Анатолий Степанов - Деревянный самовар

Все трое медленно-медленно выпили.

– Я не все поняла из того, что вы сказали, Роман Суренович, – вдруг заговорила Матильда, – но одно поняла до конца: такие, как Олег, нужны людям, чтобы тыкать их носом, как обделавшихся котят, в собственное говно, говно, которое они наделали, делают и будут делать.

– Ты все правильно поняла, Тилли, – сказал Смирнов. – Иногда Олег доводил меня до бешенства: какое право он имел бить меня по самому больному месту, которое я старательно прикрывал словами о том, что иначе нельзя, что все так делают, что без компромиссов и малозначительных уступок чужой бессовестности не проживешь. А жить надо хотя бы для того, чтобы делать дело, нужное людям. Но ведь и ежу понятно, что на компромиссах, на уступках настоящего дела до конца не сделаешь. Вот и топчемся у полудела, объясняя это полуправдой.

– Еще? – спросила Матильда, кивнув на стаканы, после того как Смирнов умолк.

– Нет, – злобно решил Смирнов и сразу успокоился: – Чаю покрепче, по-московски, Тилли!

Матильда опять ушла за перегородку.

– Я буду ликвидировать экспедицию. Все. Отснимались здесь, – решил Казарян.

– Делай, что хочешь, но сегодня ты мне нужен.

– Но пойми, Саня, наваливается сразу такое! И главное – объяснение с генеральной дирекцией.

– У меня будет открытая спина, Рома, и в нее могут стрелять безбоязненно и безнаказанно.

– Такая уж твоя милицейская судьба.

Матильда принесла чай в двух чайниках и стаканы в подстаканниках. Разлили и сразу же стали хлебать, почти обжигаясь. Истинный московский чаевник не пьет чай очень горячим: температура должна быть такой, чтобы язык и слизистая ощущали бы букет. Но надо было вздернуть вялые после пьянки внутренности. Зато второму стакану дали слегка остыть, и уже смаковали почти чифирь.

В закусочную ворвался лихорадочно возбужденный лейтенант Виктор Чекунов. Увидев Смирнова и ни на кого больше не обращая внимания, он охрипшим от азарта голосом просипел-прокричал:

– Александр Иванович, сегодня, через час, ну прямо сейчас мы его можем взять!

– Кого, Витя? – нарочно лениво поинтересовался Смирнов.

– Да Арефьева же! – почти проплакал Чекунов. – Жабко раскололся и указал место, где у Арефьева тайная берлога в тайге. Шестеро наших уже перекрыли тропы, по которым он может уйти. А нам с вами брать его придется, людей в отделении – никого.

– А ты – один на один.

– По инструкции не положено. Да и подготовлен этот Арефьев – будь здоров. Лучше мной не рисковать, Александр Иванович! – Чекунов весело рассмеялся.

– А мной?

– Вы – в полной безопасности. Вы – резерв главного командования, прикрытие. Ну, решайтесь, Александр Иванович. Работы-то часа на полтора-два!

– А Олег? – спросил Казарян.

– Пока медицинского заключения не будет, нам по этому преступлению делать нечего, – быстро ответил Чекунов. – Мы вернемся как раз вовремя.

Они вышли из закусочной и направились к гостинице. У подъезда Казарян пожелал им:

– Ни пуха, ни пера!

– К черту! – бодро откликнулся Чекунов.

Казарян ушел.

– Поехали? – нетерпеливо предложил Чекунов.

– Хорош же я! – несказанно удивился Смирнов. – Прямо-таки голеньким собрался опасного преступника ловить. Обожди меня, Витя, я за машинкой сбегаю.

Возвратился Смирнов минут через десять.

– Что же вы так долго? – укорил Чекунов и вдруг заметил на плече у Смирнова автомат. – Что это?

– Это? – Смирнов покосился на чуть выглядывавший из-за его плеча вороненый ствол и дал разъяснения: – Автомат системы Калашникова.

– Откуда он у вас?

– Достал, – исчерпывающе ответил Смирнов и глянул на мотоцикл, прислоненный к палисаднику. – Учти, в таком снаряжении я на твоем примусе не поеду.

– А я и не предлагаю, – срезал его Чекунов. – У отдела нас «газик» дожидается.

До райотдела доехали-таки на примусе. Дурной пример заразителен: Чекунов сходил к дежурному и тоже обзавелся автоматом.

Придирчиво осмотрели и проверили «газик». Машина была в полном ажуре. Уселись. Чекунов за руль, Смирнов – пассажиром. Чекунов включил зажигание.

– Подожди, – приказал Смирнов и, потянувшись, вернул ключ в исходное. – Во время гонки не разговор. Что показал Жабко? Конкретнее.

– Километрах в двадцати пяти-тридцати по трассе, а потом по берегу Дурного ручья…

– Он что – и впрямь дурной? – перебил Смирнов.

– Это из-за его течения. Так иногда течет, что диву даешься: иногда, ей-богу, навстречу сам себе. Но на этом участке он почти прямой. Так вот, по его берегу еще километра три-четыре можно на машине проехать, а потом километра полтора пешком. Как сказал Жабко, Арефьев туда от своей змеи с молодками убегал развлекаться.

– Пешком из Нахты? – оживленно поинтересовался Смирнов.

– У него «Москвич» старенький есть.

– Значит, если «Москвич» на берегу ручья, то Арефьев у себя в берлоге?

– Именно так, Александр Иванович. В берлоге мы его и возьмем.

– Берлога на то и берлога, что мимо нее в двух шагах пройдешь – не заметишь. Какие-нибудь точные ориентиры тебе Жабко дал?

– Кое-что имеется, – хитро подмигнув, ответил Чекунов.

– Тогда поедем, Сусанин, – вздохнул Смирнов.

Чекунов взял с места, как на ралли. Мотор ненужно мощно взревел и помчал слегка дребезжащее корыто «газика» по незабвенным банам Нахтинского района. Смирнов глянул в зеркальце заднего обзора и увидел противоестественное: «газик» мчался изо всех лошадиных сил, а пыль за ними неподвижно стояла безобъемной стеной.

Дурной ручей оказался мирной, метра в полтора ширина, прозрачной струей, которая небурно текла себе к Чане, промывая и без того чистые белые, серые, зеленые, бордовые камешки. Смирнов спустился к воде, сполоснул руки и напился из ладони. Вода была свежа и пахла детскими приключениями.

Здесь кончалась тропа, по которой мог проехать «газик». Далее шла тропка исключительно пешеходная. Стоя у «газика», Чекунов сверху, с крутого бережка снисходительно наблюдал, как баловался с водой подполковник Смирнов, который, забравшись зигзагом на обрывистый берег, сказал сожалеючи:

– Здесь очень хорошо.

– А там будет еще лучше, – пообещал Чекунов. – Пошагали, Александр Иванович.

– Но ты говорил, что где-то здесь поблизости должен быть арефьевский «Москвич». Где он? – ничего не забывал въедливый подполковник.

Поискали и нашли. С трудом, правда. «Москвич» стоял в кустах, которые были умело переплетены и являли собой некий замаскированный гараж.

– А он – ловкач! – оценил выдумку Арефьева Смирнов и полез в «Москвич». Машина была закрыта, но не для милиционера с двадцатипятилетним стажем. Достал Смирнов связку своих ключей, выбрал даже не ключ, а пластинку, козырнул ей в рукояточной замочной скважине, и – вуаля – подполковник в салоне. Затем, раскрыв все четыре дверцы и багажник, Смирнов произвел стремительный, но тщательный шмон.