Ефим Друц - Волки

— Слушай, старик, — раздалось где-то на другом конце стола, — кончай настроение ломать.

— Пусть говорит что хочет, — вставила невеста.

— Он устал немного, — сказал Митя.

— Ничего я не устал, — неожиданно закричал Витька, — я должен был на ней жениться, а испугался. Уж больно она прыткая!

— А, так это я твои письма читал, подонок! — вскричал жених и кинулся к тому месту, где сидел Витька.

— Граждане, — проверещал Арнольдыч, — ну бросьте вы, в самом-то деле. Надо водку пить, а не свалки устраивать.

Жениха остановили. Кто-то взял в руки гитару и запел:

Гитара смолкла. Некоторое время стояла тишина, потом Арнольдыч сказал, ни к кому не обращаясь:

— Душевная песня.

— Все блатные песни — душевные, — прокричал Эрик.

— Хватит вам грустить, — поднялся Никитин. — Выпьем за радость.

И все с ним согласились…

Арнольдыч тронул Митю за плечо.

— Иди отдохни, довольно воспоминаний. Знаю я, о свадьбе той припомнилось. Не вышло у Катьки счастья с тем женихом, да и с другими тоже. К Седому бегает. Да ты, Митя, ее, наверное, увидишь. Придет сегодня.

— Правда? — обрадовался Митя. — Вот здорово! Интересно будет на нее взглянуть. Знать, изменилась?

— Есть немного, время-то прошло. Только другая она теперь, и злость в ней появилась.

— Арнольдыч! — всплеснул руками Митя. — Это ты говоришь? Все шутил да шутил, вокруг себя ничего не замечал, а теперь…

— Другие времена, Митя, другие слова. Да и люди здорово изменились.

Они еще немного поговорили, и Арнольдыч ушел в маленькую комнату, оставив Митю одного. Тот сидел задумавшись, пытаясь отогнать от себя назойливые воспоминания, которые мешали ему сосредоточиться. В самом деле, мог ли он подумать, что за один лишь год станет совершенно другим человеком. «Судьба кинула меня к цыганам, они спасли меня. А может, прав Седой и надо было пойти с повинной? Нет, я не выдержу, я задохнусь в тюрьме, это — не мое. Пусть все остается как есть. Только что подумают цыгане, что скажет Тари, когда узнает, что я исчез?»

Усталость брала свое, и глаза у Мити стали слипаться. Он попытался бороться с этим, но веки сомкнулись. К Мите пришел сон…

Идет он по большому длинному коридору и хочется Мите поскорее выйти отсюда, но конца все нет и нет, и кажется Мите, что так и будет он идти всю свою жизнь. Наконец он замечает какую-то фигуру, которая движется перед ним на расстоянии пяти-шести метров. Митя начинает вглядываться и узнает ту, которую он так любил…

— Нет, — кричит Митя, — не может быть! Ты же мертва, тебя нет, откуда ты здесь взялась?

Но женщина не отвечает, и действие сна перемещается в тот злополучный вечер, когда он вернулся домой раньше обычного.

«Ведь не хотел я тогда домой идти, что-то подсказывало мне, чтобы я задержался. Хотел выпить пива с ребятами. Все было бы хорошо, я бы вернулся и уже не увидел всего этого…» Но вместе с тем Митя понимал, что жизнь предопределена и если уж так случилось, то ничего иного просто и быть не могло.

«Ну хорошо, — продолжал рассуждать Митя, — я бы не узнал в этот раз, но когда-нибудь это все равно вышло бы на свет. Значит, рано или поздно я бы все равно с ней покончил!»

Тогда он тяжело поднимался по лестнице. Лифт, как нарочно, не работал. Он держался за перила, часто останавливался, чтобы передохнуть, и снова медленно продвигался к развязке. На своем этаже Митя остановился, помедлил немного, поискал в кармане ключи, достал их и тихо открыл дверь.

В первой комнате, где под лампой с китайским абажуром обычно отдыхал Митя, никого не было.

Внимание его привлекли какие-то звуки, доносящиеся как будто издалека. Даже сейчас Митя не мог с уверенностью сказать, что это было, а тогда он вообще не придал этому значения. Да мало ли что могло быть? Дом всегда был наполнен какими-то таинственными шумами. Иногда казалось, что в их квартире самым непонятным образом живут еще какие-то существа. Они, эти существа, постоянно вмешивались в Митину жизнь. Так, порой самым непонятным образом исчезали вещи. Еще недавно лежащие на каком-то определенном месте, они вдруг словно бы испарялись, а потом оказывались там, где и должны были находиться. «Чертовщина! — думал Митя, но ни с кем этим не делился, понимая, что его просто поднимут на смех. — Что-то такое есть, чего мы еще не знаем!»

Но те звуки, которые услышал Митя, были совсем другими. В них не было ничего таинственного. Это были звуки животной страсти. Изнемогая в своей любовной истоме, стонала женщина и упоенно кричал мужчина. Эти голоса Митя выделил бы из сотен тысяч других. Это были голоса его жены и его друга. Ошеломленный, он сначала решил, что все это только послышалось. Но звуки повторились. И тогда осторожно, крадучись, словно вор (это в собственном-то доме!), Митя прошел к двери во вторую комнату. Она была немного приоткрыта. То, что Митя увидел, настолько его потрясло, что в первую минуту он просто оцепенел.

Женщина, которую он любил, его жена, извивалась в объятиях другого мужчины, его друга, человека, которому он верил как самому себе. Они словно забыли об опасности (ведь знали, что Митя может прийти) и предавались страсти на той самой постели, где он, Митя, всегда любил эту женщину.

Сначала Митя, потрясенный случившимся, хотел уйти, но душевная боль словно бы приковала его к порогу. Он стоял и смотрел, как обнаженные тела мужчины и женщины, словно гибкие ящерицы, извиваются на постели. Сколько это продолжалось, Митя не помнил, но неожиданно боль отпустила его, и он издал звук, похожий на стон. Женщина отреагировала первой. Она, будто проснувшись, мгновенно откатилась в сторону и упала на пол.

— Митя! — вскрикнула она. — Митя!.. Я… мы…

Мужчина схватил одеяло и, зарывшись в него, бормотал: