Вячеслав Белоусов - Тайны захолустного городка [litres]

– Не довезли его до больницы, умер, – буркнул Сизов.

– Знаю уже, – сжал кулаки участковый. – Глистин Федька! Уши я ему прожужжал нравоучениями. Но как срезал сумки у раззяв на рынке, так и не бросил. Вот и докатился. А недавно дружок ему на голову упал. Разодетый, как попугай. Он Глистина в эту историю и затянул. Федька, тот кроме сумок, на большее не замахивался, а приятель с большим гонором и планами. Знал я и его. С детства в школе колобродил, пока в детскую колонию не загремел. А объявился снова, задурил мозги дружку какой-нибудь грандиозной аферой. Теперь успокоятся, рядышком их уголовнички схоронят. Башмак-то жёлтый и кепчонка того попугая, подобных вещиц у нас не сыскать. А фамилия его?.. – участковый задумался. – Дай Бог память… Нет, кличку только помню, потому как толст он был с детства. Хомяк – его прозвище. Точно, Хомяк! Значит, фамилия Хомяков.

– Вещи привезут, будет кому опознать? – напрягся Жогин.

– Родителей и родственников у них нет. Может, мои хлопцы опознают да Верка проклятущая, но, конечно, если в сознанку пойдёт.

– Слушай, Фёдорыч… – покрутил пуговицу на груди кителя участкового Сизов. – А что однорукий?.. Не мелькал он рядышком с этими двумя дружками?.. Не шептали об этом твои помощнички-следопыты?

– У меня агентура, товарищ капитан! – обиделся Гордус. – Таких ребят поискать! На совесть пашут! Особенно Саша Матков, он и на голову, и на кулак, и нюх у него!..

– Как у майора Пронина! – ухмыльнулся Сизов.

– Обижаете, товарищ капитан, – смолк участковый, но ненадолго. – Лет двадцать – двадцать пять назад, морочил мне голову один подросток-сирота. Цыганёнок. Ушлый да шустрый, что его и сгубило. У нас в заводском посёлке возле нефтебазы озерцо образовалось после немецких бомбёжек, так этот умник копался там, снаряды неразорвавшиеся, патроны отыскивал. Ну и отыскал на свою беду. Сунул один такой снаряд в костёр, а тот шарахнул так, что разнёс бы пацана в клочья, но повезло цыганёнку. Руку ему оторвало, в больнице к жизни возвернули, а он, не долечившись, сбежал и вовсе сгинул из наших мест. Судить его хотели за остальных двух, которые насмерть подорвались. Больше я о нём ничего не слышал.

Во время рассказа Жогин с Сизовым то и дело многозначительно переглядывались.

– Это же Пастухова сын, не иначе! – не сдержался следователь, лишь участковый смолк. – Вчера я его отца допрашивал.

– Если б знать! – хлопнул по колену капитан Сизов.

– Вы про какого Пастухова говорите? – вмешался Гордус. – Про того цыгана, который на похоронах Снегирёвых был?

– Других цыган там не было.

– Так он здесь, у нас в райотделе. Не сумел вчера укатить на Вышку, попутку не поймал, ну наш сердобольный дежурный Петрович сгондобил ему местечко переночевать.

– Так давай его сюда, Фёдорыч! – не сговариваясь, вскричали оба.

– Вот такой расклад получается, отец, – Жогин не отводил глаз от Пастухова, не поднявшего седой головы на протяжении всего рассказа следователя. – Есть основания полагать, что расстрелянный и сгоревший в полуторке является вашим сыном.

Пастухов не издал звука и после этих слов.

– Причины его убийства неизвестны, но, скорее всего, гибель связана с уголовным делом, что мною расследуется.

– Значит, с убийством Глафирки? – замутились глаза Пастухова.

Жогин молча кивнул.

– Дураком буду, если скажу, что продавщица мимо всего этого скользнула! – дёрнулся стул под цыганом, а сам он схватился за кнутовище и выхватил его из-за голенища сапога. – Замазана она по горло в убийстве и Глафирки, и моего сына!

– Спокойнее, – опустил ему руку на плечо Сизов. – Присядьте. Это всё ещё надо доказать, но вы читаете наши мысли. – Он перевёл взгляд на участкового. – Пьяного до невменяемости сына Глафиры Снегирёвой, Сергея, она отыскала?

– Она его и споила, продав несколько бутылок водки такого качества, что тот сутки в себя прийти не мог.

– А нож?

– А нож из кармана его брюк достала, не побрезговала ручек замарать.

– Убью суку! – заскрежетал цыган зубами.

– Ну-ну, успокойся, старина, – Сизов крепче сжал плечо Пастухова. – Если версия наша подтвердится, виновным наказание определит суд. Не найден ещё убийца людей в Пришибе.

– Я буду их всех судить!

– Успокойся, отец, и не забывай, что, возможно, твой сын чистеньким в этом деле не окажется.

– Не знаю, что он сотворил, но кару уже понёс жестокую, а кто-то ходит на воле и считает Глафиркины денежки.

– Вот здесь мыслишь правильно – всё похищенное у Снегирёвой Глафиры осело в чьих-то карманах, а вот тех, кто добывал их разбойным путём, отправили на тот свет, заметая следы.

– Продавщицу берите, не ошибётесь, – прохрипел цыган. – Не то я сам из неё всё вытрясу, а потом кончу! Я своё пожил, мне терять нечего. За Глафиру и за сына я на всё пойду!

– Что думаешь, Александр Григорьевич? – Сизову явно не терпелось услышать ответ следователя. – Будем дожидаться Лудонина с его оперативниками?.. Им ещё катить да катить, хотя и выехали они из райцентра. Не дёрнула бы Верка с награбленным… Если сообщникам её удалось проскочить посты, прихватят они бандершу и сгинут. Ценности ведь она где-то прячет. У убитых ничего не оказалось, кроме золотых монет, неизвестным путём оказавшихся у Глистина.

– Спёр он их у своих же, – вставил участковый. – Глистин с детства пройдохой был. Везде поспевал, сумочки подрезать наловчился так, что ему братва завидовала.

– Ты прав, ждать Михаила Александровича во вред делу, – наконец согласился Жогин. – Как следователь, ведущий дело, беру всю ответственность на себя. Но операция сложная. У Гусевой уже могут оказаться подъехавшие бандиты. В то же время большой группой оперативников мы не располагаем. Начнём собирать, потеряем время.

– Я пригожусь, – сбросил с плеча руку Сизова, вскочил на ноги Пастухов.

– Нельзя! Вы – человек гражданский, – грозно оборвал его Сизов. – К тому же можете оказаться заинтересованным в этом деле человеком.

– В чём заинтересованным? – взвился тот в гневе. – Что сына моего на тот свет отправили?

– Вооружать вас нельзя, а случится может непредвиденное.

– Я всю войну прошёл. Был ранен несколько раз, фашистов давить приходилось и голыми руками. К тому же у меня есть кнут

– Ну, кнут, это, конечно… – хмыкнул Сизов.

– Остерегись! – внезапно крикнул Пастухов и, выхватив кнут из-за сапога, изловчился щёлкнуть так искусно, что, не задев графина, сшиб со стола стакан, который вдребезги разлетелся по полу.

– Да я тебе за такие штучки пятнадцать суток! – отскочил от цыгана Сизов.

– Кнутом действительно вы владеете мастерски, но уберите его до поры до времени. – Жогин перевёл взгляд с Пастухова на раскрасневшегося Сизова. – Я вот о чём подумал, Тихон Семёнович…