Майкл Гилберт - Занятие не для дилетантов

Я думаю, прозвище [8] От английского глагола howl (хаул) — истошно вопить, кричать. свое он получил из-за привычки размахивать руками и истошно вопить, если что-то делалось не по его. Хаулер — крупный мужчина, с быстро растущим животом, красной физиономией под шапкой жестких вьющихся черных волос. Выглядит он, как многоуважаемый сенатор от какой-нибудь Северной Дакоты. Но у него большое, в двадцать карат, сердце, каким может похвастать едва ли кто из политиканов.

Меня зовут Уэнтли Ди. Си. Морз, но почему-то все называют Бад [9] Малыш, дружище. . Особенно я нравлюсь женщинам с неутоленным материнским инстинктом, возможно, благодаря милой круглой мордашке и чисто вымытой шее. И я не из тех, кто не пользуется преимуществами, дарованными природой.

Определяя меня на работу, Хаулер рассчитывал, что я буду играть на рояле в те недолгие минуты, когда оркестр пожелает передохнуть. Он предложил мне крышу над головой, питание и пятьдесят долларов в неделю. Я ухватился за это предложение с таким жаром, что едва не откусил его руку. На рояле я играл с тех пор, как смог без посторонней помощи вскарабкаться на стул. У меня выработался собственный стиль, который, правда, не получал одобрения на многочисленных прослушиваниях. Я, конечно, мог играть обеими руками, как любой другой пианист, но моя правая все время хотела сыграть что-то свое, а я никогда ее не сдерживал. Сказывалась моя любовь к импровизации. Не всем это нравилось, поэтому до встречи с Хаулером я и перебивался хлебными крошками.

В первый вечер я отыграл час. На лицах некоторых дам появилось удивленное выражение, а какая-то старушка едва не подавилась сельдереем, когда я несколько фривольно обошелся с одной из мелодий Гершвина. Когда же молодежь попыталась потанцевать под мою музыку, я начал менять ритм, так что им не осталось ничего иного, как покинуть танцплощадку, бросая на меня взгляды-молнии. Я не люблю, когда кто-то танцует под мою музыку. Глупо, конечно, но так уж я устроен.

Работа в «Пяти Соснах» пришлась мне по вкусу, но с Хаулером мы виделись только мельком. Через неделю у меня уже появились поклонницы. Хаулер как-то прослушал одну из моих импровизаций и заказал «юпитеры», чтобы я играл, как на сцене. Спустя еще неделю первые упоминания о моем таланте проникли в местные газетенки.

Потом я начал замечать некоторые перемены. Первым делом обратил внимание, что щеки Хаулера, до того круглые и румяные, обвисли двумя мешками. Однажды я зашел на кухню и услышал, как он вопит. Размахивая при этом руками. Повар, его помощники, посудомойщик стояли с широко раскрытыми глазами. Похоже, ждали, когда же он взорвется. Посмотрел на него и я. Цирк, да и только, причем бесплатный.

— Почему, ну почему, — верещал Хаулер, — я только занялся этим делом? Чокнутый я, что ли? Или у меня разжижение мозгов?

Он набрал полную грудь воздуха, чтобы разразиться следующей тирадой, но я опередил его.

— Что-нибудь случилось, Хаулер? Кто-то нашел дробину в икре?

Он круто повернулся.

— А, привет, Бад, — и вышел из кухни.

Я посмотрел на повара и пожал плечами. И тот пожал плечами и глянул на посудомойщика. Последний ухмыльнулся и пожал плечами, скосив глаза в мою сторону. А я прошел через кухню в мою комнату.

На следующий вечер случилась драка. Продолжалась она недолго, но изрядно подпортила репутацию нашего заведения. Коктейль-холл у нас справа от входа. Ресторан и танцплощадка — слева. В одиннадцать вечера, как всегда, пустых столиков практически не осталось. Хаулер куда-то отлучился. В ресторане играл оркестр, а я, дожидаясь своей очереди, сидел в коктейль-холле.

У стойки бара громко заспорили два гражданина в черных костюмах. Один — высокий, второй — коротышка, с одинаковыми напомаженными темными волосами и в аляповатых галстуках. Прежде чем кто-либо успел шевельнуться, высокий схватил коротышку за шиворот и поволок через коктейль-холл к входу в ресторан. А там как следует врезал ему по физиономии.

Коротышка взлетел в воздух и приземлился на столики, за которыми сидели наши гости. Два из них перевернулись. Один — вместе с наполовину съеденным обедом. За ним сидело четверо. Высокий незнакомец торопливо ушел, мы не успели его остановить. Коротышка встал и потер подбородок. Стряхнул с костюма остатки капустного салата и тоже удалился, отказавшись назвать свои имя и фамилию. Следом за ним ресторан и коктейль-холл покинули человек сорок — все с каменными лицами.

Я наблюдал, как гардеробщица выдает им пальто и шляпы, когда ко мне подошел Хаулер и спросил, в чем, собственно, дело.

— Пара наших сограждан устроила кулачный бой. Один, побольше ростом, крепко врезал второму, поменьше. Тот грохнулся на обеденный столик, с которого не успели убрать омаров, бифштекс и ростбиф. Эти люди полагали, что шли в ресторан, а не на стадион, поэтому они решили откланяться.

Хаулер развернул меня к себе. Лицо его побагровело.

— Идиот! Почему ты не задержал их?

— Я? Я играю на рояле. Кроме того, высокий удрал слишком быстро. А зачем задерживать маленького? За неудачный выбор соперника?

Он тут же отошел, но по его спине я понял, что мой приятель чертовски взбешен. Тут оркестр объявил перерыв, и я поспешил к инструменту. В тот вечер я играл не так хорошо, как обычно, потому что мои мысли были заняты другим. И полчаса спустя отправился на поиски Хаулера. Нашел я его наверху, по-прежнему в бешенстве.

— Я — друг или просто один из работников Великого Брауни?

Он словно очнулся. Схватил меня за руку.

— Разумеется, друг. А что?

— Пошли, — я не произнес ни слова, пока не вывел его на автомобильную стоянку. Нашел колымагу поудобнее. Мы забрались на переднее сиденье, закурили, после чего я продолжил. — Слушай, приятель, я вижу, тебя что-то гложет. Ты ведешь себя не так, как прежде, и плохо выглядишь. В чем дело?

Он насупился, как я понял, раздумывая, сказать мне или нет. Наконец вздохнул.

— Вымогательство, Бад. Бич нашего бизнеса. Как только все у тебя идет на лад, находятся умники, полагающие, что ты можешь и заплатить, лишь бы избежать лишних хлопот.

— Сколько они просят?

— Тысячу в месяц.

— Ты платишь?

— Пока еще нет. Сегодняшняя драка — предупреждение. Если я буду упорствовать, они выкинут что-нибудь еще, а в итоге мой клуб останется без посетителей. А может, его закроет полиция. В этом округе порядки строгие.

— Ты можешь заплатить?

— Пожалуй что да. Пока народ к нам идет, никаких проблем, а вот если начнется спад, тогда будет туго. Видишь ли, я не могу внести эти деньги в графу деловых расходов. Расписки-то они мне не дадут. Так что придется платить из прибыли, после вычета налогов.

— Ты обращался в полицию?