Александра Стрельникова - Ягодка опять

— Видите ли… Ванька классный парень, но… с ним трудно.

— Если с ребенком легко — его надо вести к доктору, у него какие-то проблемы. Особенно, если речь о мальчике, который просто обязан быть шалопаем и неслухом. На то он и мальчишка. Главное, чтобы мы нашли с Ваней общий язык, тогда все будет хорошо.

— Вы когда-нибудь работали с детьми?

— Нет. Никогда. Но я вырастила своих. Это хороший опыт, поверьте.

— Сколько им сейчас?

— 21.

— Это старшему? Или?..

— Всем.

Смеюсь, глядя на его недоумевающее лицо. А потом лезу в сумочку и вынимаю бумажник. В нем у меня фото моих мальчишек. И маленьких, и уже повзрослевших.

— Это Петька, это Митька, а это Витька.

— Вот это да!

— А вот такие они сейчас.

— Живут с вами?

— Нет. Учатся за границей. В Гарварде. Из-за них и работу пришлось оставить. Такие шустрые были, что иначе никак не получалось.

— Понятно. Мне сказали у вас какое-то высшее образование есть?

— Да. ИнЯз.

— Ух ты! Какие языки?

— Английский, французский, китайский. И немецкий. Последний намного слабее, факультативно учила. Но для того, чтобы дать азы шестилетнему мальчику хватит.

— Круто.

Сглатываю. Словечко это… Сразу напомнило мне того мужика с дачи… С которым… Ну, который в моей бане парился, и чье тело я нашла потом в снегу… Тут же начинает мутить. Зажмуриваюсь и глубоко дышу через нос, стараясь взять себя в руки. К счастью это мне удается. Не хватало еще в кабинете у потенциального работодателя устроить то, что тогда в полиции…

— Только у меня есть проблема.

Вопросительно задирает брови.

— Дело в том, что у меня собака… И мне совершенно не с кем его оставить. Он уличный пес, не домашний. Может быть, он мог бы пожить где-то у вас на территории?.. Я понимаю, конечно, что это наглость, но…

— Черт. Он какой этот ваш пес? Маленький?

Отвожу глаза. Отвечаю уныло:

— Здоровый, как конь. Но добрый. Я его на дачах летом подобрала. Он там с детьми очень хорошо играл.

— Значит добрый…

Киваю и смотрю преданно. Думает.

— Ладно. Все равно хотел кого-нибудь заводить. Чтобы малому было с кем возиться. Жил у нас пес, но в прошлом году под машину, дуралей, попал. Ваньке не сказали. Наврали, что сбежал. Будка от него осталась. Пусть этот ваш… конь там и живет. Авось поместится. Но если только что-то выкинет, пристрелю на месте. И вас вместе с ним.

Киваю так отчаянно, что мужик снова начинает смеяться.

— Ладно. В субботу приезжайте, знакомиться уже все вместе с вами будем.

Пишет на бумажке адрес, пододвигает мне. Берет другую опять готовится писать.

— Вы пешком или на машине?

— На машине.

Кивает, словно уверяясь в своих предположениях.

— Номер говорите и марку, чтобы я охранникам на въезде в поселок передал.

Диктую. Вижу, что рука замирает. Надо было все-таки эту чертову машину продать. Няньки на таких не ездят.

— Мне было сказано, с вами муж недавно развелся. Судя по тому, какая у вас машина, человек он, прямо скажем, не бедный. Зачем вам вообще работать-то?

— Затем, что жить не на что.

— Совсем с носом оставил?

Киваю.

— Орел.

Качает головой. Не могу понять — то ли уважительно, то ли с неодобрением. Молчу. Смотрит изучающе, потом отводит глаза.

— Простите. Вы правы. Не мое это дело. Тогда что же? Жду в субботу. И этого вашего… коня привозите. Посмотрю хоть на него… Как его зовут-то кстати?

— Шарик-Бобик.

Смотрит недоверчиво, потом снова смеется.

— Аристократ что ли?

— Дворянин. Самых что ни на есть отборных дворовых кровей.

Уже хохочет.

— Спасибо. Развлекли хоть. А то день так дерьмово начался…

Встает, обходит стол, чтобы на прощание пожать мне руку. Может и ничего? Может и вполне хорошо мне в его доме работать будет?..

В субботу сажаю своего потомственного дворянина в машину и везу. Дом у Директора Директората какой-то там Дирекции Симонова Евгения Васильевича, понятно, не на Егорьевском шоссе. Новая Рига. Все как положено. Высоченный забор вокруг всего поселка, охрана на воротах, камеры по периметру, ухоженная территория, уставленная молоденькими туйками и фонарями уличного освещения. Дома — не типовые коробки, а каждый с настроением, с изюминкой. И правда далеко не бедные люди живут. Прямо скажем, не средний класс.

Дом Евгения Васильевича ничем не уступает соседним — просторный, светлый. Много дерева и натурального камня в отделке, настоящая глиняная черепица на крыше. Молдаванин (Слава, как узнаю позднее) открывает мне ворота, и я загоняю машину на территорию. В первый и в последний раз на это место. Слава, смущенный известным каждому брендом того, на чем я приехала, запускает меня на хозяйскую стоянку. Для машин прислуги здесь отведена другая. И въезд туда через другие ворота.

Выхожу. Оставляю Шарика-Бобика пока что в машине. Он смотрит на меня перепугано, прижав нос к стеклу — уже задышал большой кружок так, что стекло запотело. Появляется хозяин дома. Тоже смотрит на моего пса.

— И правда конь.

— Выпускать?

Вздыхает:

— Выпускайте.

Шарик-Бобик поначалу выходить совершенно не хочет. Сидит, робко крутит хвостиком, так что тот стучит по рычагу переключения скоростей. Наконец его удается убедить в том, что ему здесь ничего не угрожает. Выходит, перепугано озираясь, но потом все-таки идет знакомиться со всеми присутствующими. Вежливо обнюхивает ботинки Евгения Васильевича, руки Славы и беспардонно сует нос под подол юбки Маше, которая тут же ойкает и со смехом отступает, оправляя задравшуюся материю. Я немного расслабляюсь — ведет Шарик-Бобик себя хорошо. Умнейшее животное, что значит дворянская наследственность!

Пользуясь моментом, рассматриваю Славу и Машу. Молодая пара. Ему около тридцати. Она чуть моложе. Он — невысокий, лысеющий, с живыми веселыми глазами и руками явно длиннее, чем положено человеку его роста. Она — яркая южная красотка, на личике — убойная самоуверенность в собственной неотразимости и два класса церковно-приходской… Не люблю таких. А она, наверняка, не любит таких, как я. Вон как посматривает…

Поднимаю голову, чтобы рассмотреть дом и в окошке первого этажа вижу детскую мордаху. Вид у мальчишки в точности такой, как у моего пса пять минут назад — смотрит перепугано, прижавшись носом к стеклу так, что запотел изрядный кружок. Видит, что я его заметила и тут же исчезает в глубинах дома. Вскоре и мы идем туда, поручив Шарика-Бобика заботам Славы. Здесь, в просторной гостиной меня наконец-то и знакомят с Иваном Симоновым.

Мальчик мне нравится. Худенький, большеглазый. Волосы почти белые, аж серебрятся как лунная дорожка на воде, и ясно, что не потемнеют — так и будет блондином на зависть девчонкам. Второй ребенок Евгения Васильевича таким не получится. Его новая жена темноволоса и кареглаза. Совсем не так молода, как мне показалось с первого взгляда — лет 30-ти с небольшим. Животик уже заметен. Да она его и не скрывает. Это раньше, во времена моей молодости женщины свой живот до последнего скрывать пытались. Как-то было неловко его демонстрировать. Теперь свою беременность носят как флаг. Гордятся ею. И думаю это совершенно правильно.