Анатолий Степанов - Деревянный самовар

Публика, ничего не поняв, уважительно помолчала для приличия. Смирнов, найдя чистый прибор, молниеносно подзаправился по-солдатски и спросил у Жанны:

– Чистая тарелка побольше имеется? Мне лейтенанта подхарчить.

Жанна все поняла и быстренько спроворила все, что надо. Даже подносик раздобыла, на котором культурно разместила тарелки с едой. Спросила:

– Может, ему сто пятьдесят для бодрости?

– А что ж! Валяй! – подумав, решил Смирнов.

Голый, как приказано, Чекунов еще спал: не обзавелся пока внутренним милицейским будильником. Но как только Смирнов дотронулся до его голого плеча, он сей момент бешено растопырил ничего не соображавшие глаза и вскочил с кровати, гулко шлепнув о пол голыми ступнями. За секунду сориентировался и доложил:

– Я готов, Александр Иванович.

– К чему? – ворчливо поинтересовался Смирнов.

– Ко всему, – гордо ответил Чекунов, по-курсантски быстро одеваясь.

– Пожри сначала.

Чекунов сел за стол и увидел на две трети наполненный стакан.

– А можно? – по-детски спросил он.

– Это уж тебе самому решать. Сегодня ночью ты будешь самый главный милиционер в районе.

– А делу не повредит?

– А когда это вредило делу, если без перебора?

– Тогда я выпью? – на всякий случай перепроверился Чекунов.

Смирнов прикрыл глаза и разрешающе покивал головой. Подождав, чтобы Чекунов выпил и приступил к еде, он спросил:

– До перекрестка трассы с леспромхозовской дорогой, не торопясь, сколько времени среди ночи колдыбать на твоей таратайке?

– От силы – полчаса, – сообщил жевавший Чекунов.

К месту, к месту была Олегова песенка «Солдаты в ночи». Тьма, тьма, тьма, и вдруг бешеные два глаза скотовозки, которые никогда не глядят вниз. Только верхний свет. Тьма, тьма, тьма, и внезапно ослепляющие бесстыдные два глаза. Тьма, тьма, тьма… Хоть стреляй в любого, кто попадется на пути.

– «Молчи, молчи, Мы – солдаты в ночи», – пропел в коляске подполковник Смирнов.

– Что? – заорал сверху, с сиденья Чекунов.

– Долго еще? – прокричал вопрос Смирнов.

– Подъезжаем!

Подъехали. Отъехали от трассы к кустам. Смирнов глянул на светящийся циферблат своих часов. Без десяти двенадцать.

– Слышь, Витя. Ты мотоцикл припрячь где-нибудь неподалеку и сам схоронись. Уголовничек-то мой только один на один бармить будет.

Без обиды Чекунов отвел мотоцикл в дальние заросли и спрятался.

Минут через пять стало слышно, как страдал мотор «Москвича» во всесильной пыли леспромхозовской дороги.

Осторожный стал Смирнов, перепроверялся. Закутался в ближних кустах, прилег. На последнем плаче «Москвич» вырвался на обочину трассы и умолк. Щелкнули дверцы, и с двух сторон «Москвича» обнаружились две почти неразличимые во тьме фигуры.

– Жди его здесь, – голосом Коммерции сказала левая фигура. – А я поеду. Он тебя сам обратно отвезет.

– А если не отвезет? – по-блатному угрожающе спросил баритон помоложе.

– Пешком вернешься. Для тебя пятнадцать километров – не расстояние.

– Так не договаривались.

– А что со мной договариваться? Договариваться будешь с ним.

Завизжал стартер, скуля, застучал мотор, и «Москвич», кряхтя, направился в обратный путь. Оставшаяся на обочине фигура внезапно растворилась в ночи, будто не было ее. Многому научился московский пацан сорок пятого года Витька Ященков, ныне вор в законе, Ящик, ой, многому! Но не всему.

– Руки в гору и не шевелиться, – уверенно посоветовали со спины, и Ящик одновременно с советом почувствовал упершийся в его позвоночник ствол. С мастерами не потянешь резину: Ящик поднял руки. В правой был пистолет. – Ты зачем машинку заголил, я же просил просто принести?

– Темно, мало ли что, да и страшно вроде.

– Тебе страшно бывает перед приговором, и только. Зачем ствол вытащил?

– Так я и говорю: мало ли что? Вдруг вам в голову мысль придет меня кончить.

– Если мне будет надо, то я тебя кончу и с пистолетом, и с автоматом, и с минометом и с атомной бомбой. Не поумнел ты за последние пятнадцать лет.

– Не обижай, начальничек. Ты во мне нуждаешься!

– В какой-то степени. Давай-ка пушку.

– Доплата. У вас с ним такой договор был.

– Ты с ходу волну не гони. Что я, кобёл? Машинка наверняка от него, и я с ним расплатился. А если тебе доплата будет, то совсем за другое, – Смирнов легко дотянулся, был выше ростом, до ященковского пистолета, и Ящик без сопротивления его отдал. Засунув парабеллум за пояс, Смирнов на ощупь проверил машинку и решил:

– Хороший хозяин был у него. Теперь вторую обойму…

Ященков вытянул из кармана обойму, протянул Смирнову, спросил:

– Все?

– Все-таки «Вальтер» – аппарат, – констатировал Смирнов, а на вопрос ответил весело и обнадеживающе: – Родной ты мой, нам с тобой еще говорить и говорить! Пойдем местечко поудобней найдем, присядем.

– У меня геморрой, – мрачно сообщил Ященков.

– Это понятно. Никакого навару.

– У меня геморрой настоящий. В жопе.

– Настоящий геморрой бывает у танкистов и писателей. А у гастролеров геморроя быть не может. Садись.

Они уселись на травке, в сторонке, где уже не было пыли. Смирнов счел ниже своего достоинства тратить время на подходцы. Начал с главного.

– Без вранья, без блатных переплясов, сразу: ты догадался, что Ратничкин – подставленный?

– Не догадался. Знаю.

– Вопрос второй. По моим прикидкам, он прячется где-то поблизости от леспромхоза. Кормиться кое-как надо, новости узнавать, почувствовать, когда суета утихать начнет, и тогда-то отвалить по-настоящему. Ты знаешь, где его берлога? Ты же по местным масштабам урка, деловой мастер в авторитете.

– Знаю, что есть, но где – не знаю.

– Кто знает?

– Корешок его давний.

– Отдай мне его.

– Нет. Знаю через третьего. Не мой человек, не мой секрет. Нет. И схрон этот издавна, не для одного Ратничкина.

– Схрон! – попробовал это слова на звук Смирнов. – Ратничкинский корешок не из оуновцев будет?

– Хохол, говорят.

– Ай, как бы я по высокому бережку прошелся бы! Да времени нет. Ратничкин контактирует только с хохлом?

– Иногда с моим знакомцем встречается. Но не в схроне.

– Понятно. Как часто твой знакомец встречается с ним?

– Каждые два дня. Он харч ему носит.

– Вот ведь как: у такого идиота друзья есть! Скажи мне, почему Ратничкин на зеленого прокурора решился? Пятерик скостят за хорошую работу, глядишь – и на свободе. Зачем бежать?

– Надзиратели намекнули, что забьют до смерти.

– И дырку ему оставили, – добавил Смирнов. – Он и побежал.

– Может и так, – равнодушно согласился Ященков.

– Теперь совсем о другом, дорогой труженик леса. Простая ставка лесоруба тебя, для которого один раз нырнуть по маршруту – и годовая зарплата в кармане, устроить может только как ширма. Ты уже здесь две весны, третьей дожидаешься. За ширмой – тайные делянки, за работу на которых платят по-царски? Не стесняйся, говори.