Майкл Гилберт - Занятие не для дилетантов

— Знаешь, — холодно ответил он, — лично для меня нет никакой разницы, жив Пауль или нет.

— Тогда зачем же ты рисковал своей жизнью, спасая его?

— Потому что ты любишь его, и ты бы страдала, если б он погиб.

— Если я правильно тебя понимаю, не будь Пауль моим другом, ты бы и пальцем не пошевелил, чтобы спасти его?

— Точно, — кивнул он.

Я подумала, что никогда не встречалась с таким представлением о любви. Во всяком случае, никто из моих кавалеров не предложил такого толкования чувства, которое я когда-либо кому внушала; им всегда хотелось и чего-то плотского.

— Но разве у тебя не возникло никакого сострадания к Паулю, никакой привязанности после этих трех месяцев?

— Ты — единственная, кого я люблю, — серьезно ответил Левис, — и больше никто меня не интересует.

— Ясно, — сказала я. — А ты думаешь, это нормально? Мужчина твоего возраста… привлекающий женщин, должен время от времени… я не знаю… я…

— Ты хочешь, чтобы я кинулся в объятия Глории Нэш?

— К ней или кому-нибудь еще. Это необходимо даже просто с точки зрения здоровья. Я думаю, что молодого человека, который… что…

Я замялась. Не знаю, что на меня нашло, но я начала читать нотации, как любящая мать. Левис с ехидцей посмотрел на меня:

— Я думаю, что люди поднимают слишком много шума вокруг этого дела, Дороти.

— Тем не менее, это одно из главных удовольствий в жизни, — слабо запротестовала я, отметив про себя, что я-то посвящала этому делу три четверти своего времени и мыслей.

— Но не для меня, — возразил Левис. И опять на мгновение у него появился отсутствующий вид, вид дикого близорукого животного, который всегда так пугал меня. Я быстро оборвала разговор.

Если не считать происшествия с Паулем, уик-энд прошел прекрасно. Мы отдохнули, загорели и в отличном настроении возвращались в Лос-Анджелес.

А тремя днями позже закончились съемки фильма Левиса, вестерна, на который возлагали немало надежд, и Билл Макклей, режиссер, пригласил массу народа на коктейль, прямо на съемочной площадке, чтобы отпраздновать завершение работы. Все происходило в фальшивой деревне, среди хрупких деревянных фасадов, где Левис слонялся все лето. Я приехала около шести, чуть раньше назначенного времени, и нашла Билла в фальшивом салуне, расположенном на фальшивой главной улице. Я поняла, что он в плохом настроении, помятый и грубый, как обычно. Чуть дальше по улице его съемочная группа подготавливала следующую сцену, а он, с остановившимся взглядом, сидел за столом. В последнее время он сильно пил, поэтому ему давали ставить только второсортные фильмы, от чего он нервничал и пил еще больше. Он глядел, как я поднималась по пыльным ступенькам, ведущим в салон, потом прорычал что-то похожее на смех:

— А, Дороти! Пришла посмотреть на работу, своего жиголо? Сегодня его главная сцена. Не волнуйся, он красивый парень. Я думаю, тебе недолго осталось платить за него.

Он был мертвецки пьян, но я, несмотря на благие намерения, не обладаю долготерпением. Я сердечно назвала его грязным мерзавцем. Он пробормотал, что, не будь я женщиной, он бы уже вышвырнул меня вон, после чего я вежливо поблагодарила за то, что он, хотя и несколько запоздало, вспомнил, кто я.

— Во всяком случае, я хотела бы, чтоб ты знал о нашей помолвке с Паулем Бреттом, — колюче добавила я.

— Я знаю. Все говорят, что вы делаете это втроем.

Он разразился хохотом, а я уже собралась бросить что-нибудь ему в физиономию — мою сумочку, например, — когда увидела силуэт в дверном проеме. Это был Левис. Ко мне тут же вернулось самообладание:

— Билл, милый, извини меня. Знаешь, я обожаю тебя, но мои нервы слегка расшатаны.

Невзирая на свое состояние, он удивился, но продолжил в том же духе:

— Это все твоя иностранная кровь, она тебя далеко заведет, — он повернулся к Левису. — Ты-то должен знать, не так ли? — Он дружески ткнул Левиса в плечо и ушел. Я нервно рассмеялась:

— Добрый старина Билл. Он не отличается тактичностью, но сердце — чистое золото.

Левис не ответил. Небритый, в ковбойском костюме, с платком на шее, мысли его, казалось, витали где-то далеко.

— По крайней мере, — добавила я; — он хороший товарищ. Какую сцену вы собираетесь окончить сегодня?

— Убийство, — спокойно ответил Левис. — Я убиваю парня, который изнасиловал мою сестру, чистую, невинную девушку. Могу тебя уверить, для этого требуется смелость.

Мы немедленно пошли к съемочной площадке, где шла подготовка к финальной сцене. Левис минут на десять оставил меня, чтобы привести себя в порядок. Я наблюдала. Хотя техники все прекрасно подготовили, Билл сыпал ругательствами и оскорблениями. И дурак понял бы, что он полностью потерял контроль над собой. Голливуд погубил его, во всяком случае, Голливуд и алкоголь. Столы для коктейля стояли рядом с площадкой, и некоторые жаждущие уже кончали первые порции. Всего в этой фальшивой деревне вокруг камеры столпилось человек сто.

— Майлса крупным планом! — кричал Билл. — Где он?

Левис спокойно шел к нему, с винчестером в руке и с тем отрешенным взглядом, который появлялся у него, когда кто-нибудь или что-нибудь выводило его из себя. Билл наклонился, приник к камере и громко выругался:

— Отвратительно, все отвратительно. Левис, подними ружье к плечу, к плечу… целься в меня… я хочу видеть выражение ярости, ты понимаешь, ярости. Ради Бога, сбрось этот идиотский вид, ведь ты собираешься убить мерзавца, который изнасиловал твою сестру… Так, хорошо… очень хорошо… ты нажимаешь курок… ты…

Я не видела лица Левиса, он стоял ко мне спиной. Раздался выстрел, Билл прижал руки к животу. Кровь появилась между пальцами. Билл упал. На мгновение все застыли, потом бросились к нему. Левис глупо уставился на ружье, я отвернулась и прислонилась к одной из фальшивых, пахнувших пылью стен: мне стало нехорошо.

Лейтенант Пирсон из полиции являл собой саму вежливость, не вызывала сомнений и его логика. Кто-то заменил холостые патроны настоящими, очевидно, это дело рук одного из, быть может, тысячи людей, которые ненавидели Билла Макклея. Но уж точно не Левис, который едва знал его и казался достаточно разумным, чтобы не убивать Билла в присутствии сотни людей. Все искренне жалели Левиса, и его молчание, его мрачность отнесли за счет эмоционального шока: не так уж забавно быть орудием преступления. Мы покинули полицейский участок около десяти вместе с несколькими свидетелями, и кто-то предложил восполнить то, что мы не выпили. Я отказалась, Левис тоже. По дороге домой мы не произнесли ни слова. Я настолько вымоталась, что даже не злилась.

— Я все слышал, — объяснил Левис, стоя перед крыльцом. Я не ответила. Я пожала плечами, приняла три таблетки снотворного и пошла спать.