Вячеслав Белоусов - Тайны захолустного городка [litres]

Фомин приблизился всё же к тому, что когда-то ходило по земле своими ногами, имело разумную голову с заботами, тревогами и радостями, а теперь, вздувшееся и растерзанное, безразлично покачивалось на лёгких волнах, неизвестно каким образом удерживаясь на песке. Зрелище было не для слабонервных.

– Не видать лица, Александрыч, – прикрыв рот и нос руками, крикнул Фомин. – Распухло всё. И поклёвано этой мразью сильно. Глаз даже не видать.

Он зло шуганул чаек, галдящих неподалёку, поднявшихся и заносившихся с криками вокруг него так же зло и недовольно.

– А по одежде? – с кормы опять крикнул Миронов, поднявшись и постоянно щёлкая затвор фотоаппарата.

– Да что я сыщик, что ли? – взмолился егерь. – Или медик? А Брёхин на что?

– Брёхин уже нахватался, тошнит его, – глянул следователь на перегнувшегося через борт «казанки» капитана, ополаскивающего лицо. – Не видишь, что ли?

Фомин нагнулся над утопшим и закричал:

– По одежде я его не знаю, Александрыч… Не видел, во что он последний раз обряжался.

Брёхин, оценив безысходность ситуации, вылез из «казанки», покорчился на песке, согнувшись в пояснице и не отпуская живота, но не смог сделать вперёд и шага.

– Ну, мильтоны пошли! – сплюнул егерь. – Им бы только баб да зубы скалить.

– Извиняюсь, – выдавил из себя Брёхин, отдышавшись, – я юридический кончал, а не медицинский.

– А я какой? – сплюнул егерь, но уже не так зло.

– Ты природой командуешь, – подсластил сыщик. – А перед тобой как раз мёртвая природа. Выходит, это по твоей части.

– Труп гнилой, – ругался Фомин, – нашёл выручалку!

– Вот, Вадим Сергеевич, как твои плоды воспитания молодого эксперта нам боком выходят, – подал голос с кормы Миронов. – Приедет, пусть бутылку Маркелычу ставит. А то и две.

– Так у меня есть, – нашёлся тут же Брёхин, – хоть сейчас.

– Давай, – махнул рукой Фомин. – С этим делом не так страшно.

– Один момент, Маркелыч. – Брёхин перестал корчиться, резво нырнул в «казанку» и появился оттуда с бутылкой водки в руке. – Вон она, спасительница на все случаи жизни! Хлебни, дорогой, – и в бой.

Оба аборигена, зачуяв запах разливаемой по стаканам жидкости, тут же высунули носы из шлюпки Пёрышкина и засобирались вылазить на берег. Фомин солидно опрокинул поднесённый ему гранёный стакан, утёрся рукавом, скосил глаза на мужиков.

– А этим?

– Они ещё не заработали, – отмахнулся Брёхин и выпил из своего стакана. – Александрыч, ты как?

– Я на работе не пью, – ответил тот.

Аборигены сникли.

– Ну, тогда я пошёл, – вернул бутылку Брёхину егерь и зашагал гонять чаек, которые снова начали приближаться к своей жертве.

– Давай, Маркелыч, ни пуха.

Петляя и кружа, как учили, егерь наконец оказался в двух-трёх метрах от останков. Нагнулся, зажав нос, потоптался, покачался с боку на бок, оглядывая с разных сторон утопленника, и заторопился назад к Миронову.

– Не знаю, что и сказать, Александрыч, – отдышавшись, медленно заговорил он. – Не узнать. Одежду не вспомню, вроде та, а вроде и нет. Куртка похожа здорово, только вымокла, понятное дело, и замызгалась в грязи. Но дело даже не в ней. Лицо!

– Что с лицом? – округлил глаза следователь.

– Да нет его совсем, – егерь сплюнул и сморщился. – Сергеич, будь добр, дай ещё хлебнуть.

Брёхин уже держал наготове стакан, наполненный наполовину. Отхлебнув, егерь вздохнул полной грудью, прополоскал глотку ещё одним глотком водки.

– Маска какая-то, а не физиономия. Страсть! И, видать, глаза у него эти твари сничтожили, – Фомин погрозил птицам кулаком. Чайки дрались друг с другом из-за мелкой речной добычи, резвящейся у песчаной косы, хищно ударяя по воде крыльями, падая в воду камнями.

– А может, заплыло… распухло лицо-то. Не узнать мне.

– Езжай-ка ты за завхозом, – посоветовал ему Миронов. – Лагерь их здесь рядом. Он должен быть на месте. Как, говоришь, его звать?

– Рассомахин. Фока Савельич. Глазом он мучается до сих пор. Вчерась только общались.

– Вези его. Только артиста того психованного не бери.

– Лисичкина?

– Да. Боюсь я его. У него рука тяжёлая.

– Почему?

– Не нашёл бы он нам ещё один труп. – И Миронов с опаской кивнул на другую непонятную кучу нагромождений хвороста, намытого песка и всевозможного хлама рядом с утопленником.

– Да не похоже вроде, – засомневался егерь. – Я, правда, особенно не рассматривал, не до этого… А у Рассомахина, предупреждаю, Александрыч, глаз только один видит. Тот, второй, хоть он повязку и снял, раздуло совсем. А в больницу не едет. Боится. Его женщины лопухом лечат. Циклоп настоящий.

– Вези циклопа. Чёрт с ним! Только не того психа, – махнул рукой Миронов. – Он, во всяком случае, не ошибётся. Хозяйственный человек. Это народ наблюдательный.

– Раньше, при царе, – повеселел и Брёхин, – каждый дворник тайком на жандармов работал. Всё видел, всё слышал и всех знал. Вот чего нам сейчас для милиции не хватает. Потеряли верную сцепку с людьми. А такие возможности черпать оперативную информацию!

– Ты, Сергеич, смотрю, бутылку-то добил, – обернулся к Брёхину следователь.

– А при чём здесь это?

– А может, дамочек, Александрыч?.. – садясь в свою лодку и помогая выбраться Миронову на берег, спросил Фомин. – Уж очень плох вчерась был Фока.

– Это что же? Мадам Железнову и ту с зонтиком?

– Нет. Одну Екатерину Модестовну. Она серьёзная особа.

– Категорически против, – упёрся следователь. – Дамочку тогда отсюда – сразу в морг. Вези Циклопа! Больного ли, умирающего, но чтобы дышал и соображал.

– Хорошо. Я мигом. – И егерь завёл движок.

– Начальник! – в один голос заскучали аборигены, нацелившись на лодку егеря, которую Миронов и Брёхин, ухватившись за нос, пытались столкнуть с мели на быстрину. – Отпустил бы ты нас. Мы все бумаги подпишем. Как скажешь, так и будет.

– Будет так, как увидим, – рассердился Брёхин и цыкнул на мужичков. – А пока заминочка у нас. Так что, друзья, ведите себя тихо. Чтоб ни-ни!

– Отпусти, начальник, – ныли те, – видит Бог, сами уплывём. Думали, утопленник нормальный, а тут одни страсти. Так не договаривались.

– Это ваша почётная гражданская обязанность. Не любому я бы доверил. А вас двоих выбрал, – чётко заговорил Брёхин, хмуря брови. – Зафиксировать, так сказать, всё увиденное и услышанное здесь. Раскатывайте пока брезент под покойника, а для крепости духа вот, примите для начала.

И Брёхин мигнул Пёрышкину; тот ловко вытащил из шлюпки сумку и вытащил из неё ещё одну бутылку водки со стаканами.

– Ну, это другое дело, – усмехнулись разом мужички и присели на корточки тут же, рядом со шлюпкой.

Угостив понятых, сразу повеселевших и засуетившихся с брезентом, Брёхин с бутылкой подошёл к Миронову.