Майкл Гилберт - Занятие не для дилетантов

— Честно говоря, я думаю, что он очень любит меня и никогда не причинит мне вреда.

— Во всяком случае, он скоро станет звездой, и ты избавишься от него. Грант говорил мне. В следующем фильме ставку сделают на него. К тому же он талантлив. Дороти, когда же ты выйдешь за меня замуж?

— Скоро, — ответила я, — очень скоро.

Наклонившись, я легонько поцеловала Пауля в губы. Он вздохнул. Я оставила Пауля на террасе и пошла в дом взглянуть на будущую суперзвезду. Левис распластался на полу на моем мексиканском ковре, голова его покоилась на руках. Я пошла на кухню, сварила кофе и наполнила чашку для Левиса, одновременно репетируя про себя речь о вреде наркотиков. Потом вернулась в гостиную, присела рядом с Левисом, похлопала по плечу. Бесполезно.

— Левис, выпей кофе! — Он не пошевелился. Я тряхнула его, но, возможно, в тот момент он сражался с тучей китайских драконов и многоцветных змеев. Меня это рассердило, но я тут же вспомнила, как он защищал меня часом раньше, а это любую женщину делает более снисходительной.

— Левис, дорогой мой, — промурлыкала я.

Он перевернулся и бросился мне в объятия, сотрясаясь от неистовых рыданий, которые почти задушили его и испугали меня. Спрятал голову у меня на плече, кофе расплескался по ковру, а я, тронутая и испуганная одновременно, слушала сбивчивые признания, слетавшие с его губ и тонувшие в моих волосах:

— Я мог бы убить его… о… Я должен был… еще секунда… еще одна секунда… Сказать такое… тебе… О, он был у меня в руках… да, был…

— Но, послушай, Левис, нельзя же так драться с людьми, это неразумно.

— Свинья… он просто свинья… глаза зверя. У них у всех звериные глаза… у всех… ты не понимаешь… они разъединят нас, они доберутся и до тебя тоже… до тебя, до тебя, Дороти.

Я гладила его волосы, целовала виски. Я успокаивала ребенка, расстроенного ребенка.

— Ну успокойся, — бормотала я. — Пойми, ведь это же пустяк.

От сидения на корточках с навалившимся на плечо Левисом у меня начало сводить икры, и я сказала себе, что подобные сцены не для женщины моего возраста. Чтобы вернуть Левису уверенность и вкус к жизни, нужна молодая невинная девушка. Я ведь хорошо знала, какой может быть жизнь, знала очень хорошо. Наконец Левис немного успокоился. Я осторожно высвободилась, уложила его на ковер. Потом укрыла шерстяным пледом и, измученная, пошла наверх, спать.

Среди ночи я проснулась, дрожа от страшной мысли. Почти час я сидела в темноте, как сова, собирая вместе обрывки воспоминаний. Затем, все еще дрожа, спустилась вниз, на кухню, сварила кофе и, подумав, плеснула в чашку коньяка. Занималась заря. Я вышла на террасу, посмотрела на восток, где тянулась длинная, бледная, но уже синеющая полоса, на «роллс», снова атакованный сорняками (конец недели — пятница), на любимое кресло Левиса, на свои руки, вцепившиеся в перила. Я все еще дрожала. Не имею понятия, сколько простояла я на террасе, вот так, держась за перила. Время от времени пыталась сесть в кресло, но та же страшная мысль тут же поднимала меня на ноги, как марионетку. Я не смогла даже зажечь сигарету.

В восемь часов жалюзи в окне Левиса стукнулись о стену над моей головой, и я вздрогнула. Услышала, как Левис спустился вниз, насвистывая, зажег газ. Казалось, ЛСД уже выветрился. Глубоко вдохнув утреннего воздуха, я вошла в кухню. Девис удивился, увидев меня, а я, застыв, секунду разглядывала его: такой молодой, красивый, благородный.

— Извини за вчерашний вечер, — быстро ввернул он. — Я больше никогда не притронусь к этой гадости.

— Вот что, — сурово начала я и наконец села на стул. Возможность с кем-то поговорить, пусть даже с ним, странным образом успокоила меня. Левис внимательно наблюдал за кофейником, но что-то в моем голосе заставило его посмотреть на меня.

— Что случилось? — В халате, с удивленно поднятыми бровями, он казался таким невинным, что у меня зародились сомнения. Лоскутки совпадений, косвенных улик, замечаний, которые ночью я соединила вместе, снова рассыпались.

— Левис… Ведь не ты уже убил их, правда?

— Кого?

Вопрос обескуражил меня. Я не решилась поднять на него глаза.

— Их всех: Френка, Лолу, Болтона.

— Я убил.

Я застонала и откинулась на спинку стула. Левис же продолжал в размеренном тоне:

— Но тебе не надо беспокоиться. Улик нет. Они больше не будут досаждать нам, — при этом он добавил в кофейник немного воды, и тут я наконец взглянула на него:

— Но, Левис… ты что, сумасшедший? Ты не можешь убивать всех подряд, этого же нельзя делать. — Последняя фраза показалась мне слишком наивной, но его признание столь ошарашило, что я не могла найти правильных слов. А кроме того, в стрессовых ситуациях мне на ум приходят лишь фразы из лексикона монастырей и учебников хорошего тона, сама не знаю, почему.

— Если бы ты знала, как много вещей нельзя делать, но тем не менее люди их делают… предают, подкупают, позорят, бросают близких…

— Но ты не должен их убивать, — твердо заявила я. Левис пожал плечами. Я ожидала трагической сцены, и этот спокойный разговор беспокоил меня. Тут Левис повернулся ко мне:

— Как ты узнала?

— Я думала об этом. Думала всю ночь.

— Ты, должно быть, мертвая от усталости. Хочешь кофе?

— Нет. Я — я не мертвая, — ответила я с горечью, — Левис… что ты собираешься делать?

— Ничего. Это же самоубийство, преступление на почве секса и автомобильная катастрофа. Все прекрасно.

— А я, — взорвалась я, — а я? Могу я продолжать жить с убийцей? Могу я позволить тебе вот так, от скуки, убивать людей и никак не воспрепятствовать этому?

— От скуки? Но, Дороти, я убил только тех, кто обидел и продолжал обижать тебя. При чем тут скука?

— Что с тобой? Разве ты мой телохранитель? Я просила тебя об этом?

Он наконец поставил кофейник.

— Нет, но я люблю тебя.

Тут моя голова начала кружиться, я соскользнула со стула и первый раз в жизни, наверное, сказалась бессонная ночь, упала в обморок.

Я очнулась на софе и увидела Левиса, явно испуганного. Мы молча посмотрели друг на друга, потом он протянул мне бутылку шотландского. Глядя ему прямо в глаза, я сделала глоток, потом другой. Сердце вошло в нормальный ритм. И мгновенно меня охватила ярость:

— А, ты меня любишь? Правда? Поэтому ты убил беднягу Френка? И Лолу? Почему же ты не убил Пауля? В конце концов, разве не он мой любовник?

— Потому что он любит тебя. Но, если он попытается покинуть тебя или обидеть, я убью и его.

— Бог мой, ты сумасшедший! — воскликнула я. — А раньше ты убил много народу?

— Нет, я не убивал, пока не познакомился с тобой, — ответил он. — Никогда. Не было причины. Я никого не любил.

Он вскочил и, потирая подбородок, зашагал по комнате. Казалось, я видела кошмарный сон.