Сергей Зацаринный - Венгерская вода

— Мне сказали, что ты хотел видеть купца из Египта, — продолжал Злат, — Попробую угадать зачем. Может ты хотел увидеть вот этот платочек? Если ты суеверен и боишься проклятий, то лучше не бери его в руки. Он из заколдованной могилы. Кроме того, ты напрасно хочешь купить его. Платок украден и должен быть возвращён на то место, откуда взят.

Купец осторожно взял протянутый платок и развернул его:

— Я лишь выполняю поручение. Мне сказали, что от тебя долго нет вестей, а это верный знак, что матёрый лис напал на след. Это не мои слова. Думаю, тот, кто их мне сказал, тоже произносил их с чужого голоса.

— Может расскажешь мне эту историю?

— Почту за честь. Хотя я уже вижу, что ты знаешь намного больше меня. Если от меня может быть какая польза, то можешь мной располагать, как собственным слугой. Можешь мне доверять. К сожалению, у меня нет с собой никакого письма, но можешь спросить у московского монаха Симона — митрополит Алексий дал бы мне свою грамоту, если бы я об этом попросил. Поэтому я не только предлагаю любую посильную помощь, но и прошу помочь мне.

Было видно, что эти слова удивили даже привычного ко всему доезжачего.

— Алексий, насколько я помню, с младых ногтей не любил твоего отца.

— Он и сейчас его не любит. Что с того? Отец всегда искал выгоду возле морской торговли. В наших краях ею издавна заправляют Венеция и Генуя. Сурожским купцам здесь отводилась даже не участь уртакчи, а скорее приказчиков. Подбирающих объедки со стола хозяев. Конечно, отец имел много дел с земляками-армянами, которые торгуют с Востоком, но в наших краях они не ведут большой торговли. Греки тоже сейчас обеднели. После того, как двенадцать лет назад франков изгнали из Золотой Орды дела отца стали идти намного хуже.

— Приходится даже потихоньку торговать пленными в Чембало, — посочувствовал Злат.

Некомат грустно развёл руками, давая понять, что ничего не может поделать с этим бесспорно печальным событием:

— Дело это незаконное и рискованное. Следовательно прибыльное. Невольников продавали за бесценок, а покупали за очень хорошие деньги. Причём всех сразу. Но и здесь отцу отводилась лишь участь приказчика — главная выгода досталась купцам из Белой Крепости. В последнее время дела у них идут всё лучше и лучше.

— Ты хотел рассказать о твоих делах с митрополитом.

— С самого начала своей деятельности, ещё с тех пор, когда я был всего лишь писцом при отце, я смотрю в другую сторону. На север. Отец тоже имел дела с Москвой, но и там он был лишь приказчиком у генуэзцев. Они искали путь к таинственному закамскому серебру. Отец говорил, что именно тогда вы и познакомились. Вот он и рассказал мне про то, что тогда в Орду пытались добраться купцы с Янтарного моря. Я и подумал: если гора не дошла до Магомета, почему бы Магомету не дойти к горе? Морская торговля в наших портах в упадке и неизвестно, когда наладится. Зато есть старая, наезженная и безопасная дорога на Львов. Есть и ещё одна — на Краков. Сейчас она, как говорят русские, заколдобила, но виной тому княжеские и королевские нестроения. Оттуда рукой подать до венгерских и чешских серебряных рудников, железа, фламандских сукон, Янтарного моря, откуда прямая дорога во все закатные страны. Уверяю тебя, этот путь куда ближе и удобней, чем через Константинополь, где грызутся уже много лет за господство Генуя и Венеция.

Некомат повернулся ко мне:

— Знаешь откуда везут сейчас ладан в Новгород? Из портов Янтарного моря. Представляешь через сколько рук он проходит и сколько людей наживается на перепродаже? Поэтому я и собираюсь купить у тебя весь товар без остатка. За очень хорошую цену.

— Ты так и не сказал каким боком здесь митрополит? — напомнил ему Злат.

— Ты невнимательно слушал, — с безграничным почтением отозвался Некомат, — Я ведь сказал, что торговле на этих путях мешают вражда правителей. Кому, как не князьям церкви обуздать их? Для этого они должны быть сильнее. Мне приходилось не раз беседовать с католическими прелатами. Они рассказывали, что раньше, когда власть пап была выше королевской, можно было призвать к порядку зарвавшихся правителей. На Руси митрополиты стоят выше князей. Кроме того за ними сила Орды. Я начинал ещё во времена покойного Феогноста. Его власть простиралась от Галиции до самых глухих заволжских лесов. Что это значит для купца? Что с грамотой митрополита можно было ездить от Львова до Нижнего Новгорода через земли десяти князей. Я часто привозил Симону весточки от его друзей с Волыни. Сейчас Русскую митрополию пытаются расколоть.

— То-то я гляжу ты говоришь Сурож, на русский манер. Отец твой говорил — Сугдея. На греческий. Он служил Алибеку. Ты — его сыну Мамаю?

— Между Мамаем и Алибеком столько же разницы, сколько между мной и моим отцом. Мы другие.

— Алибек всегда крепко сидел в своём улусе, поближе к морским городам и русской границе. А Мамай, ещё не оперившись, уже отирается у Золотого Престола. Гургеном стал.

— А ещё он друг Бердибека, — негромко сказал Некомат, И добавил, словно невзначай, — Наследника.

Не знаю почему, но у меня вдруг вырвалось, услышанное некогда:

— Все народы поклоняются восходящему солнцу и никто заходящему.

Некомат посмотрел на меня с одобрением и приязнью:

— Мамай понимает силу купцов. Силу торговли и денег. Его отец верит лишь в сабли нукеров и тумены союзников.

— У кого сила, у того и власть, — усмехнулся доезжачий.

Улыбка сбежала с губ Некомата. Его благожелательное лицо на мгновение стало жёстким:

— А в чём сила? Я как-то встретил во Львове купца из города Любек, что на берегах Янтарного моря. Он рассказал, что за год в его порту отгружается товаров на двести десять тысяч марок. Это ордынская дань с Руси за тридцать лет. Караван из трёхсот верблюдов, груженных серебром. И эти люди ищут путь в наши края.

Злат неожиданно расхохотался. В ответ на наше недоумение он пояснил:

— Да я о своём. Вспомнил посланца от этих самых купцов с Янтарного моря, который двадцать лет назад тайно приезжал в Сарай. Его одна баба, воспылав страстью, заперла в бане и удерживала там насильно, отобрав одежду. Хорошо мы его с Могул-Бугой тогда вызволили. А то никакое серебро бы не спасло. Из твоего рассказа я уже понял, что за этим сосудом с эликсиром вечной молодости охотится Мамай. А ему это дело нашептал твой отец. А сам Авахав про это откуда узнал? Он же отродясь ни в Мохши не бывал, и про Баялунь только в сказках слышал?

— Генуэзец знакомый рассказал. Будто египетский купец, торговец благовониями на самом деле охотится за снадобьем, спрятанным в могиле царицы Баялунь. Что само это снадобье не что иное, как легендарная мазь императрицы Зои, позволяющая сохранить красоту на долгие годы. Рецепт её попал к Баялуни от ромейских царевен, что жили при Ногае. Ведь его сын женился на дочке императора. Вот сосуд с этим снадобьем царица и велела положить с ней в могилу. Вместе с волшебным платком, на котором изображён единорог. Этот зверь всегда считался олицетворением мужской мощи. Потому этот платок вызывает прилив желания у мужчины. Вроде как Баялунь, уже будучи немолодой, так привлекала к себе хана Узбека. Такой товар всегда пользуется спросом при царских дворах. Я как раз ехал в Сарай, к Мамаю. Он сразу загорелся, поехал к Тагаю. Дальше ты всё и без меня знаешь.