Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– Вы еще не совсем старый, – успокоила его Луиза. – Всего года на два старше Эрнеста Семеновича. Так я доложу?

– Ну уж если так тебе отвязаться от меня хочется, тогда докладывай.

– Просто у Эрнеста Семеновича сейчас окно, и вам никто мешать не будет, – оправдалась Луиза и скрылась за тяжелой, обитой натуральной кожей дверью. Тут же вновь объявилась: – Эрнест Семенович вас ждет.

Не моложе был Эрнест Семенович Смирнова. Может быть, даже и постарше. Но гладкость щек и шеи, идущая от излишних десятка килограммов, убрала глубокие морщины, спрятала натруженность рук, прикрыла присущую этим годам уже заметную на глаз изношенность.

– Выходной день, а вы – на боевом посту! – поздоровавшись, начал для разгона никчемный разговор Смирнов.

– Да и вы, Александр Иванович, не на рыбалке, – откликнулся весело Лузавин Э. С. и тут же посерьезнел: – ЧП, такое ЧП, что дальше некуда. В райкоме все на местах.

– Это хорошо, что все на местах, – размышляя, глупо заметил Смирнов: – Вы, Эрнест Семенович, не обидетесь, если я задам вам несколько вопросов, мало относящихся к недавним событиям и в какой-то мере бестактных?

– Если это поможет раскрыть преступления, я готов ответить на любые вопросы.

– Вы по прежней работе знали Власова?

– Он был рядовым надзирателем, а я – начальником кустового управления лагерей этого района. Чувствуете расстояние? Я не знал Власова, Александр Иванович.

– Ну, а ВОХРовца Арефьева вы не можете не знать. Небось, каждый день при входе в райком встречаете.

– Вы без подходцев, Александр Иванович. Я ничуть не стыжусь своей прежней работы. И именно по ней я хорошо знал образцового офицера Петра Арефьева. И я рекомендовал его на нынешнюю работу.

– Образцовый, как вы говорите, офицер – и в рядовые ВОХРовцы. Не сходится как-то. Может, не нравится он вам, Эрнест Семенович?

– Петр на руководящую работу не рвался. Хотел жить спокойно.

– И получилось у него жить спокойно?

– По-моему, да. Хорошая семья, любимая и любящая жена…

– А как же Матильда? – перебил Смирнов.

Лузавин улыбнулся снисходительно и даже как бы подмигнул заговорщицки: мол, что уж между нами, мужчинами темнить:

– Вполне объяснимая и оправдываемая слабость.

– Объяснимая и оправдываемая… – повторил Смирнов. – А Роберта Евангелиевича Воронова вы сразу определили на ответственный хозяйственный пост.

– Директором филиала совхоза Воронова назначил секретариат райкома.

– Но рекомендовали-то вы?

– Я, – без колебаний признался Лузавин. – Волевой, обладающий незаурядными организаторскими способностями, умеющий и любящий работать с людьми…

– А кем он в зоне был? – опять перебил Смирнов.

– Заместитель начальника лагеря по воспитательной работе.

– И как воспитывал?

– Хорошо, – с плохо скрываемой холодной яростью ответил Лузавин. – Я готов еще раз повторить, Александр Иванович: двадцатилетняя работа в лагерях не дает мне оснований для угрызений совести. Я честно делал нужное дело.

– Всю войну – здесь? – не скрываясь, удивился Смирнов.

– Да. И выполнил свой долг: люди, которые могли дестабилизировать обстановку в тылу воющей страны, были надежно изолированы мной.

– И те, что по пятьдесят восьмой, – добавил Смирнов.

– Я устал от этой демагогии, Александр Иванович. Еще какие вопросы имеются?

– А кто такой Иван Фролович, фамилию, правда, не запомнил?

– А, Ванюша! – ностальгически улыбнулся Эрнест Семенович. – Правая рука Воронова, руководитель художественной самодеятельности в лагере.

– Что ж, спасибо за сведения, – Смирнов поднялся. – Если возникнет нужда и мне придется вновь вас навестить, не прогоните?

Говоря дежурные слова, Смирнов внимательно изучал гладкую моложавую физиономию Эрнеста Семеновича – ждал понятной реакции человека, у которого не спросили ничего: зачем же ты все-таки приходил? Но ни в мимике, ни в жесте, ни во взгляде – ничего, кроме казенной вежливости. Крепкий мужичок, крепкий.

– Буду только рад, – ответил Лузавин, но напоследок все-таки не утерпел: – Ну, а как расследование? Продвигается?

– Это я все продвигаюсь. Вот сейчас двинусь Роберта Жабко порасспросить. – Смирнов вдруг – осенило! – удивился страшно: – Что это у вас Робертов, как собак нерезаных!

– Вероятно, мода, – объяснил Лузавин и протянул руку.

Но не к Жабко пошел Смирнов. Вышло время, отпущенное медэксперту. Типовая районная больница, такая же как в Пушкино, в Меленках, в Козьмодемьянске: три этажа, белые стены, окна без занавесок, чахлый садик перед парадной стороной, в котором, сидя на поломанных скамейках, грелись на солнышке или раздраженно общались с родственниками больные в бледно-сиреневых байковых пижамах и халатах.

– Как мне найти патологоанатома? – спросил Смирнов у справочного окошка.

– Обойдете здание, а за ним – одноэтажная пристройка. Он там, – не любила справочная дама патологоанатомов и их посетителей. Да и не за что их любить.

Смирнов обогнул главное здание и, как ему показалось, попал на свалку. Искореженные бело-ржавые кровати, расколотые судна, гнутые никелированные термостаты, остатки деревянной мебели, битый кирпич, ломаная облицовочная плитка – все это образовало три в рост человека разлапистые кучи. По заднему двору определял хозяина Смирнов. Хозяин городской больницы был полное говно.

Смирнов постучал в обитую жестью дверь. Открыл сам медэксперт. Черт, забыл его имя, отчество, и имя – отчество следователя забыл. Надо бы у Поземкина узнать. Но пока лишь так, на легком, вроде бы, юморе.

– Как дела, многоуважаемый док из Скотланд-Ярда?

– Только что закончил прокурора, – сообщил тот, отодвинулся в сторону, приглашая: – Прошу к нашему шалашу, – и вместе со Смирновым вышел в канцелярскую комнату для бумажного оформления причин разнообразных смертей. – У меня для работы условия ужасные. Ужасные! Стол, инструментарий уровня каменного века. А о холодильнике и говорить не хочу.

Медэксперт стянул с трудом резиновые перчатки, под халатом порылся в кармане пиджака, достал пачку сигарет «Ароматные», спички и бурно закурил. Комнатушка мигом наполнилась сладковатым дымом. Смирнов помалкивал, понимал: человеку надо отряхнуться от профессиональных подробностей.

– Спрашивайте, – сказал доктор, вертикально воткнув чинарик в медицинский тазик, заменявший пепельницу.

– Причины смерти?

– Как и в первом случае, так и во втором, смерть наступила от страшной силы и умело нанесенного удара по голове тяжелым металлическим предметом. Убитого тут же пробили насквозь железным заостренным стержнем.

– Почему – сразу?

– Это легко определяется по количеству вытекаемой крови. Когда кровь вытекала из этих тел, она была теплая, еще не начавшая сворачиваться.