательно переводить их через дорогу.

– В чём конкретно выражается ваша помощь? – спросил Кузьмин.

– Я помогаю сомнением, – серьёзно ответил Аввакум.

– Считаете, что это важно и нужно?

– Важно, что я не добавляю зла в этом мире.

– Не добавить – не значит уменьшить…

– Я уже потерял нить вашего спора, – вмешался Солонецкий. – А давайте вернёмся к нему лет этак через десять, а?.. Думаю, жизнь нас кое в чём рассудит.

– Я не возражаю, – усмехнулся Аввакум.

– Было бы любопытно, – сказал Кузьмин. – Но я люблю конкретность, давайте сразу определим год.

Дверь приоткрылась, заглянула Ольга Павловна.

– Юра, тут к тебе…

– И к вам, Ольга Павловна, к вам тоже, – раздался знакомый голос, и не веря, но уже догадываясь, Солонецкий вышел в прихожую.

Это был Ладов.

– Это вам, – протянул он Ольге Павловне три ярко-красных гвоздики.

– Вы – волшебник, – не сдержала она восторга. – Откуда же это чудо?

– О, Ольга Павловна, если мужчина захочет…

– Проходи, – сухо сказал Солонецкий.

– Спасибо.

Ладов, раздеваясь, рассказывал:

– Повезло. Сегодня утром из дома, а вечером уже здесь. Даже в гостиницу не устроился, сразу сюда… У вас гости?

И, словно не замечая натянутости, поздоровался с Туровым, сказал пару комплиментов Полине Львовне, крепко потряс руку Аввакуму и пожал Кузьмину.

– Как прежде, в том же составе, – многозначительно произнёс он. – Только вот утятины нет и Ильи Герасимовича, но зато хозяйки – красавицы…

Полина Львовна поставила новый прибор.

– Садись, Александр Иванович. – Солонецкий отодвинул стул.

– Благодарю.

Ладов вдруг задумался, словно что-то вспомнив, щёлкнул пальцами.

– Юра, на минутку. Тет-а-тет.

И прошёл на кухню.

– У твоих был, – негромко сказал он. – Ира ждёт тебя… Хотя уже знает, что ты не один.

– Ты с проверкой? – не скрывая неприязни, спросил Солонецкий.

– Нет, Юрий Иванович, работать.

– На место Костюкова?

– Совершенно верно. Приказ показать?

– Не надо. Пошли за стол.

Словно не замечая напряженности, Ладов стал рассказывать новости о перестройке, которая наконец-то докатилась и до них, о том, что теперь придётся работать по-новому, по-настоящему.

– Главное, избавиться от межведомственных барьеров, – говорил он. – Вот лозунг дня. И больше обращать внимания на человека, лучше использовать творческий потенциал… Геннадий Макарович, – он повернулся к Кузьмину. – Ваша докладная заставила меня на многое взглянуть другими глазами. Впору отказываться от своего учёного звания… Нет, я серьёзно. – Он обвёл взглядом всех присутствующих. – Стыдно признаться, но должен: не разобрался…

– Чего уж вспоминать, – буркнул Солонецкий. – Давай вперёд глядеть.

– Большое спасибо за ужин, – поднялся из-за стола Кузьмин. Повернулся к Аввакуму: – Спор наш, думаю, мы разрешим скоро, лет через пять… Мне пора.

– Мы тоже идём, – дёрнула Полина Львовна за рукав Турова.

Солонецкий пошёл их провожать.

Постоял на крыльце, ощущая, как с каждой минутой злее пробирает мороз, озябнув, вернулся в дом.

Ладов, жуя, что-то рассказывал Ольге Павловне и Аввакуму.

Солонецкий сел рядом с Ольгой Павловной, обнял её за плечи. Ладов поперхнулся. Откашлявшись, попытался пошутить:

– Кто-то пожалел.

И тут же, словно мстя за этот вызывающий жест Солонецкого, добавил:

– Да, Юра, дочь не звонила?.. В гости собиралась прилететь.

Ольга Павловна осторожно убрала руку Солонецкого.

– Алексей Сергеевич, не будем мешать встрече двух давних друзей, – сказала она. – Пойдёмте, я вам свои работы покажу.

Солонецкий с Ладовым остались вдвоём.

Несколько минут Солонецкий разглядывал нового зама, не скрывая своего недовольства.

– Думаешь, как тяжело нам вместе будет работать? – первым прервал молчание Ладов. – Да, после всего, что произошло, непросто… Ну так давай сразу расставим точки над i. Я начну… Первый вопрос, который ты хочешь задать, почему я напросился к тебе замом? Я подчёркиваю – сам напросился, и поверь, не кривлю душой… Потому что в главке у меня не будет ни времени, ни материала, чтобы написать докторскую. Второй вопрос: почему я выбрал стройку, которая на грани консервации? Потому что это опять же нужно для диссертации. И третий вопрос, который тебе не терпится задать. Почему я был за консервацию? Подчёркиваю, был… Я ошибался. Если коротко… Не веришь? Твоё право. И последний, надеюсь, вопрос. Как я собираюсь жить с тобой и Кузьминым? Не так ли?

Загадочно улыбаясь, он принёс из прихожей портфель, вытащил пухлую папку.