Мишель Бюсси - Я слишком долго мечтала

После фильмов Чаплина я не видела ничего более поэтичного и трогательного. Вот Гвидо целует свою любимую под праздничным столом. «Пожалуйста, похить меня!» – умоляет она. Я шепчу на ухо Илиану:

– Вы верите, что в наше время еще существуют мужчины, способные на такое?

Мой гитарист гордо выпячивает грудь:

– Конечно! Я, например! Я могу куда больше, чем этот итальянский показушник!

Ил делает вид, будто всецело поглощен фильмом. Я придвигаюсь, чтобы он услышал мой ответ:

– Нахал!

До чего же мне нравится его веселая усмешка! Он не сводит глаз с экрана.

– Возможно. А может, и нет. Раз уж мужчина осмелился на такие безумства, значит, у принцессы сердце не совсем очерствело.

Не знаю, очерствело ее сердце или нет, но мое собственное так сильно вздрагивает от неожиданности и гнева, что вот-вот разорвется.

– Что?! Это я… это мое-то сердце очерствело?

– Конечно. Для всех, кроме мужа. У вас ведь есть муж…

– У Доры тоже!

– Она всего лишь помолвлена с мерзким фашистом, потому и ждет, чтобы Гвидо ее похитил. Скажите мне, что ваш муж мерзкий фашист, и я тотчас кинусь вам на выручку. Хотя нет, не говорите о нем ничего, но признайтесь, что несчастливы, и я обещаю устроить вам такой шикарный побег из-за любви, какого мир еще не видывал!

Все это Ил произнес, не отрывая глаз от экрана.

– Нет, Илиан, это совсем не так.

– Да знаю я, знаю.

Пытаюсь сосредоточиться на фильме. Прошло уже сорок пять минут, а концлагеря нет как нет. Гвидо одержал победу и увез свою принцессу прямо с банкета на зеленой лошади. А ее жениху-фашисту с налитыми кровью глазами сваливается на голову страусиное яйцо, залившее его желтком. Ах, какая сцена! Какой потрясающий фильм! И до чего же все легко на экране – взять и уехать со своим рыцарем, и не потому что хорошие люди там действительно хорошие, не это отличает кино от реальной жизни, но потому что злодеи там действительно злодействуют. И можно заставить их страдать, не отравляя свою душу ненавистью, и можно их бросить без труда.

Илиан хватает меня за руку:

– Пошли отсюда. Быстро!

– Мы разве не досмотрим до конца?

Иду следом, продолжая смотреть на экран. Декорации меняются. Прошло пять лет. Из шкафа выходит очаровательный малыш, со словами: «Здравствуй, принцесса!»

– Нам нужна поэзия, этот вечер не предназначен для жестокости.

Ночь теплая. Вокруг темно.

– Идем! – шепчет Ил.

– Куда?

– Любоваться городом с высоты. С самой высокой высоты.

– Смотрите, Мисс Ласточка, вот Бобровое озеро!

Мы пересекаем парк Мон-Руаяль. Илиан указывает мне на черную, мерцающую бликами поверхность большого озера в окружении сосен и кленов; так и кажется, будто его телепортировали сюда с великого канадского севера, чтобы столица могла надышаться запахами необъятных диких просторов. Озеро напоминает огромный бассейн, освещенный десятками фонарей в виде гигантских горящих спичек.

Бобровое озеро, Мисс Ласточка …

Это совпадение смущает мою душу.

«Бобренок» – так прозвал меня Оливье…

Перед нами вздымаются силуэты деревьев на Мон-Руаяль [44] Мон-Руаяль ( фр .) – букв.: Королевская гора. – темной двухсотметровой горе с подсвеченным железным крестом на вершине; этот лес в самом сердце города наводнен любителями бега, роллерами и саночниками в долгие месяцы зимних холодов, а коротким летом их сменяют влюбленные парочки.

Поднимаемся к вершине. Мало-помалу город уменьшается в размерах. Небоскребы, подавлявшие нас своими громадами, выглядят отсюда, сверху, крошечными кубиками, беспорядочно разбросанными между горой и рекой Святого Лаврентия. Мне уже сообщили, что здесь ни одно здание не должно быть выше горы Мон-Руаяль. Наконец добираемся до первой смотровой площадки, на краю которой стоит довольно внушительное шале, похожее на китайский павильон. Этот просторный бельведер носит странное имя – Кондьяронк.

Я кладу сумку на скамью, беру Илиана за руку, слушаю краем уха его короткий рассказ о легендарном вожде гуронов и любуюсь великолепной панорамой. Город, ощетинившийся тремя десятками ярко освещенных небоскребов самых неожиданных очертаний, напоминает войско великанов в сверкающих доспехах, собравшихся у реки Святого Лаврентия, но не способных ее перейти: отсюда, с бельведера, она выглядит безбрежной, как море.

Сейчас около двух часов ночи, и все-таки мы здесь не одни. Несколько влюбленных парочек обнимаются и фотографируют друг друга. Компания молодых парней и девушек пьет, рассевшись на бортике эспланады. Монреальцы смакуют теплые ночи до последней минуты – так наслаждаются последними летними фруктами. Вдали, над аэропортом Мирабель, заходит на посадку какой-то лайнер. Я сжимаю руку Илиана:

– Мой самолет вылетает рано утром. Через три часа я должна быть в аэропорту.

Наши лица скрыты в тени. Мы говорим вполголоса, но кажется, будто ветер уносит звуки к реке.

– А я остаюсь по эту сторону Атлантики, – отвечает Илиан. – Хочу попытать удачи. Улисс подкинул мне пару адресов. И еще у меня есть несколько приятелей на юге США.

Все сказано.

Илиан разглядывает юных выпивох, потом переводит взгляд на освещенный крест, парящий над самой высокой точкой леса, и шепчет:

– Пошли?

Не говоря ни слова, шагаем по лесной тропинке. Дорога Ольмсте [45] Единственная велодорожка на горе Мон-Руаяль. – читаю я на щитах-указателях, и чем выше они висят, тем хуже освещены. Панорама исчезла за деревьями. По ночам сюда никто не поднимается.

Наконец-то мы одни.

Подъем на вершину занимает каких-нибудь десять минут. Монументальный крест, видимый с любой точки Монреаля, здесь, у его подножия, кажется смехотворно малым, чем-то вроде миниатюрной Эйфелевой башни, метров тридцати в высоту; его установили в центре небольшой лужайки в окружении деревьев, которым словно не терпится отвоевать свою исконную территорию. Стоит шагнуть под их низко свисающие ветви, и вы оказываетесь в полной темноте.

Илиан делает этот шаг. Вместе со мной.

– Могу я попросить вас об одной милости, Нати?

Его лицо в нескольких сантиметрах от моего. Я догадываюсь, что это за милость; я хочу, чтобы Илиан получил ее, насладился ею, как наслаждаются ароматом цветов, не спрашивая у них разрешения.

– Я загублю свою жизнь, Нати. В тридцать с небольшим, это я уже понял.

– Что вы такое говорите?!

Волосы падают мне на глаза, но лицо Илиана слишком близко, и их не отбросить, не задев его.

– О, не тревожьтесь за меня, Нати, все это неважно. Наоборот, до ужаса банально. Просто судьба наделила меня вдохновением, но не талантом. Я был и навсегда останусь самым обычным гитаристом, который умеет играть, который любит играть, как миллионы других музыкантов в мире. В лучшем случае, если мне повезет, музыка будет меня кормить. – Он придвигается ко мне еще ближе, и я чувствую его дыхание. – Люди появляются на свет со столькими надеждами, Нати. Стать Хемингуэем, Маккартни, Пеле, даже Биллом Клинтоном или Майклом Джексоном. Сколько таких мечтателей рождается каждую минуту, в каждом уголке планеты – миллиарды мечтателей, но как мало избранных…