Майкл Гилберт - Занятие не для дилетантов

— Видишь ли, до тех пор, пока мне не исполнилось шестнадцать, меня били чаще, чем других. Мне никогда ничего не давали, никогда. А потом, после шестнадцати, я стал всем нужен — мужчинам, женщинам, — всем, но при условии, что… э… что…

Этот жеманный убийца перешел все границы. Я прервала его:

— Да, я понимаю.

— Никогда ничего, понимаешь. Ничего просто так. До тебя. Я все думал, когда лежал в постели наверху, что ты захочешь… ну… однажды… — он покраснел. Полагаю, я тоже. Меня трясло.

— Когда я понял, что ты все делаешь из одной только доброты, я полюбил тебя. Так-то вот. Я знаю, ты думаешь, я слишком молод, ты предпочитаешь Пауля Бретта, и я тебя не интересую, но я могу защищать тебя. Вот и все.

ТАК-ТО ВОТ. Как он сказал. ТАК-ТО ВОТ, ТАК-ТО ВОТ. Я оказалась в гнезде шершней. Я ничего не могу поделать. Я пропала. На дороге, в канаве я подобрала сумасшедшего, убийцу, жертву навязчивой идеи. Снова Пауль оказался прав. Пауль всегда прав.

— Ты мной недовольна? — мягко спросил Левис. Я даже не ответила. Можно ли быть «недовольной» тем, кто, чтобы доставить тебе удовольствие, убил трех человек? Его вопрос напоминал вопрос ребенка. Я думала или притворялась, что думаю, так как голова моя соображать отказывалась.

— Ты знаешь, Левис, что моя обязанность — передать тебя полиции?

— Если хочешь, — спокойно ответил он.

— Мне следует позвонить им немедленно, — слабым голосом добавила я. Он поставил телефон рядом со мной, и мы вместе лениво разглядывали его, словно сомневались, подключен ли он к сети. — Как ты это сделал? — спросила я.

— С Френком — я назначил ему свидание от твоего имени в мотеле, в комнате, заказанной по телефону. Я влез через окно. С Болтоном — я сразу понял его сущность. Притворился, что согласен. Мы тут же договорились о встрече в малоизвестном отеле. Он обалдел от счастья. С ключом, который он дал мне, я мог прийти и уйти, когда вздумаю. Никто меня не видел. С Лолой — я целую ночь откручивал гайки на передних колесах. Вот и все.

Я могла бы молча вышвырнуть Левиса вон. Но дикого льва не выпускают из клетки. Он продолжал бы издали следить за мной и убивать, как машина. Я могла бы заставить его покинуть город, но он подписал долгосрочный контракт, и, куда бы он ни отправился, его обязательно бы нашли. А передать его полиций я не могла. И никогда не смогу передать кого-либо в полицию. Я попала в западню.

— Ты знаешь, никто не страдал, — успокоил меня Левис. — Все произошло очень быстро.

— Какое счастье! Ты вполне мог бы зарезать их перочинным ножиком, — с горечью съязвила я.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — с нежностью в голосе произнес Левис. Он взял меня за руку. На мгновение, не осознавая, я ему это позволила. Но потом вспомнила, что эта теплая, тонкая рука, держащая мою, убила трех человек, и с изумлением отметила, что меня это уже не ужасает. Тем не менее руку я решительно убрала.

— Тот парень, вчера, ведь ты хотел убить его, не так ли?

— Да, глупо все вышло. К сожалению, я принял ЛСД и не сознавал, что творю.

— Но, не учитывая этого… Левис, ты понимаешь, что ты наделал?

Он смотрел на меня. А я вглядывалась в зеленые глаза, в совершенную линию рта, черные волосы, гладкую кожу: я искала проблеск понимания или отпечаток садизма, но не нашла ничего. Ничего, кроме беспредельной ко мне нежности. Он смотрел на меня, как смотрят на закапризничавшего ни с того ни с сего ребенка. Клянусь, в глазах Левиса я видела снисхождение ко мне. Это последняя капля переполнила чашу терпения: я расплакалась. Левис обнял меня, гладил мои волосы, и я его не остановила.

— Между нами говоря, — шептал он, — с прошлой ночи мы оба много плакали.

Естественно, у меня начался приступ печеночной колики. Если возникает серьезная проблема, у меня обязательно появляются резкие боли в правом подреберье. Приступ продолжался два дня, что дало мне возможность сорок восемь часов ни о чем не думать. Я выкарабкалась из болезни печальная, но решившая все оставить на своих местах. Может показаться, что два дня тошноты слишком малая цена за три трупа, но критиковать меня могут только те, кто не знает, что такое печеночная колика. Когда я наконец встала, ноги мои подгибались, не желая слушаться, для себя я уже все решила. Убийства, совершенные Левисом, теперь представлялись мне не столь уж и важными. Кроме того, бедняжка провел два дня около моей постели, вооруженный компрессами, тазиками, настоем ромашки и встревоженный до смерти, а я не могла укусить руку, которая кормила меня.

Тем не менее, с Левисом предстояло разобраться. И как только я смогла проглотить бифштекс и сделать глоток виски, я пригласила Левиса в гостиную и предъявила ему ультиматум:

1. Он обязуется никого не убивать без моего разрешения (конечно, я не собиралась давать его, но подумала, что разумно оставить ему хотя бы надежду).

2. Он перестает употреблять кусочки сахара с ЛСД.

3. Он начинает подыскивать жилье.

Насчет третьего пункта я чувствовала себя менее уверенно, однако Левис со всем согласился, с серьезным выражением лица, без тени улыбки.

После этого я осторожно расспросила Левиса, желая определить, какой эффект произвели на него три убийства? Не садист ли он? Он немного успокоил меня, не совсем, конечно, но успокоил: убийства не произвели на него никакого впечатления. Не было печали — это очевидно, так как никого из них он не знал, но не было и удовлетворенности. Никаких эмоций. Ко всему прочему, его не терзали ни угрызения совести, ни ночные кошмары, короче, моральных устоев у него не обнаруживалось. Тут, по ассоциации, я начала задумываться, что же стало с моими устоями.

Пока я болела, Пауль Бретт приезжал дважды, но я отказывалась видеть его. Редко человек бывает так непригляден, как при печеночной колике. Оскорбляла сама мысль о том, что любовник увидит меня с желтой кожей, с грязными волосами и опухшими глазами. С другой стороны, присутствие Левиса совершенно меня не беспокоило. Вероятно, из-за отсутствия секса в наших отношениях. И, потом, его признание в любви в то знаменательное утро трактовалось однозначно: будь я вся покрыта язвами, он бы этого не заметил. Как женщина, я не могла сказать, хорошо это или плохо. Все это я и попыталась объяснить Паулю, когда после моего возвращения на работу он начал упрекать меня:

— Ты позволила Левису заботиться о себе, а меня не захотела даже видеть.

— Я была такая страшная. Если б я пустила тебя в дом, ты бы испугался и потом ни разу больше не взглянул бы на меня.

— Это забавно. Знаешь, мне потребовалось много времени, чтобы поверить, что между вами ничего не было, но теперь я уверен. Но скажи мне, с кем он спит?

Мне пришлось признать, что я не имею ни малейшего понятия. Раньше я думала, что он провел две-три ночи в объятиях какой-либо молоденькой звездочки, но это оказались именно те ночи, когда он занимался Болтоном или кем-то еще. И все же Глория Нэш — после смерти Лолы звезда номер один — обратила на него внимание и даже прислала ему приглашение на вечер, куда ей пришлось пригласить и меня. Не забыла Глория и Пауля.