Николай Леонов - Откройте, я ваша смерть

– Прибрали, значит, за собой, – вдруг хмыкнул Крячко.

– Что? – Бывший участковый непонимающе посмотрел на полковника, потом медленно заговорил: – А вот об этом я не подумал. Если никто не видел, как и от чего умер старик, был ли кто у него, то вполне могли и… занавеску поправить, и упавший стул на место поставить.

Еще около часа Осипов пересказывал и описывал все, что видел в квартире, что ему могло показаться и что запомнилось. Почти ничего нового он не вспомнил. Только на полке старинного серванта заметен был след от влажной тряпки.

– Протирал пыль, – подсказал Григорьев.

– Он не протирал мокрой тряпкой. Везде протерто сухой… Я даже видел у него синюю такую тряпочку, специальную… с микрофиброй. Она в выдвижном ящике шкафчика в прихожей лежала. Я машинально выдвинул, посмотрел.

– Вот! – Крячко даже подскочил в своем кресле.

– Подожди, Станислав Васильевич! – Гуров от волнения потирал руки. – Не факт еще, может оказаться простым совпадением.

– Какое, к монаху в штаны, совпадение! – запротестовал Крячко. – В протоколе осмотра квартиры у Колотова тоже есть фраза о следе протирания горизонтальной поверхности влажной тряпкой. И там тоже таких следов больше нигде нет. Всюду уборка проводилась грамотно, практически женской рукой. Одна сложность – у Колотова была в помощниках девушка, там женская рука оправданна, а к Бурунову ходил и помогал ему парень.

– Бурунов – бывший генерал, – вдруг подсказал Осипов. – Военная выправка, крепкий еще старик, несмотря на больное сердце. Он мог сам убираться с военной тщательностью и вряд ли допустил бы размазывание грязи мокрой тряпкой.

– Так, стоп! – поднял руку Лев. – Пока спорить не будем и утверждать из-за косвенных улик тоже ничего не будем. Это только подозрения пока, рабочая гипотеза. Поехали на квартиру к Борисовскому. Ключи у тебя, Максим? Бумагу возьми, чтобы потом снова ее опечатать. И копию протокола осмотра места происшествия с копией акта вскрытия тела.

Квартира старого историка выглядела и правда так, будто хозяин только недавно вышел по делам и должен вскоре вернуться. Но не вернулся. И тапочки сиротливо стояли возле пуфика в углу. На нем он переобувался. И обувная ложечка висела на крючке. И зонтик на вешалке…

– Максим, – стоя в коридоре квартиры Борисовского и осматриваясь, произнес Гуров. – Сегодня вечером возьмешь ребят и сделаешь поквартирный обход. Очень тщательно расспросишь о тех, кто бывал у старика. Особенно если больше одного раза.

– Понятно, – кивнул капитан.

– Давай, Стас, – показал Лев на дверь, ведущую из прихожей в комнату. – У тебя самый наметанный взгляд. Иди первым, а мы уж за тобой.

Каждый натянул на обувь медицинские бахилы. Следом за Крячко в комнату прошел Гуров, за ним Григорьев. Сыщики первым делом тщательно осматривали полы и только потом уже мебель, положение вещей, открытые или закрытые дверки, выдвинутые или нет ящики. Квартира Всеволода Игоревича Борисовского не отличалась опрятностью. Видимо, старый ученый был человеком в этом отношении безалаберным. Для него порядок и чистота не были главным в жизни. Но в этом был и большой плюс для сыщиков. В запущенном помещении легче отыскать следы, они останутся на пыльной поверхности.

Пока Гуров и Григорьев ощупывали вещи покойного, проверяли карманы, Крячко рассматривал секретер у окна. Он приседал, наклонял голову, отходил в сторону и снова приседал. Потом, достав из кармана лупу, замер над горизонтальной поверхностью и пробормотал:

– Нет, что бы там ни говорили, а старый добрый предмет из арсенала Шерлока Холмса всегда поможет. И даже в наше время, когда двадцать первый век на дворе.

– Что там? – насторожился Гуров.

– Тут что-то стояло. Точнее, на пыльную поверхность что-то ставили. Некий прямоугольный в основании предмет на едва заметных ножках по углам. Что-то вроде шкатулки, я бы сказал.

Гуров и Григорьев подошли к Стасу и присели на корточки. След действительно был. А еще были заметные смазанные следы. Наверняка от рук, которые этот предмет ставили, а потом брали. Даже след от рукава одежды. Осторожно приоткрыв дверки секретера, Крячко почти с головой залез внутрь и вдруг сказал:

– Здесь глубина полок не одинаковая.

Потом заскрипел чем-то деревянным и с довольным видом выпрямился, отряхивая руки. Лев подошел и тоже заглянул внутрь. Задняя стенка была двойная, и фальшивая панель отодвинута в сторону. Небольшая ниша была пуста.

– Вот, – кивнул Стас головой на нишу. – Что и требовалось доказать.

– Что?

– То, что старик прятал там что-то важное и ценное. И кто-то это похитил.

– Убив предварительно Борисовского?

– Вот это нам пока неизвестно. Предварительно, или потом, или во время. Главное, что в нише было что-то спрятано в виде шкатулки. И теперь там ничего нет, а на пыли остался лишь след. Вот вам, предположительно, и мотив. Как бы это поизящнее выразиться: если есть мотив, то есть и преступление, а не несчастный случай.

Гуров посмотрел на капитана, который присел на корточки у тумбочки под телевизором. Кипа каких-то старых газет, мятых журналов, видимо исторических или краеведческих. Григорьев вытащил все это на пол и стал разбирать. Через несколько секунд рядом со стопкой газет легла мятая картонная папка, из которой выпало несколько фотографий. Следом появился канцелярский прозрачный файл с несколькими фотографиями внутри. Крячко присел рядом с оперативником и принялся помогать ему потрошить эту неопрятную бумажную кучу.

– Выставка какая-то, – прокомментировал он, беря в руки фотографию. – Кажется, как раз значки и награды выставляются. Ветераны какие-то. А вот и наш Борисовский! М-да. А вот он помоложе! Смотри, Лева, за какими красивыми женщинами историк ухаживал.

– Еще бы знать, кто на этих фотографиях, – пробормотал Гуров. – Надо узнать, где проходила выставка, а потом уже через организаторов установим, кто был из приглашенных гостей.

Фотографии хранились неаккуратно, вперемешку со старыми газетами и журналами, их было немного, а никакого альбома у старика сыщики не нашли. Мобильного телефона у Борисовского не было, компьютера тоже. Поэтому надеяться на наличие цифровых фотографий тоже не приходилось. Хотя странно для человека, чья жизнь прошла в XX веке, не иметь семейного фотоальбома, фотографий близких людей, главных событий в его жизни.

Гуров вежливо постучал в дверь и, приоткрыв ее, шагнул в кабинет.

– Здравствуйте! Вы позволите?

Управляющая художественным выставочным салоном «Бирюза» Алла Николаевна Годнарская была пышной женщиной лет сорока с небольшим. Не очень длинные волосы с хорошей салонной укладкой намекали на легкий ветерок, который имел возможность коснуться романтического образа дамы, глубокий вырез кофточки, открывавший грудь Годнарской на пределе мужского спокойствия, – все это создавало атмосферу далеко не пуританскую, а скорее художественной пластики неоклассицизма.