Александра Стрельникова - Ягодка опять

— Здра-авствуйте, Надежда Николаевна.

— Здравствуйте, Маша.

— А я-то все гадала — и откуда у вас такая дорогая машина? Теперь-то понятно — воспоминания о прошлой жизни. Муженек сбежал, дети кинули, только вот тачка и осталась…

В армии то, что неизменно проделывает со мной Маша — естественно без свидетелей — по-моему как раз и называется дедовщиной. Нет, она, конечно, не бьет меня, но издевается постоянно и с неизменным удовольствием. Пользуясь тем, что в таком тонком деле опыта у нее значительно больше, чем у меня. Да и характерец подходящий. Умом прекрасно понимаю, что реагировать на ее подколки и мелочное хамство как минимум глупо. Но ничего поделать с собой не могу. Все равно чертовски обидно. Тем более, что девица эта очень точно бьет по самым больным местам. Пытаюсь огрызаться столь же мелочно.

— Маш, вы мне ворота не откроете?

Ух ты! Попала! Как ей физиономию-то перекосило!

— Сама откроешь!

Разворачивается и наконец-то уходит. Чего, собственно, я и добивалась. Гружу в багажник свои вещи, открываю ворота, выруливаю. В зеркало заднего вида замечаю Славу, который спешит мне вслед. Открываю дверцу и начинаю выбираться на улицу, чтобы закрыть за собой ворота, но Слава только рукой машет:

— Езжайте, Надежда Николаевна, я закрою.

Опять машет рукой — уже прощально — и улыбается. И как он с Машей живет? Что их свело вместе? Ее красота? Но когда к ней прилагается такой характерец… Не знаю. С другой стороны я же прожила с Игорем больше четверти века. А у него нрав тоже не сахарный. И с годами становился все хуже и хуже. От меня он требовал многое, сам же в ответ почти ничего не давал. Уж молчу про ежедневные выволочки по самым удивительным поводам. Например, он регулярно орал на меня за то, что я куда-то дела какую-нибудь его вещь, хотя я ее и пальцем не трогала. Потом эта самая вещь находилась, например, в его собственном портфеле и становилось предельно ясно, что туда ее мог положить только сам Игорь. И что? Орать он на меня после этого переставал, но и не думал извиняться.

«Что делать? Такой уж человек, — говорила я себе. — Ты ж его знаешь, как облупленного, так что нечего обижаться. Ну не умеет человек извиняться. Мужики вообще это редко умеют». И ведь убеждала себя раз за разом! Некоторое время после того, как он в очередной раз сорвал на мне свое плохое настроение, я еще дулась, потом жизнь возвращалась в прежнюю колею, а инцидент уходил в прошлое, забывался — обижаться долго я просто не умею. Игорь же, прекрасно зная меня, просто спокойненько дожидался, пока во мне все само собой уляжется…

Дошло до того, что я стала истово любить моменты, когда он свинячил уже по-настоящему. Забывал поздравить меня с днем рождения, например, или напивался в хлам и в пьяном виде выкидывал какое-нибудь коленце. После этого он пол дня, а то и целый день «виноватился». Был заботлив и даже предупредителен, не отказывался категорически от предложений сходить со мной куда-нибудь, просто терся рядом, если это был выходной день, а не утыкался молча в телевизор. Эх…

Приезжаю домой и звоню Любке. Вместе, под закуску и выпивку, проделываем в моей заброшенной и заросшей пылью квартире генеральную уборку. Потом просто сидим и болтаем до полного одурения. Рассказываю ей, как Шарик-Бобик покусал моего бывшего мужа. Любка хохочет и с пьяной размашистостью лезет целовать пса, который шарахается от нее, как от чумной.

Надо сказать, с того малоприятного момента Игорь и его супруга в доме Симоновых больше не появились ни разу. Может сами не хотят, а может и не зовут… А может и не до того. Новой жене моего бывшего мужа ведь уже рожать вот-вот. Будет у него ребеночек. Станет не дедом, а отцом, как он и мечтал. И может еще и не раз. Это я, старуха, никому не нужна и не интересна, а он-то, небось, со свей блондинкой в постельке кувыркается регулярно…

Внезапно остро и отчетливо вспоминаю каково это — быть с ним с постели. Его привычки, звуки, которые он издает… Знаю, что кончает он всегда в одной и той же позе. И для того, чтобы это произошло именно так, как ему нравится, он начинает… Черт! Ну что вот на воспоминания потянуло? Теперь вот на душе так погано стало, что хоть вой. Понятно ведь, что раз подобным образом он действовал всегда, сколько себя помню с ним, то вряд ли это переменилось теперь. С его новой женой… Черт! Черт! Черт! Мерзко-то как!

Напившись, пробалтываюсь Любке о том мужике, с которым переспала, и которого потом сама же нашла мертвым. Охает, ахает, качает головой. А я вдруг принимаюсь реветь. C кем и пореветь по такому вот поводу, если не с лучшей подругой? Реву так, что даже икать начинаю. Уж так мне того человека жаль! Так жаль!.. Кто его убил? Почему?

В каком все-таки страшном мире мы живем. Давеча вот Ванька включил телевизор, а там в новостях сюжет. Как раз о том, что неизвестные киллеры совершили попытку разделаться с каким-то там деятелем. Стреляли и даже подранили, но человек этот оказался везунчиком — добить его не удалось. Не могу смотреть. Слава богу Ванька, который попал на этот канал в поисках мультиков, переключает программу даже не досмотрев неинтересные ему новости до конца. Никто в этой чертовой стране не может жить спокойно и чувствовать себя в безопасности, ни крупный деятель, ни мелкий бомж…

А вообще непонятная история с тем мужиком, который… С которым… О Господи! С которым я провела ночь! Совершенно незабываемую, фантастическую ночь! С которым я испытала то, что не испытывала с моим теперь уже бывшим мужем уже много лет! А может и никогда! Я оказалась «цветком поздним». Истинный расцвет сексуальности у меня только-только начался, когда муж оставил меня… Так вот. Очень странный он был — этот мужик, которого я никак не могу забыть. Одет как бомж, а очки дорогие. И заплатил он тому дедку какие-то действительно большие деньги за аренду дачи. Причем на зиму! Ну кому нужна эта развалюха среди зимы? Только тому, кто хочет спрятаться. Какому-нибудь преступнику…

С другой стороны, если бы он был вором или убийцей, отпечатки его пальцев обязательно нашлись бы в полицейской базе… Или нет? Ладно. Гадай, не гадай, а с того света его все равно не вернешь…

Реву, подвывая. Рядом ревет Любка. Осознаю это не сразу. А когда понимаю, что к чему, даже сама плакать перестаю.

— Эй, подруга, ты чего это? Только не говори, что птичку жалко.

— Да фиг с ней птичкой! Я из-за нас. Из-за баб. Все-таки какие же мы разнесчастные из-за этих проклятых мужиков!

— Да ладно! Тебе-то грех жаловаться! Вертишь ими, как хочешь.

— Верчу, блин! И думаешь отчего? От собственных комплексов. Боюсь, что меня бросят. Боюсь, что слишком больно будет тогда. Вот и бросаю сама, чтобы первой успеть. Как только начинает казаться, что ко мне охладевать начинают…